Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

141

О походе объединённой рати на Новгород рассказывают несколько независимых (или почти независимых) друг от друга источников, близких по времени к описываемым событиям. Во-первых, это принадлежащий, вероятно, священнику Герману Вояте новгородский по происхождению рассказ Новгородской Первой летописи старшего извода, слегка дополненный в младшем изводе той же летописи (НПЛ. С.. 33, 221). Во-вторых, антиновгородский по своей направленности и суздальский по происхождению рассказ Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 361–362; ПСРЛ. Т. 38. С. 134–135, с некоторыми уточнениями в Радзивиловской и Академической летописях). Наконец, в-третьих, рассказ Ипатьевской летописи. В последнюю бьш включён полностью рассказ из Суздальской летописи, но он наложился на самостоятельное повествование о походе, очевидно, восходящее к летописцу князей Ростиславичей. Это повествование также имеет антиновгородскую направленность, но излагает события с точки зрения смоленских князей. Ряд фактов, приведённых в Ипатьевской летописи, не имеет соответствия в иных источниках. Особая, легендарная версия событий представлена в «Слове о Знамении Пресвятой Богородицы» (см. выше). Помимо прочего, сын Боголюбского назван здесь не Мстиславом, а Романом. Причины появления этого имени прояснены: оно свидетельствует о том, что в «Слове…» или его источнике был использован рассказ Новгородской Первой летописи, где сын Боголюбского не назван по имени, а сразу вслед за ним идёт имя князя Романа Ростиславича: «В то же лето, на зиму, придоша под Новъгород суждальци с Андреевицемь, Роман и Мьстислав с смольняны…» Это было понято так, что Роман — имя Андреевича (см.: Дмитриев Л.А. Житийные повести русского Севера… С. 102). В позднейших летописях эти версии представлены в различных комбинациях и сочетаниях друг с другом. Ничего принципиально нового для понимания хода войны они, как правило, не дают.

142

«…Бе бо тогда воюя Новгородскую волость», — проясняет обстоятельства его кончины киевский летописец: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 550. Здесь же читается похвала князю Святославу Ростиславичу, вполне трафаретная по содержанию.

143

Нередко считается, что речь идёт о подвигах сына Боголюбского Мстислава (см., напр.: Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский. С. 157). Но это, по-видимому, неверно. Как уже говорилось, в рассказе Ипатьевской летописи отразились фрагменты летописания князей Ростиславичей. Соответственно, упомянутый Мстислав должен быть отождествлён с торопецким князем, имя которого вместе с именем его брата Романа названо в летописном рассказе первым. В Лаврентьевской летописи упоминания о подвигах Мстислава нет.

144

То же и в летописях XV в., в частности Ермолинской, Львовской, где вообще ничего не говорится о сражении под Новгородом, но сказано лишь, что князья «не успевше граду ничто же, но язву приимше, възратишася» (ПСРЛ. Т. 23. С. 48; ПСРЛ. Т. 20. С. 126; и др.).

145

Особая версия Новгородской войны, как всегда, приведена у Татищева. По утверждению историка XVIII века, причиной войны стало избиение суздальских «данщиков» на Двине. Узнав об этом, Андрей «вельми оскорбился» и потребовал выдачи Данислава с сообщниками. Новгородцы отказались, «говоря, что князю не надлежало в их области… дань брать и впредь бы не посылал, грозя таким же мсчением». Начав войну, суздальские войска захватили и сожгли Великие Луки и Торжок и, переловив новгородских послов, сослали их в заточение в Смоленск. По пути к Новгороду союзники разбили двух новгородских воевод в сражениях у Русы и на реке Мете близ Новгорода. Причиной поражения суздальской рати Татищев называет жестокий голод, «а к тому новгородцы все жита и скот из ближних мест обрали во град и в дальние места отвезли». О разгроме суздальской рати здесь нет ни слова; сказано лишь, что князья, видя невозможность взять город, принуждены бьии снять осаду и возвратиться назад [Татищев. Т. 3. С. 94].

146

О том, что Илья принял пострижение только перед смертью, свидетельствует запись конца XII в., сохранившаяся на последнем листе пергаменного Студийского устава (ГИМ. Син. № 330): «…преставися Илия, архиепископ Новгородскыи, постригься месяца сепмтября в 7 день… и бысть ему имя мнишьское Иоан» (Столярова Л.В. Записи исторического содержания на Студийском уставе конца XII в. // ПСРЛ. Т. 3: Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. Приложение 4. С. 563).

147

Как сообщается в Житии св. Иоанна, новгородцы «поругашася ему» и «ковъ (злой умысел. — А. К.) на святаго воздвигше», однако затем убедились в собственной неправоте и испросили у святого прощение; см.: Памятники литературы Древней Руси. XIII — середина XV в. М., 1981. С. 454–463 (подг. текста, пер., коммент. Л.А. Дмитриева): «Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе», в составе Жития св. Иоанна, написанного в XV в., скорее всего, знаменитым агиографом Пахомием Логофетом.

77

148

Так в большинстве списков «Слова…». В одном из списков, опубликованном в «Памятниках литературы Древней Руси» и других изданиях, — «во вторую ночь».

149

Именно так полагали составители Устюжской летописи, в которой легенда о новгородской иконе получила дальнейшее развитие По словам книжника XVI века, «по грехом, един князь муромец стрелил на град, и прииде (попала стрела — А.К.) во образ иконы Она же отврати лице свое на град, а ратные все ослепоша» [ПСРЛ. Т. 37: Устюжские и вологодские летописи XVI–XVII вв. Л., 1982. С. 28 (список Мациевича), 68 (Архангелогородский летописец)].

150

До XV в., отмечает исследовательница, праздник Знамения встречается в месяцесловах крайне редко.

151

Так, предполагалось, что дата была перенесена, во-первых, из-за неудобства отмечать это празднование «во дни Великого поста», а во-вторых, так как 27 ноября Церковь празднует память св. Иакова Персиянина, а этот день мог быть именинами тогдашнего посадника Якуна (Якова?) (Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Т. 3. С. 486). Вспоминали ещё о том, что в тот же день в месяцесловах показана память преп. Романа (V в.), и, таким образом, празднование могло быть установлено в честь молодого новгородского князя Романа Мстиславича (Конявская Е.Л. Об этапах формирования легенды о Знаменской иконе. С. 75); правда, преп. Роман был малоизвестен в древней Руси и память его в месяцесловах домонгольского времени отсутствует. По мнению В.Л. Янина, выбор дня празднования (память св. Иакова Перского) мог объясняться тем, что ближайшей церковью к месту штурма Новгорода в феврале 1170 г. была церковь Св. Иакова на Добрыне улице — поблизости от будущего Рождество-Богородицкого монастыря «на Десятине». «Допустимо предположить, что в храмовый праздник 27 ноября служба св. Якову соединялась с воспоминаниями о победе, добытой новгородцами около этой церкви, в которой, видимо, должен был совершиться и первый благодарственный молебен после битвы 1170 г., — пишет историк. — …Полагаем, что до установления общегородского празднования “Знамения” в середине XIV в. память о битве 1170 г. с поминанием её жертв уже была привязана к дню Якова Перского… и именно эта традиция воздействовала на сохранение рассмотренной особенности Знаменского культа» (Янин В.Л. «Знаменская легенда» в Древней Руси. С. 235–236). Аргументацию исследователя, однако, ослабляет то обстоятельство, что, согласно поздним источникам, церковь на Добрыне улице была посвящена не Иакову Персиянину, а апостолу Иакову Алфееву, брату Господню, дни памяти которого (и, соответственно, храмовый праздник церкви) совершенно иные. Но, по мнению В.Л. Янина, мы имеем дело с относительно поздним «перепосвящением» храма.