Выброшенный в другой мир 2 (СИ) - Геннадий Ищенко

— А если все‑таки зайдет речь о капитуляции?

— Я буду очень разочарован.

— Вы меня удивили! — сказал Парман. — Честное слово, не ожидал от вас, Серг, таких слов!

— Чтобы меня понять, нужно знать, что там за народ, — ответил Сергей. — Мне такое нелегко говорить, и не подумайте, что я вам приказал не принимать капитуляцию. Если сдадутся, устраивать бойню нельзя. У нас в лагерях довольно долго жили воины Барни. Я со многими из них говорил, и с офицерами, и с солдатами. Выбирал тех, кто имел дела с южанами. Общее мнение таково, что народ, который там живет, отнести к барнийцам нельзя. Со своими они дружелюбны и дела ведут честно, одним словом, нормальные люди. Только вот все, кто не живет в восьми южных графствах, для них своими не являются, поэтому и отношение к ним повсеместно мерзопакостное. Вот сдадутся они вам, и что дальше? Куда их потом девать с их ненавистью к нам? И это ведь мы уберем только семь графских родов, а сколько там баронов? Но это уже пусть болит голова у новых графов. Задержитесь и проследите, как будут давать присягу новым хозяевам. Если все‑таки кто‑то сдастся, везите всех сюда, здесь и будем разбираться, что с кем делать. Вопросы есть? Тогда идите готовиться. И учтите, что мы не только мстим за Ива и Лону. Вскоре туда поедут Камил с Лани, и я не хочу, чтобы и они…

— Я понял, Серг, — сказал Парман. — Не беспокойтесь, все будет хорошо. Вы, главное, сами будьте осторожны. Мерзавца, которого прислали по вашу душу, так и не выловили!

— Ничего! — усмехнулся Сергей. — Мы предпринимаем все меры предосторожности, поэтому вряд ли у них что‑то получится. Надеюсь, что ребята Салана будут готовы к визиту в союз уже в этом году. Посмотрим, как им понравится, когда мы ответим той же монетой!

— Отправил Альбера? — спросила Альда, когда Сергей зашел в гостиную.

— Собирается, — ответил муж. — Выйдут через два дня. У тебя он как, не толкается?

— Рано еще. И почему он, а не она? Хочешь мальчишку?

— Наверное, лучше бы родился мальчик. Был бы наследник и старший брат для дочери. Хотя я от тебя и девочку приму с радостью! Где молодежь?

— Ты же сам их вчера направил на обучение к казначею!

— Я не об этих спрашиваю.

— Алекс с Майей сразу после уроков побежали в спортивную комнату. Не думала, что они так увлекутся твоей борьбой. Но это и к лучшему. Пусть валяют друг друга по коврам, а не лазят где не надо. А зачем они тебе нужны?

— Я думаю на лето отправить их в баронство к Газлам. Когда Лаша будет рожать?

— Через две декады. Боишься за них?

— Я за вас всех боюсь, — вздохнув, признался Сергей. — Вот ведь сволочи! И война закончилась, и не дают расслабиться! Ну ничего, мы и этого мерзавца выловим, и отплатим им той же монетой! Они так привыкли к своей изоляции, что даже в мыслях нет, что кто‑то может нанести ответный визит. А мы ведь мелочиться не будем. Это они охотятся за нами с отравленными иголками, мы, если туда попадем, рванем на фиг что‑нибудь вроде королевского дворца! Вот пусть и думают, стоит ли нам и дальше пакостить.

— Мне, что ли, начать так выражаться? — улыбнулась Альда.

— Тебе нельзя, — засмеялся муж. — Я обычный герцог, а ты у нас главный судья четырех провинций!

— Что показал обыск? — спросил Джок.

— Как вы и говорили, господин граф, нашли мы у него дурку, — ухмыльнулся начальник стражи Дореи. — Оба арестованы.

— И что говорят? — поинтересовался Джок.

— А что они могут говорить, ваше сиятельство? Они теперь люди конченные и прекрасно это понимают. Отец молчит, а его сынок льет слезы.

— Вот что, Ланс, — сказал Джок, — давай‑ка этих купцов сюда. У вас они молчали, а у меня запоют. Приведете, и убирай всех своих. Это секретное дело, вам их пение слушать ни к чему.

Начальник стражи ушел, и через полчаса двое его подчиненных доставили крепкого мужика с широкой купеческой бородой и похожего на него юношу.

— Садись, Март, — сказал Джок, — и сынок твой пусть садится. Разговор у нас будет серьезный. Влипли вы очень сильно. Ваш дом и все имущество конфискуется, в том числе и денежки, которые хранятся у братьев Моз. Твоя жена пойдет по миру, а вас обоих отправят на галеры. Ты там, может быть, и год протянешь, и два, а вот твой сын будет пожиже и быстро сгорит.

— Вы мне, господин, не сказали ничего нового, — мрачно ответил купец. — Заткнись, Гнат, что развылся‑то? Насчет чего разговор, господин? Никак дурка интересует?

— Ты разговариваешь с графом и Первым советником нашего герцога, — представился Джок. — Джок Лишней по кличке Мясник. Не слышал? Заткни своего сынка, а то он не даст нам говорить.

— Прекрати, говорю! — рявкнул отец, отвешивая сыну подзатыльник.

— Так лучше, — одобрил Джок. — Сейчас ты мне скажешь, за чем вы ездили, кроме дурки. Что ты продавал имперским купцам? Что сжал губы? Ты ведь, мил человек, даже до галер не доберешься. За дурку можно и повесить! Не знал? Значит, теперь знаешь. Не видел, во что она превращает людей? Вы ничем не отличаетесь от убийц, поэтому и спрос с вас будет такой же. Для вас есть только один выход — отвечать на мои вопросы. И смысла молчать я не вижу. Что бы там ни было, покойникам оно ни к чему.

— А если скажем? — немного подумав, спросил купец.

— Отделаетесь штрафом, — улыбнулся ему Джок. — Сколько твоих денег лежит у купцов, пять тысяч? Вот три из них и отдашь. Сохраните свои жизни, дом и часть денег. Захотите — поднимитесь.

— А часть в доле? — спросил купец.

— Ты, Март, вконец обнаглел! — сделал вид, что рассердился, Джок. — Плохо на тебя действует доброта! Поэтому я с вами заканчиваю разговор и велю обоих повесить. Мне примерно известно, куда вы ездили, так что как‑нибудь найдем сами.

— Скажи ему, батя! — взмолился сын. — Порешат ведь! Зачем тогда все?

— Будь по–вашему, — согласился купец. — Слушайте. Я раньше до тепла промышлял охотой. Ходил не сильно далеко отсюда в редколесье за оленями. Это лер сорок отсюда. Лес там молодой и все больше лиственный, елок совсем мало. Пять лет назад охота не заладилась, и в поисках дичи я забрался дальше обычного. Там я на них и наткнулся. Живет в лесу семья, которая не выходит к людям. Я так понял, что убежали из‑за отца, сделал он какое‑то душегубство. Сам‑то отец отчего‑то помер, а они так в лесу и остались. Старуха и ее дети: брат с двумя сестрами, с которыми он живет как муж. Других‑то мужиков в лесу нет. Есть еще мальчишка от этого непотребства. Говорят, были еще дети, да все померли! Я у них задержался и каждую ночь работал со всем старанием. За то меня и отблагодарили. Старуха курит дурку, для себя ее и выращивает. Только она не одну эту пакость растит. Эта бабка, пока не свихнулась от своей травы, как‑то научилась выращивать на грядках олений корень и передала это искусство дочерям. Я как увидел — обомлел! И сразу же с ними уговорился, что они мне эти корешки будут выращивать, а я им за каждый корень плачу золотой и привожу все, что надобно. Все честно, без обмана!