Рассмешить богов - Оксана Панкеева

– Это… – Кантор на миг запнулся, все еще потрясенный неожиданной встречей, и с трудом перевел дыхание. – Это мой отец.

– Только ничего не спрашивай, – поторопился предупредить отец, видя, что потомок жаждет засыпать вновь обретенного родителя вопросами – и сделает это, как только определится с очередностью.

– Хорошо, – быстро согласился непослушный сын и немедленно спросил: – Где ты?

– Я же просил ничего не спрашивать! Лучше объясни, что ТЫ здесь делаешь?

– Да, собственно, то же, что и ты, – пожал плечами Кантор.

– Немедленно уходи отсюда! Здесь опасно!

Нет, что это папочка себе вообразил? Что сыну до сих пор десять лет?

– Доктор велел за тобой присмотреть, и я не собираюсь куда-то уходить, бросив тебя одного! – упрямо возразил Кантор.

– Он скоро вернется, ничего со мной не случится за это время. А тебе нельзя здесь оставаться. Немедленно уходи.

Непререкаемый отцовский приказ, высказанный подобным тоном, да еще дважды, не вызвал у взрослого сына ничего, кроме раздражения. Да что, папенька в самом деле, не помнит, сколько лет прошло со времени его исчезновения? Или считает, что взрослого мужчину можно обратить в бегство простым повышением голоса?

– Папа, – недобро напомнил Кантор, – нечего мне тут распоряжения отдавать! Мне тридцать два года, и я вообще терпеть не могу, когда мной командуют!

– Тридцать один! – не отступил отец, тоже не страдающий особой мягкостью характера. – А тридцать два будет завтра!

– Мне приятно, что ты это помнишь, но один день тут ничего не решает.

– Хорошо, будем считать, что тебе тридцать два. Надеюсь, столь почтенный возраст не помешает тебе объяснить, почему ты здесь? Что с тобой случилось? И где твоя… материальная часть?

– Там, где и должна быть. В Кастель Агвилас.

Папа отчего-то был так шокирован этим известием, словно оно противоречило неким фундаментальным законам природы. Высказать свое изумление вслух он все же не успел, так как вернулся Доктор. Причем не вышел из стены, в которую ушел, а будто вырос из пола. И грязь, в которой Кантор увязал по колено, полностью игнорировала странные одежды почтенного мэтра. Он восстал из нее сухим и чистым.

– Порядок, – сообщил Доктор, подхватывая пациента за вторую руку. – Сейчас соберутся. Если повезет, и дядю Молари распинают.

– Спасибо.

Это было сказано не то что на полтона, а тонов на пять ниже. Кантор даже обиделся. Как с другими людьми – так папа и вежливым умеет быть, а сыном можно вот так нагло командовать!

– Пожалуйста, – тихо и умоляюще продолжил отец, – отошли его куда-нибудь отсюда! Подальше!

– Он тебе что, мешает? – удивленно приподнял брови Доктор.

– Я боюсь, что его снесет вместе с нами, если… если что…

– Да не бойся, не так все плохо. Вот скажи, – он обернулся к Кантору, – как ты видишь это место?

– Мрачное подземелье с трубами и дырой в стене, – неохотно ответил тот. – На полу по колено воды пополам с грязью.

– А течение есть?

– Какое течение, если грязь! – рассердился Кантор. – Что за бред!

– А вот в видении Макса тут воды по горло и сильное течение. И это течение несет его к тоннелю. Потому он и за всех остальных боится, никак до него не дойдет, что, кроме него, тут никто не умирает. Тебе вот кажется, что воды по колено, а я вижу всего лишь несколько неглубоких лужиц.

– Это все в любой момент может поменяться! – не смолчал упрямый папа. – Отошли его! Или выведи сам. Я и на тряпках удержусь.

К счастью, Доктора эти просьбы тронули так же мало, как Кантора – приказы.

– Я только что видел, как ты сам держался! Мне пришлось тоннель решеткой заложить, так ты и сквозь нее пытался просочиться! Он еще спорить с врачом будет! Закрой рот и держись за трубу. Кажется, опять понесло…

Действительно, утихшее было течение, столь упорно тянувшее несчастного родителя к тоннелю, вновь усилилось. Оно рвало свою добычу из рук спасителей, посягнувших на священное право смерти забирать всех, кого сочтет нужным. Трещали самодельные веревки, тряслась и прогибалась решетка на входе в тоннель, а труба, казалось, вот-вот вывернется из пола, как вырванное с корнями дерево. Через несколько минут Кантора посетила мысль, что он был несправедлив к отечественному правосудию, считая работу в каменоломне каторжной. Он мог бы даже поклясться, что там было легче. Однако когда Доктор заботливо поинтересовался, не слишком ли ему тяжело, гордо заявил, что ни капельки.

– Сопляк… – процедил сквозь зубы отец, цепляясь за спасительную трубу как дитя за мамину юбку. – Хвастун… Мистралийское воспитание, мать… Где эти родственники? Пора бы уже явиться!

Доктор тихо застонал в ответ, в отчаянии уставившись на что-то за спиной Кантора.

– Макс, ну кто тебя тянул за твой дурной язык! Вы что тут, всей ветвью собраться решили?

Папа выругался и еще тише, почти шепотом, произнес:

– А ведь Ресс говорил… Так я и знал… Три поколения…

Кантор выбрал момент, когда натиск немного ослаб, и оглянулся. К ним приближался еще один участник безумного спектакля, и, похоже, все, кроме Кантора, этого новенького прекрасно знали.

Возможно, он тоже принадлежал к странному сообществу людей Лабиринта, работой которых было отыскивать и выводить в мир живых всяческих потерпевших. Он ступал легко, не проваливаясь, точно как тогда, весной, Доктор по болоту. Шел легким, прогулочным шагом, сунув руки в карманы, всем своим видом излучая безмятежную мечтательность. И что окончательно потрясло Кантора – одежда пришельца при этом оставалась ослепительно белой. Белый костюм, какие носили в Ольгином мире (безукоризненно отутюженные брюки и легкий пиджак нараспашку из мягкой ткани), белоснежная рубашка, белые туфли и белая шляпа, лихо сдвинутая на затылок – все это каким-то образом ухитрялось передвигаться по жидкой грязи и не пачкаться.

– Дядя Байли! – горестно воззвал Доктор. – Ты-то откуда здесь?

«Дядя» подошел поближе, так, чтобы никому не требовалось оборачиваться для общения с ним, и все так же безмятежно объяснил:

– Наверное, из реанимации… Что-то меня все время в разные стороны тянет…

– Я же тебя предупреждал! Ну что у вас за порода такая!..

– Да брось ты, – небрежно махнул рукой новый персонаж и одарил тружеников ослепительной улыбкой. – Все равно мы когда-то должны умереть. Так что, всю оставшуюся жизнь трястись над остатками своего здоровья? И отказываться от всех мыслимых удовольствий, только чтобы продлить свое жалкое существование? Ха!

«Интересно, сколько ему лет? На вид не более тридцати, но он должен быть хоть немного старше Доктора…» – подумал Кантор, невольно залюбовавшись этим блистательным кавалером. Чем-то напоминал ему докторский дядюшка непутевого маэстро Эль Драко. Та же радостная, беззаботная легкость исходила от него, почти то же небрежное изящество сопровождало каждое движение, и, если присмотреться, можно было уловить некоторое внешнее сходство.