Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

том, что я увидел возможность комбинации… (Подходит к стене, достает фотографии, прикладывает их к стене.) Итак, Степанов. Графиня, директор газеты. Депутат бундестага Реггер. Министерство культуры, семьи и здравоохранения. Понимаете мою мысль?

СОТРУДНИК. Не совсем…

ДОРН. Поясняю: русское проникновение в высшие этажи власти; их влияние через депутата бундестага Реггера на федеральное правительство, поскольку отлажен постоянный контакт с заместителем министра… Любопытно, не так ли? Над такой схемой стоит поработать, стоит – до поры – помочь Степанову укрепить этот контакт, не находите? Нет? Да! По глазам вижу – вы за! Спасибо, мне приятна поддержка молодых коллег.

СОТРУДНИК. Но я не вижу в конструкции будущей операции Фрица Форста, господин Дорн…

ДОРН. О Форсте не беспокойтесь… Позаботьтесь лучше о моей встрече с прокурором Кросом. Благодарю вас, вы свободны.

Спускается на просцениум в бюро Вальтера, где идет телевизионная слежка и прослушивание.

(Вальтеру.) Начинайте работать со Степановым вплотную. Прослушивание и наблюдение по всем параметрам. Тотально.

На всех экранах слежения возникает лицо Степанова. ДОРН с любопытством разглядывает его.

Он рыжий?

ВАЛЬТЕР. Блондин.

ДОРН. Какие сигареты курит?

ВАЛЬТЕР. «Честерфилд».

ДОРН. Сколько пачек в день?

ВАЛЬТЕР. Пока не установлено.

ДОРН. Установите, это тоже интересно – в нашем деле мелочей нет… (Поднимается, идет из просцениума в свой кабинет.)

Кабинет ДОРНА.

Сейчас здесь ДОРН и прокурор КРОС.

КРОС. Он переступает черту закона?

ДОРН. Пока – нет, господин прокурор Крос.

КРОС. А как же тогда я обращусь в МИД с протестом? С чем они вызовут пресс-атташе советского посольства? Или самого Степанова? С чем?

ДОРН. С чем-нибудь да вызовут.

КРОС. С чем-нибудь?! Мы живем в демократической стране, и журналист – в пределах закона – волен заниматься тем, чем ему хочется. Это ведь сенсация – поиск похищенного… Кстати, о Форсте… Господин Степанов платит ему?

ДОРН. Этого установить не удалось. Часть тех счетов за копировку документов в архивах, куда его сейчас допустили, оплатила графиня Дедхоф.

КРОС. Почему?

ДОРН. Если Форст действительно сможет что-либо отыскать, тогда публикация сенсационных документов из архива рейхсляйтера Альфреда Розенберга даст еще большую популярность ее газете. Видимо, только так можно объяснить этот ее шаг.

КРОС. А нет ли у нее каких-либо экономических интересов в России?

ДОРН. Хм… Я изучу такого рода возможность.

КРОС. Что еще?

ДОРН. Я считал совершенно достаточным факт доказанной связи Форста и Степанова, чтобы просить вас дать санкцию на их разработку – прослушивание телефонов, постоянное наблюдение, сбор компрометации.

КРОС. Я пока что не вижу ничего предосудительного в их совместной работе.

ДОРН. Тогда мой дальнейший доклад бесцелен.

КРОС. Экий вы женственный и ранимый… Возрастное? Или все невидимки страдают комплексом ущербности?

ДОРН. Видимо. Только никто из нас не страдает бестактностью, которая есть первый признак шизофрении.

КРОС. Полагаете меня шизофреником?

ДОРН. Да что вы?! Разве бы я стал говорить с ненормальным?

КРОС. Стали бы. В свое время вы не просто говорили с психом, вы одухотворенно выполняли приказы параноика, восторгались им, превозносили до небес великого фюрера немецкой нации…

ДОРН. Стоит ли корить меня ошибками юности?

КРОС. Это так, заметка на полях, к слову пришлось… Больше ничего интересного?

ДОРН (закаменев). Догадки, господин Крос, одни догадки… Прокуратура ими, видимо, не интересуется?

КРОС. Да, что касается догадок, то это не по моей части. Звоните, если появится что-либо существенное.

ДОРН провожает КРОСА к выходу, возвращается, нажимает кнопку селектора. Луч прожектора высвечивает ВАЛЬТЕРА и НЕКТО, сидящих у аппарата прослушивания.

ДОРН. Что-нибудь новое, Вальтер?

ВАЛЬТЕР (его голос усилен микрофоном). Я пишу разговор русского с Форстом, очень любопытная беседа.

ДОРН. Иду…

Бюро СТЕПАНОВА. Сейчас здесь СУПРУГИ ФОРСТ и СТЕПАНОВ. ФОРСТ меняет в диапозитиве архивные документы.

ФРАУ ФОРСТ. После вашей статьи работать стало легче, как никогда… Поддержка графини, запрос в бундестаге! Смотрите, какие нам открыли архивы! Уму непостижимо! За три дня мы просмотрели пятнадцать фондов!

ФОРСТ. Смотрите – вот невероятный документ! Я поражаюсь, как мне его дали! Штаб-квартира рейхсминистра Розенберга, строго секретно! Транспорты с картинами и иконами из русских музеев и храмов, подлежащие вечному хранению в рейхе. Опись номер семь, девять тысяч триста двенадцать картин и икон. Живопись русских художников, вывезенная из музеев Смоленска, Харькова и Вильнюса. Васнецов, Репин, Айвазовский, Левитан, Суриков… Смотрите, как все классифицировано… Картина номер тысяча девятьсот три, Куинджи… Полтора метра на восемьдесят один сантиметр. Масло. Ночной пейзаж с тремя деревьями на переднем плане, вдали высвеченный светом погост… Что такое «погост»? Очень поэтическое слово. Что-то вроде ярмарки?

СТЕПАНОВ. Почти… Это кладбище… Слушайте, но по такому тщательному описанию можно сразу же найти похищенное…

ФРАУ ФОРСТ. Ни в одном из музеев Европы этих картин нет…

СТЕПАНОВ. А где они?

ФОРСТ. Изучению этого вопроса я и посвятил жизнь…

ФРАУ ФОРСТ. Фрицу удалось узнать, что офицер, который составлял эти списки – Адельберт Форетц – сейчас живет в Эрлангене, под Нюрнбергом, он профессор теологии в отставке… Вот его подпись, видите?

СТЕПАНОВ. Сколько же ему лет?

ФОРСТ. 82 года 3 месяца 2 дня…

СТЕПАНОВ. Мумия!

ФРАУ ФОРСТ. Но зато прекрасно сохранившаяся мумия…

СТЕПАНОВ. А здесь чья подпись? Тоже Форетц?

ФОРСТ. Нет, это Фриц Штаубе. Офицер СС. После войны исчез, как в воду канул. Второй – Бунвехавен… Купил замок Голомберг во Франконии у бывшего посла Германии Форетца, дяди, кстати, вышеупомянутого Адельберта… А замок этот не простой… Гитлеровский рейхсминистр Розенберг свозил туда большую часть награбленных в России картин и икон. А потом все это исчезло. Бесследно. В архивах, которые мы сейчас открыли, эта проблематика словно обрезана. Создается впечатление, что Розенберг только вывозил краденое из России, а кто-то другой распоряжался судьбой этих ценностей… (Переключает фото в проекционном аппарате.) Вот он, Бунвехавен, правда очень плохой портрет, времен войны…

Замок Голомберг.

Входит СТЕПАНОВ, его сопровождает мужчина: это старый эсэсовец ПОЛЬ, служащий БУНВЕХАВЕНА; этих людей, как и ДОРНА, мы видели в прологе пьесы в апреле 1945 года.

ПОЛЬ. Я с трудом разбираю ваш канадский акцент. Я имел дела с американцами; начиная с сорок пятого их бригада стоит у нас в Ансбахе. Хорошие ребята… Так что я не до конца понял: какой у вас интерес к моему музею?

СТЕПАНОВ. Меня интересует не только музей, меня интересует весь ваш замок, господин Бунвехавен. В туристском проспекте написано, что вы купили земли и замок у бывшего посла Германии в Китае господина Форетца – вместе с музеем восточной живописи и зоопарком…

ПОЛЬ. Вы, случаем, не из пишущей братии?

СТЕПАНОВ. Не любите?

ПОЛЬ. Бесы. Как были, так и остались