Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. - Авторов Коллектив

Бессознательное и язык — системообразующие основы постфрейдистской эстетики, находящиеся в центре внимания всех направлений исследований, существующих в ее рамках. Различия в трактовке этих узловых понятий определяют линии водораздела между основными течениями постпсихоанализа, являются предметами постоянных теоретических дискуссий.

Являясь оригинальными мыслителями, ведущие французские постфрейдисты стремятся к созданию собственных философско-эстетических школ. Наиболее влиятельная и весомая среди них — школа структурного психоанализа Ж. Лакана, давшего новую жизнь фрейдистской традиции макроструктурного психоанализа и сартровской линии исследования бессознательного и воображаемого в художественном творчестве. На этой основе Лакан создает концепцию транспсихологического символического субъекта языка и бессознательного желания.

Широкий диапазон отличает постфрейдистские работы Ж. Делёза и Ф. Гваттари. Структуралистский взгляд на эстетику как точную науку, побуждающую выявлять графичность художественных структур, сочетается в их творчестве с попыткой замены психоанализа шизоанализом, поиском универсальных механизмов функционирования искусства. В художественном шизоанализе Делёза и Гваттари субъект бессознательного желающего производства реализует себя в ризоматике и картографии постмодернистского искусства.

В центре внимания Ж. -Ф. Лиотара — специфика постмодернистской ситуации в эстетике и науке. Сравнительный анализ парадигм постнеклассического знания и нетрадиционной философии искусства приводит его к обобщающим выводам о соотношении модернистской и постмодернистской культур. Именно Лиотару принадлежит приоритет в распространении полемики о постмодерне на художественную сферу, что во многом способствовало обретению постмодернизмом статуса философского понятия в 80-е гг. Цели же его «аффирмативной либидозной экономической эстетики» носят более локальный характер. Разрабатываемый Лиотаром прикладной психоанализ искусства направлен на создание концепции художественного творчества как универсального трансформатора либидозной энергии. Литературоцентризмом отличается творчество Ю. Кристевой, стремящейся сочетать психоанализ с витгенштейнианством и неотомизмом.

Идеи П. были не просто восприняты постмодернистской эстетикой, но именно в ее силовом поле доказали свою жизнеспособность. Это связано, прежде всего, с установкой П. на целостное познание личности и ее места в мире. Французские ученые стремятся найти новые подходы к изучению человека-творца, выявить универсальные механизмы эстетической деятельности, создать целостную концепцию искусства в широком социально-культурном контексте. Особую роль приобретает тема реабилитации гедонистических мотивов в эстетике. Развив идеи Р. Барта о «текстовом удовольствии», «наслаждении текстом», а также тезисы американской исследовательницы С. Зонтаг о замене герменевтики «эротикой» искусства, позволяющей просто наслаждаться им, минуя интерпретацию, постмодернистская эстетика сосредоточилась на исследовании энергии и чувственной полноты произведений, «прозрачности» чувственной поверхности артефактов. Ею были также восприняты и усилены гуманистические аспекты П., связанные с утверждением самоценности и достоинства личности, свободы художественного творчества, идеями творческой активизации «Я» посредством художественной и эстетической деятельности.

Оригинальность эстетических взглядов ведущих постфрейдистов связана с рационализированным культурологическим пониманием бессознательного, исследованием языка как универсальной знаковой системы культуры и искусства. Поиски основ научной объективности побуждают их изучать механизмы взаимодействия естественного и искусственного, природного и социального, индивидуального и всеобщего. Особый интерес представляет структурно-психоаналитическая трактовка генезиса эстетического, основанная на диалектике воображаемого и символического. Именно это положение оказалось для постмодернистской эстетики ключевым, вызвав поворот от семиотики к семантике: бурный прилив интереса к значению, содержательной стороне искусства вызвал своего рода эстетический катаклизм. Интертекстуальная лавина значений окончательно подмяла под себя слабое лакановское «реальное», превратив мир в единый безграничный «текст».

Особую ценность для постмодернистской эстетики представляет постфрейдистское обнаружение и описание симптомов болезненной разорванности индивидуального и общественного сознания, западной культуры в целом. Один из ее истоков проницательно усматривается в неклассичности современного познания, означающей в эстетической сфере миграцию исследовательских интересов от континуальности к прерывности материального и идеального, сознательного и бессознательного, означающего и означаемого, воображаемого и символического. Однако вывод этот изолирован, не вписан в контекст комплексного изучения проблемы отчуждения, что снижает новаторский потенциал П. Предлагаемые Лаканом, Делёзом, Гваттари, Кристевой практические рекомендации оказываются достаточно традиционными. Призывы к терапевтическому лечению современной цивилизации методами индивидуального и коллективного психоанализа, «лингвистической революции» обнаруживают внутреннюю противоречивость П. Его уязвимость состоит в разрыве бессознательного и сознательного, их противопоставлении, в подмене общего частным, редукционизме. В итоге человек оказывается субъектом либо языка, либо бессознательного «желающего производства». Особенности такого подхода наложили отпечаток на постмодернистскую эстетику в целом, что вызвало в конце 90-х гг. резкую критику изнутри, со стороны деятелей «продвинутого» французского искусства. Так, в фильме представителя «независимого кино» Ш. Акерман «Кушетка в Нью-Йорке» (1996) издержкам П. остроумно противопоставлен традиционный французский здравый смысл.

Вместе с тем постмодернизм воспринял позитивную эстетическую программу, рациональные стороны П, Это относится к роли в художественном творчестве неосознанных мотивов, инстинктов, пережитых в детстве травм и т. д.; постфрейдистской концепции традиций и инноваций в искусстве и эстетике, сущности художественного эксперимента, призвания художника, природы творческого процесса. Особую привлекательность благодаря своей гуманистической направленности, открытости восприятию многообразия художественной жизни человечества приобрели идеи обновления культуры путем диалога и полилога как способов поиска истины.

Связи между художественной практикой постмодернизма и ее философско-эстетическими истоками сложны и опосредованны. Вместе с тем есть основания говорить о парижской школе постмодернизма, включая в нее постструктурализм и П. как философские источники постмодернистской эстетики и искусства.

Лит.:

Lacan J. Ecrits. P., 1966;

Ibdem. Le séminaire de Jacques Lacan. Livres II–XVIL P., 1978–1991;

Lyotard J.-F. Des dispositifs pulsionnels. P., 1980;

Ibdem. Le Postmoderne expliqué aux enfants. P., 1986;

Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrénie. T.I. L'Anti-Oeudipe. P., 1972;

Ibdem. Rhizome. Introduction. P., 1976;

Kristeva J. Au commencement était l'amour. Psychanalyse et foi. P., 1985;

Ibdem. Pointe de suspension. Entretiens. P., 1992;

Попова Н.Ф. Французский постфрейдизм. Критический анализ. M., 1986;

Маньковская H.Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма). М., 1995;

Ее же. Эстетика постмодернизма. СПб, 2000.

Н. М.

Потебня Александр Афанасьевич (1835–1891)

Один из выдающихся ученых-лингвистов конца XIX в., оставивший глубокий след в различных областях научного знания: лингвистике, фольклористике, мифологии, литературоведении, эстетике, искусствознании. П. окончил в 1856 г. историко-филологический факультет Харьковского университета, защитил магистерскую («О некоторых символах в славянской народной поэзии» — 1861 г.) и докторскую («Из записок по русской грамматике» — 1874 г.) диссертации; здесь же, став профессором кафедры русской словесности, работал до самой смерти. Широкую известность приносят ему труды: «Мысль и язык» (1862), «К истории звуков русского языка» (1876-83), «Слово о полку Игореве: текст и примечания» (1878).

П. был создателем или в той или иной мере стоял у истоков современных подходов к этно- и социолингвистике, фонетике, исторической диалектологии и грамматике, семасиологии, культурной антропологии, этнопсихологии, психологии искусства. Исходным моментом его лингвистических воззрений явилось положение об эвристической функции языка как особого рода духовно-практической деятельности, как средства не только выражать, но и создавать ее. Отсюда следовал вывод о том, что язык и мышление образуют диалектическое противоречие, в котором язык, при определяющей роли мышления, выступает как относительно самостоятельное явление; одновременно — как форма мысли, так и средство ее формирования. Слово, в его понимании, — творческий акт речи и познания, «… выражение мысли лишь настолько, насколько служит средством к ее созданию», то есть оно уже само является образом.