Короли рая - Ричард Нелл

чтобы понаблюдать за Кейлом, возможно, в поиске понимания, но, не найдя оного, продолжил: – Когда-то мы были независимым народом, знаменитым нашими воинами. Но слишком немногочисленным, чтобы противостоять Нарану. Мой дед столкнулся с бесконечным потоком войны, которую он и его братья не понимали; войной не против дерева, железа и людей, а против золота. Наемников со всех концов континента завербовали, дабы уничтожить нас. Торговцев и королей подкупили, дабы лишить нас припасов. Наших собственных людей уговорили переметнуться и покинуть нас. – При этих словах Оско сильней стиснул оружие, хотя больше не проявил никаких признаков гнева. – Они сопротивлялись, но напрасно. Теперь мы часть этой «империи».

Кейл постарался не выдать удивления этой внезапной откровенностью и не осмелился перебивать. Еще ни разу с тех пор, как они встретились, этот парень толком не рассказывал о себе, а все попытки выведать личные подробности наталкивались на презрение либо молчание.

Оско вновь расслабил пальцы на изогнутом дереве «короткого лука», но его речь стала напряженной и быстрой, и Кейл с трудом за ним поспевал.

– Эти фермеры и грамотеи орудуют моим народом, словно копьем, пугая своих врагов угрозой столкновения с мезанитами. Мы обучаем их солдат, мы возглавляем их армии. А в качестве компенсации за нашу свободу, в уплату за нашу покорность империя топит наших старейшин в золоте, как тех наемников, которые убили их отцов.

Лицо юноши оставалось бесстрастным, и он посмотрел в глаза Кейлу:

– Что бы я ни говорил или ни делал, я служу моему народу. Чем бы еще это ни казалось, больше нет ничего. Помни об этом. – Затем он оглянулся на самодовольных пацанов поблизости, бросил свой лук и зашагал прочь, как будто в гневе.

И в памяти Кейла вновь прозвучали слова тети Кикай после того, как она застукала его в постели с Лани: «Ты ребенок, играющий во взрослом мире». Видимо, говорила она скорее с жалостью, чем с осуждением, но это не приносило отрады, и чем больше он узнавал, тем больше понимал, насколько это верно. Насколько сложен мир, подумал он, и как мало я когда-либо на самом деле узнаю.

Так как же он мог им помочь, научиться у них и обучить их самих, если он даже не мог их понять? Он спрятал кисти рук в манжеты своей простой коричневой рясы так, как это делал Амит бессчетное количество раз, и зашагал к своему дереву, чтобы подумать. Возможно, он больше ничего не мог сделать, во всяком случае пока, чтобы понять тех, помощи которым он собирался посвятить свою жизнь. Он уже начинал с этим мириться. Но тем временем он все-таки мог сделать кое-что.

После приятной прогулки, сидя на чистой, подстриженной траве, в трепещущей тени фиговых листьев, Кейл полетел вдаль вместе с пеплом своих мыслей. Он выпустил свой дух на переполненную площадь, проникая своими чувствами как можно дальше и глубже – осязая тепло, звук и сотню вещей, которые он еще не постигал, восхищаясь, как ребенок, только что научившийся стоять. Но здесь, в отличие от испытания в пещере Жу, это было повсюду.

Он почувствовал, как его тянет и скручивает, спотыкался, как о древесные корни, о нити энергии, что уходили ввысь в небо и глубоко в землю, а затем спускался по каменистому пляжу во тьме. Он ухватился за пустоту и упал, чувствуя тесноту в груди, головокружение, затем холод. В глазах у него поплыло и потемнело, а во рту пересохло от привкуса крови. В отдалении он увидел свое сидящее тело и помчался к нему, воображая «окна» и надеясь проскочить внутрь, пока незримый прилив не унес его слишком далеко. Но он не мог пошевелиться. Внезапно он был заперт, одинок, окружен темнотой и силой, в которые проник, но которых не понимал, – а затем его поглотило нечто.

* * *

Все превратилось в жар и звук, но в конце концов Кейл увидел свет. Так много света – слишком невыносимо для одного человека, и когда тот настиг его, Кейл попытался закричать, но не сумел. Он попытался закрыть глаза и уши, затем снова вползти обратно через «окно» своего разума и захлопнуть его за собой.

Весь мир, казалось, кружился и вертелся, летя по небосводу вместе с Кейлом, немногим крупнее муравья, уцепившегося за спину кита. И однако было нечто большее, чем просто небо. Над ним Кейл увидел холодный, бесконечный рай, наполненный светом, а внизу – бурлящий, огненный ад воюющих гигантов. А затем он уже не летел верхом на «ките», а двигался по дну океана с долинами и вершинами огромнее, чем Нандзу или горы Тонга. Он смотрел на свод из колеблющихся волн, а сам был прикован ко дну, задыхаясь и дрожа в беспомощном страхе.

Кейл. Чей-то бестелесный голос прошептал в его уме, греза внутри грезы.

«Кейл», – сказал он громче, более осязаемо, на этот раз устами женщины. Она лежала на кровати с красными шелковыми простынями, схватившись за живот, вся в поту. «Дай мне мое дитя», – сказала она мужчине, стоящему на коленях рядом с ней в слезах.

«Вы спасете ее жизнь, или я отниму все ваши», – крикнул мужчина находящимся в комнате и, по-видимому, говорил всерьез.

«Фара-че. – Тон женщины стал наполовину упрекающим, наполовину умоляющим. – Это не их вина, ты не причинишь им вреда».

Мир снова сдвинулся, и Кейл, плача, лег в ее объятия. «Все будет хорошо, милый мальчик. Тише, ну же. Тише, дитя». Она напевала ему, и он вспомнил эту песню – вспомнил, как ее пела няня, когда он был маленьким и его прогоняли из дворца.

Его мать, ибо это была именно она, прервала мелодию, и ее вырвало. Он услышал всплеск и увидел ведра и склянки, полные рвоты и крови.

«Уведите ребенка, заберите его!»

Его отец держал ее, трясущуюся, и молил ее не умирать. Фарахи, неверяще осознал Кейл, молит женщину, стоя на коленях. Его отец говорил, что сделает все что угодно, обращаясь то ли к богам, то ли к ней. Она просила его не искать мести, но он замотал головой, со слезами в глазах:

«Не умирай, Хали, и тогда мстить будет не за что».

Впервые он услышал, как его отец произносит имя его матери.

«Кейл», – раздалось вновь, но не из уст этой женщины.

Он почувствовал нечто вроде воды в своих легких и отпустил океанское дно, или что там это было. Я так устал, подумал он, отказавшись наконец от всякого контроля, позволяя течению подхватить себя и унести прочь. Я не могу с этим