Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович

– Надо же! – взмахнул руками Варяжский. – А я о таком чуде и не слыхивал.

Поставив на плоский валун электрический фонарь, дамы накрыли его белоснежной скатертью. Вскоре корзина с припасами опустела, и на импровизированном столе возникли посуда, приборы, бутылка «Кахетинского», тамазовский коньяк и лимонад. Аккуратные ломтики хлеба, намазанные сыром «Стильтон», два жареных цыпленка, круг итальянской колбасы салями, пирожки с кислой капустой и грибами, свежие овощи. К чаю достали конфеты. Извозчики тем временем, разложив нехитрую закуску, коротали время в освободившейся коляске.

– Прошу минуту внимания, – улыбнулся Ардашев. – Совсем скоро перед нами откроется двуглавый исполин. Мы проехали целых пять часов по крутым горным склонам, чтобы увидеть это удивительное творение природы. Однако все это время рядом с нами сияли три очаровательные красавицы. С их божественным благолепием не сравнится ни Эльбрус, ни Монблан, ни Эверест. – Он улыбнулся и прочел:

Что на земле прекрасней пирамид Природы, этих гордых снежных гор? Не переменит их надменный вид Ничто: ни слава царств, ни их позор; О ребра их дробятся темных туч Толпы, и молний обвивает луч Вершины скал; ничто не вредно им. Кто близ небес, тот не сражен земным.

А я, признаться, повержен. – Адвокат обвел взглядом женщин и остановился на супруге. – И потому, милые дамы, я поднимаю этот бокал за вас! – Польщенная вниманием, Вероника Альбертовна зарделась, словно юная курсистка перед бравым драгуном.

– Ах, Клим Пантелеевич! – вздохнула Аделаида. – Ваши слова – и елей на душу, и бальзам на сердце!

– Вы просто Цицерон! – блеснула эрудицией Ангелина.

– Это действительно истинный шедевр элоквенции! – согласился Варяжский. – Пью до дна!

– Позвольте полюбопытствовать, а чьи это стихи? – осведомился доктор.

– Лермонтов, конечно же, Лермонтов. А кто еще мог так проникновенно говорить о Кавказе, как не этот бесстрашный поручик?

– Да, пожалуй, никто, – согласился Нижегородцев.

Неожиданно послышалась металлическая мелодия оперетты Кальмана. Ардашев вынул из жилетного кармашка золотой хронометр фабрики Мозера и щелчком открыл крышку. Стрелки показывали три часа пополуночи.

– Вот и рассвет наступает, – вымолвил он.

И действительно, небо, будто экран синематографа, стало светлеть. В синеющей дали возникли очертания древних гор. Их вершины, кажется, громоздились одна на другую, возносясь на горизонте величественным амфитеатром. Внезапно на темно-голубом, еще не осветленном с востока горизонте, появился закутанный в туманную вуаль исполин, который, словно сказочный богатырь, стал оживать. Его шапки уже начинали купаться в первых розовых лучах, наполнявших перламутром едва видимые на склонах озера. Все двадцать пять верст, отделявших смотровую площадку от Эльбруса, покрылись золотой дымкой. Чем выше поднималось солнце, тем ярче блестели переливы на склонах кавказского великана. Совсем скоро он выступил единой величественной массой. И до него, казалось, можно было дотянуться рукой.

Вдруг неожиданно где-то впереди, почти на самом облаке, поднимающемся из ущелья, возник радужный круг. В самом его центре возникли очертания шести человеческих силуэтов. Призраки, по виду мужчины и женщины, внимательно смотрели на курортников. Некоторые из них вскидывали в приветствии руки.

– Боже милостивый! – пролепетала одними губами Ангелина Нижегородцева и крепче прижалась к мужу.

Аделаида Варяжская в страхе закрыла лицо руками, а ее муж будто врос ногами в землю и онемел.

– Внимание, милостивые государыни и государи! – тоном опереточного конферансье объявил Ардашев. – Вы являетесь свидетелями довольно редкого Брокского явления, которое только здесь и можно наблюдать. На облаке, как в зеркале, отражаются наши собственные тени, в точности повторяющие все телодвижения. Вы можете сами в этом убедиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Мог бы и раньше меня предупредить, – обиженно прошептала Вероника Альбертовна. – А то ведь так можно и в обморок упасть!

– Прости, – шепнул благоверный. – Боюсь тогда был бы совсем не тот эффект.

– Надеюсь, друзья, что когда-нибудь наши потомки сумеют заснять эту красоту на цветную синематографическую пленку, – оживился Нижегородцев. – Кстати, я слышал, что отсюда можно попасть в аул Хассаут. Недалеко от него бьет источник теплого нарзана. Правда, по дебету и содержанию углекислоты он далеко уступает кисловодскому собрату. Ну что? Поедем посмотрим?

– Никак нельзя барин, – отозвался бородатый кучер в синем картузе, и в великоватом, явно с чужого плеча, пальто. – Добраться туда можно, но только пешим или верхом. Тропа уж больно узкая.

– Тогда и думать нечего: поедем назад тем же путем, – заключил доктор.

Обратные сборы были недолгими. Да и дорога днем показалась короче. Когда до Кисловодска оставалось не более трех верст, впереди показался всадник. Он то и дело пришпоривал коня и, сойдя с дороги, летел по полю наперерез экипажам.

– Да никак это Стильванский! – воскликнул Нижегородцев.

И в самом деле, когда верховой приблизился, присяжный поверенный узнал в нем заведующего отделением Хлудовской больницы.

– Что стряслось, Куприян Савельевич? – остановив фиакр, вопросил адвокат.

– Карта, – спрыгивая с взмыленной лошади, ответил врач. – Сумасшедший нарисовал новую карту.

– Даму?

– Ее самую. – Доктор вытер белоснежным платком пот с лица, и, подойдя почти вплотную к Ардашеву, добавил: – Червовую…

21. Adieu, mon cher!

Сашка Лещ высматривал столичного «доктора азартных игр» уже второй день. Задачу, поставленную ему Дядей Прошей, на первый взгляд, не так уж и трудно было бы выполнить, если бы не одно «но»… если бы жертвой не был выбран именно Синий кирасир. «Этот столичный господин – хитрая бестия, – размышлял беглый каторжник. – Просто так с ним не совладать. Коли он стольких босяков завалил, то аспид, видать, порядочный. И прежде чем аркан на него накинуть, надо хорошенько покумекать».

Времяпрепровождение «мастера» отличалось от поведения остальных курортников разве что поздним пробуждением. А так все одно и то же: завтрак где-нибудь в кондитерской у Финкейзера или в парке у Колодяжного; затем фланирование с дамой по Галицынскому проспекту, посещение ювелирных магазинов Мадатова и примерка модных шляпок у «M-me Florentyne». Обед, как правило, проходил в ресторане у Кручинина или Артези, откуда на извозчике парочка возвращалась в отель. Вечер протекал в «Мавритании» или в «Филантропическом обществе».

Со своей спутницей игрок почти не расставался, и это создавало для Елагина главную проблему. «Нет, можно было, конечно, взять на себя грех и загубить еще одну душу, – рассуждал палач, – любуясь соблазнительными формами привлекательной барыни, но только после того, как ею изрядно попользоваться. А иначе – никак нельзя. Уж больно хороша сдоба». От приторных мыслей он прикрыл глаза и непроизвольно зацокал языком, точно татарин, погоняющий щелчками вышколенных лошадей.

Но кроме этой думки имелось у него и еще одно соображеньице: «Хоть и считает меня Дядя Проша олухом царя небесного, а все же и я некоторое понимание выгоды имею, – улыбаясь собственным мыслям, хвалил себя Лещ. – У этого офицерика добра всякого, должно быть, полным-полно. Здесь он уже больше месяца торчит, и, стало быть, не один солидный кушик к рукам прибрал. А там, на ломберных столах, они чем только не банкуют: беленькие, радужные, серенькие, депозитки, ломбардные билеты… золото, ах! – вздохнул в сладком предвкушении Елагин. – Тысчонок бы десять заграбастать, или нет – лучше двадцать! Вот тогда бы бросил я этот городишко! «Вид» бы новый у жидов выправил, да и махнул бы туда, где обо мне ни сном ни духом. Так что надобно мне его дома застать. Оно, конечно, где-нибудь на улице финку всадить проще, чем в хате караулить. Да вот только денежки тогда не получишь. Да… только чую я, что просто так эта ракалия с ассигнациями не расстанется. А в таком разе без муки мученической никак не обойтись. Тут уж хочешь не хочешь, мил человек, а деваться-то некуда! Только надо придумать такую пытку, чтобы следов не оставить… – Он почесал за ухом и прищурился. – А что, ежели рот кляпом заткнуть и нос пережать? А может, прищепкой его защемить, и меж зубов кипяточку из чайничка влить, а? Или спицу каленую засунуть туда, куда никто не заглядывает? Нет, последнее не подойдет, уж больно пакостно. Лучше все же по-каторжному – наполнить мешочек песком и охаживать им по спинке, пока легкие сами не отпадут. Долго, правда, работать придется – минут десять-пятнадцать – зато тихо и следов не останется. Это потом, на второй день, выживший горемыка кровью плевать начинает. А у их благородия такой возможности не будет – тут же и преставится. И все шито-крыто. Ну а ежели кровь у него ртом пойдет, то тут моей вины нету. Откуда я мог знать, что их сиятельство чахоткой страдали? Так что вы, любезный Прокофий Нилыч, от притензиев ваших меня на сей раз увольте!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})