Столп. Артамон Матвеев - Владислав Бахревский

Совестно стало — жить бы да жить у тёплого жениного бока.

   — Зимой слаще! — сказал себе Савва, чувствуя озорство в биении сердца: простору радо, дороге.

У самого борта ухнуло. Брызги в лицо.

   — На белугу, что ли, наехали? — крикнул Савва кормщику.

   — Слава Богу, не на мель!

   — Хозяин, ужинать пора! — позвали работники.

   — Ушица?

   — Лосятина! — откликнулся кашевар. — Мы же заднюю ногу купили в Нижнем.

   — Ладно, — сказал Савва. — Отведаем.

И стоял, смотрел на Лысково, на почти домашние берега. Енафа с Малашеком тоже, должно быть, вечеряют.

11

Милые Саввины люди — сын да жена — рыбку удили на мельнице, возле плотины. День выдался золотой, вечер теплом ласкал. Рыба, разнежась, не спешила кормиться.

   — Батюшка-то небось мимо Лыскова проплывает, — сказал Малашек, меняя червя на муху.

   — Если в Нижнем управился с делами, так оно и есть, — согласилась Енафа. — Ну, кто из нас первым поймает?

   — Везучий.

   — Хитрец!

Малашек показал на храм, венчавший взгорье:

   — Матушка, а ведь лепый. Купола не ахти велики, но к небу так и тянутся. Люди нас хвалят.

   — Дядьям своим скажи спасибо.

Малашек кинул леску под стоящее колесо.

   — Матушка, а Господь Бог нас наградит за такой-то храм?

Слёзы так и брызнули из глаз Енафы.

   — За что нас награждать? Деньги на храм разбойные пошли.

   — Мы же себе могли взять...

   — Нет, — сказала Енафа, — не могли.

   — А помнишь, как мы с тобой лошадь в лесу бросили, с телегой, с добром?.. Как милостыней кормились?

   — Уж такая жизнь. Наплачешься и напляшешься... В те годы горе поверху плыло, вот мы его и хлебали.

   — Ты меня отпусти к деду ниву косить. Он обрадуется.

   — Отпущу, Малашек. На поплавок-то гляди! — и подсекла своего.

Малашек дёрнул удочку — пескаришка.

Енафа вытягивала рыбку не торопясь, с пониманием. Попался огромный голавль.

   — Ух ты! — изумился Малашек.

Енафа осторожно освободили рыбу от крючка.

   — Хозяин здешних омутов. Я его два раза ловила. Видишь, на губе-то рубцы? Ступай, паси своё стадо.

Опустила руку в воду, разжала пальцы. Голавль уплыл.

   — Матушка, — сказал Малашек, — а ведь лепо, что мы на белом свете живём!

   — Лепо! — засмеялась Енафа.

И сын увидел — мать-то у него красавица. В Мурашкине нет её краше.

Последнее

Остаётся рассказать о насельниках этой книги.

Анастасия Марковна, со своими детьми, с внуками, почти тридцать лет прожила в Окладниковой слободе города Мезени. Ссыльный князь Василий Васильевич Голицын помог челобитные написать, и с 1693 года семейство протопопа Аввакума, помилованное царём Петром, поселилось в Москве, в Елохове. Через год капитан Яков Тухачевский продал Анастасии Марковне дом на Шаболовке, в приходе Троицкой церкви. В оградке этой церкви в 1710 году и упокоилась вдова огнепалого Аввакума. От роду было ей восемьдесят шесть лет.

Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский тоже дожил до глубокой старости. Умер он 12 февраля 1689 года, и ему было под девяносто. При Иоанне и Петре управлял приказами Большой казны и Большого прихода. Всего князья Одоевские в годы правления царевны Софьи были судьями в восьми приказах.

Князь Иван Андреевич Хованский, великий воевода царя Алексея, хоть и привёл к власти Софью и царя Ивана, но уж больного горячо брал сторону стрельцов, кричал на бояр в Думе, за просьбишки надворной пехоты стоял крепко. Видя податливость власти, и народ воспрял. Челобитчики, мужичье да холопы, потекли в Кремль рекою. Думный дьяк Украинцев писал в те дни князю Василию Васильевичу Голицыну: «А мы все дни с утра и после обеда за челобитными сидим, и несть нам восклонения: всё государство обратилось в Верх с челобитьями».

Покуда стрельцы в Кремле кормились, а князь Хованский всё тараруйствовал, Голицын с Шакловитым собрали по городам сто тысяч дворянского ополчения. Хитрая Софья перевезла весь свой двор, царевен и братьев-царей в Троице-Сергиев монастырь, чтоб не стать заложниками «надворной пехоты»! Хованского и сына его заманили в ловушку, тотчас и головы долой. Чего успел Тараруй в год восстания и своего торжества, так это жениться на юной красавице, на Ирине Ивановне Михалковой.

Андрей Артамонович Матвеев в царствие Петра исполнял многие посольские службы, получил графство, дочерей нарожал. Блистательный полководец Пётр Александрович Румянцев-Задунайский приходится Артамону Сергеевичу правнуком.

Царица Марфа Матвеевна пережила своего мужа, великого государя Фёдора Алексеевича, на тридцать три года. При царе Петре имела свой дворец.

Другая царица, Прасковья Фёдоровна, супруга царя Иоанна Алексеевича, вдовствовала в Измайлове. От блаженного Ивана родились умные дочери-красавицы. Анна Иоанновна сначала стала герцогиней Курляндской, а много позже десять лет была императрицей России. Екатерина Иоанновна жила в Европе, носила титул герцогини Мекленбургской, а вот их сестрица Прасковья Иоанновна прокоротала век майоршей. Успела до замужества родить от красавца майора Дмитриева-Мамонова.

Жития царя Иоанна было тридцать лет.

Теперь скажем о самом царствии Алексея Михайловича, о кривой нашей памяти.

Очарованные царём с топором в руках, мы замкнули сами от себя допетровскую Россию амбарным замком. Прямо-таки стыдимся заглядывать в старый сарай. Чего рухлядь ворошить?

Не многие понимают: царствие Алексея Михайловича по величию своему, по новизне истинной — не петровской, не обезьяньей — превосходит все устремления средневековья, отечественные и европейские.

Самодержец Алексей Михайлович по природной русской простоте взялся устроить в своём царстве — Христово царство, то, что не от мира сего. Тут без Никона нельзя было обойтись.

Подвижник соловецкой, анзерской аскезы, Никон взялся освободить древние церковные обряды от плевел, самочинства, суеверных фантазий, неверно истолкованных преданий. Алексей Михайлович был с ним в согласии. Служить Богу не так, как служит премудрый Святой Восток, Святая земля — грех, отпадение от истины.

Добрые намерения обернулись бедой. Отправлять церковные службы иначе, нежели святые отцы, вымолившие Россию из Батыева плена, — большинство народа почитало за кощунство. Выходило, преподобный Сергий Радонежский, Нил Сорский, Кирилл Белозерский, подвижники киево-печорские, псково-печорские, соловецкие, новгородские, московские — неучёная деревенщина, знаменовались с изъяном.

Но как осудить за твёрдость в церковных реформах Алексея Михайловича и Никона? Они опору искали в авторитете вселенских патриархов. Да вот патриархи приезжали в Москву с единственной целью — получить богатую милостыню. Поддакнуть самодержцу — послужить своей казне. Само же дело исправления обрядов, обоснования истинности исправления было отдано зело премудрым лигаридам, а подлинное их имя — Чего Изволите?

Гарями заплатил русский народ за троеперстие. А можно и пострашнее сказать — духом своим.

Алексей Михайлович и Никон если не сломали, так надломили русский национальный характер — приготовили народ для петровских новин, для рабства в эпоху Екатерины Алексеевны и Николая Павловича.

А с другой стороны поглядеть — Россия первых Романовых угодна Господу Богу! Тут снова можно сказать — не знает история подобного.

Пережив Смуту, когда сама государственность была утрачена, Россия, без нашествия на другие народы, без чудовищных кровопролитий, обрела при Алексее Михайловиче не только огромные территории, но и судьбу величайшего государства, ответчицы за Правду на земле.

Не на петровских голландских кораблях, на русских кочах отряды в пятнадцать—двадцать человек за годы царствия Тишайшего открыли для России все большие и малые реки Сибири, Приморья, прошли все северные моря, привели под руку Москвы Чукотку, Камчатку, побережье Охотского моря, земли по Амуру. Имена северным морям дали много позже — для землепроходцев царей Михаила и Алексея Ледовитый океан был един, и знали они его как Святое море.

При Алексее Михайловиче свершилось и главное судьбоносное деяние. Три ипостаси православного народа: Россия, Малая Россия и Белая Россия — соединились и явили миру Образ Троицы Единосущной.

Жестокие испытания посылала жизнь Алексею Михайловичу: бунты, разинщину, войны, смерть сыновей... И всё-таки он счастливейший из русских самодержцев.

Недолго, но царствовал с любимым сыном Алексеем, угасшим шестнадцати лет от роду. Царём стал его третий сын Фёдор и пятый — Иоанн. Сын от второго брака Пётр получил прибавку к имени — Великий. Императрицей была внучка Анны Иоанновны. Дочь Софья семь лет стояла у власти и дала России желанный вечный мир с Польшей и мир с Китаем.