Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

Этот анализ не оторван от таких аспектов, которыми гордо пренебрегали отвлеченная гносеология или чистая логика, затем возводя – a la Фреге – свои отвлечения чуть ли не в ранг законов природы… В этом направлении и я развиваю свое понимание гуссерлианства.

Полагаю, и ранний Гуссерль – в соответствии с его новой моделью – как бы рекомендует единомышленникам (что осталось, разветвилось в более поздней феноменологии) делать разные соотнесения несколько иначе, чем то было в классической философской мысли. Последняя тоже увязывала, как и Кант, аспекты, элементы чувственности со структурами рассудка, а уже их – с понятиями, процедурами разума. Но у Гуссерля с раннего периода появились самые конкретные анализы сплетений чувственных и рациональных моментов, аспектов структур как раз в самом сознании, а не на верхних этажах теории. Разбирались у Гуссерля причудливые их синтезы и, соответственно, исследовательские повороты. Их тоже как бы диктовали все более усложнявшиеся, разветвляющиеся императивы принципа и теории интенциональности. Выявилось, как мы видели, начиная с ранних работ, а в особенности в более поздних произведениях, стремление Гуссерля переплетать, объединять, по-новому синтезировать во-первых, то, что в опыте наук Нового времени начало растекаться по обособляющимся гуманитарным дисциплинам. Во-вторых, в этих науках, по необходимости усваивавших свои отвлечения от эмпирии (в нашем случае – от конкретной жизни субъекта), Гуссерль тоже начал ощущать необходимость спуститься в сферу вненаучного опыта (потом он найдет для этого подходящий термин жизненный мир, специально исследовав и его специфику). Ранней находкой Гуссерля считаю его теоретическую потребность – через идею интенциональности – включить в орбиту философского анализа те измерения, которые как бы безвозвратно были отданы на откуп психологии или этике (и согласно Фреге, должны были уже навечно там оставаться).

* * *

Теперь – некоторые общие выводы, которые (разумеется, в моем понимании) могут быть сделаны из суммарного анализа книги Д. Мюнха и из целого ряда релевантных по тематике и сходных по оценкам наиболее глубоких, обстоятельных исследований – в свете теории интенциональности – работ раннего Гуссерля.

Сама идея интенциональности, с раннего периода принятая Гуссерлем за важный теоретико-методологический ориентир, пусть сразу и не вылилась – что случилось позже, в рамках его зрелых и поздних феноменологических исследований – в связную, глубокую, детально разработанную концепцию, но всё-таки задала саму направленность будущего развития и стала одним из теоретических моторов, двигавших к её созданию.

В частности, эта идея продвигала к разработке динамических, а не статичных моделей, а в потенции и к действительному движению в направлении постижения жизнедеятельности сознания как многосторонней целостности, интенционально, т. е. тоже целенаправленно требующей совокупного постижения самых конкретных её, т. е. жизнедеятельности, форм и ступеней. А сама же эта концепция мною подробно охарактеризована в книге, посвященной «Идеям I». Соответственно мои собственные (отчасти согласующиеся с выводами Д. Мюнха) общие тезисы относительно сути и специфики идеи и теории интенциональности, как она заявлена уже в ранних сочинениях Гуссерля, сделаны в основном тексте упомянутой книги.

2. Два противоположных движения (две тенденции) в истории философии: к образу субъекта познания как субъекта «чистого мышления» или к учету многих других способностей и функций человека как субъекта

Было бы соблазнительно, опираясь на формулы глубоко профессиональных историков философии, начертать хотя бы общие проблемные стрелы трансформации содержания исследований того поля, которое позднее закрепилось за термином субъект познания. Но вот беда: мировая философия древности или Средневековья в последние века, особенно к нашему столетию, подверглась достаточно искусственной и в то же время упорной терминологической модернизации. Читаешь историко-философские книги о Платоне, Аристотеле, средневековых авторах – и создается впечатление, что речь идёт не о мыслителях отдаленных от нас столетий, даже тысячелетий, а о философах… по крайней мере Нового времени или современности. А как было бы здорово, если бы именно узкие, т. е. высокопрофессиональные, глубоко причастные к подлинникам специалисты поведали, на каком именно языке, в каких своих словах и терминах сходное проблемное содержание (если оно вообще имело место!) было выражено в другие эпохи – соответственно, в философиях других цивилизаций. Или было бы показано, что интересующая нас проблематика в отдаленные века вообще не была найдена и исследована философией…

Поэтому, в частности, интересующую нас тенденцию не только выделять специальную тему субъекта познания, но приводить образ этого субъекта к очищению, акцентируя главным образом способность к чистому мышлению, я проясню лишь на достаточно позднем примере – взяв ее из выразительных размышлений И. Канта в «Критике чистого разума».

Имею в виду ту часть раздела «Трансцендентальная диалектика», где Кант обсуждает тенденции проблемного движения в так называемой трансцендентальной психологии.

Надо также пояснить: обозначение это, кажется, введено самим Кантом. Он имеет в виду уже в своем изложении тематически объединить, суммировать размышления разных философов (главным образом близких ему по времени), возникшие вокруг обобщенно взятой темы такого рода: «я мыслю». (Отвлечемся от того, как и почему Кант делает обобщающую форму «я мыслю», акцентируя и «я» и «мыслю», как бы единственным текстом такого постулированного им единства, как рациональная психология.)

В обсуждаемой здесь связи нам будет важен вот какой специальный аспект: Кант демонстрирует своеобразное и в самом деле происходившее в истории движение (размышлений и исследований) к обоснованию-очищению, ухватываемому следующей (тоже кантовской) схемой:

во всяком состоянии моего мышления».[267]

(И действительно, подобное движение выявляет также и реальную, и обобщенную логику движения философии в осмыслении субъекта познания, теоретическую скобку, которую Кант чисто условно именует рациональной психологией.)

В плане нашего размышления интересен вот какой момент: имеется в виду теоретически необходимое, по Канту, движение мысли к очищению от всего, что присуще простому субъекту, – к тождественному субъекту во всяком состоянии моего мышления. То, что было обрисовано Кантом как своего рода логическая необходимость в пределах, условно именуемых рациональной психологией, в известной степени и схематично действительно запечатлело черты трудного развития реальной истории философии (хотя оно бывает как бы смазанным упомянутой модернизирующей историей философии). Но, скажем, результатом развития философии классического немецкого идеализма и его ревальваций в новейшей и современной философии, действительно, стала такая теория субъекта познания, которая всё более и более отсекала от единства многообразных качеств, свойств, особенностей простого (т. е. реального, жизненного) субъекта познания всё, что не соответствовало образу и тенденции обретения чистого мышления. Как с этой моделью можно соотнести направленности движения учения Гуссерля, взятого в его динамике?

Ранний Гуссерль и начавшийся пересмотр модели «чистого», только мыслящего, «разумного» субъекта

В ранний период, когда (еще раз повторю,