Муссон - Уилбур Смит

— Твой брат калиф этого не допустит. Если ты будешь настаивать, он почует опасность.

— Я совершу хадж, паломничество в Мекку, а дорога туда проходит через земли этих племен. Калиф из страха перед вечным проклятием не может запретить паломничество.

— Это большой риск, — сказал аль-Аллама.

— Больших целей без большого риска не бывает, — ответил аль-Малик, — и Аллах велик.

— Аллах акбар! — подхватили все.

— Поистине Аллах велик.

Аль-Малик жестом отпустил советников. Все по очереди подошли, обняли его, поцеловали ему руку и удалились. Последним был аль-Аллама, и принц сказал:

— Останься со мной. Уже час Магриба, молитвы на закате. Помолимся вместе.

Две девушки-рабыни принесли кувшины с чистой свежей водой, и принц и мулла совершили ритуальное омовение: омыли руки в воде, которую лили девушки из серебряных кувшинов; набрав воду в правую руку, принц и мулла поднесли ее к носу, втянули ноздрями и, зажав левой рукой нос, выплюнули воду. Затем вымыли лица, руки и ноги.

Девушки вышли. Аль-Аллама встал и обратился лицом к Каабе, в тысячах миль к северу. Положив руки на затылок, он громко начал молиться.

— Бог велик! Свидетельствую, что Мухаммад посланник Аллаха. Молитесь все. Молитесь ради вашего собственного блага.

Под ними: во дворе, под пальмовыми деревьями, на берегу — быстро собирались группами сотни людей и принимали молитвенную позу, обращаясь лицом в ту же сторону.

— Молитва началась! — возгласил аль-Аллама.

Когда молитва закончилась, аль-Малик жестом пригласил муллу сесть на подушки справа от себя.

— На берегу, когда высаживался, я видел мальчика, аль-Амхару. Расскажи, как он жил в мое отсутствие.

— Он вырос, как дерево тамаринд, сильным и высоким. Он уже отличный всадник. У него острый ум и быстрый язык, иногда чересчур быстрый. Ему часто не хватает почтительности по отношению к старшим и лучшим. Он тяжело принимает упреки и ограничения. А когда сердит или у него что-то не получается, его брань заставит побледнеть бывалого морского волка, — рассказывал аль-Аллама.

Аль-Малик за краем кофейной чашечки скрыл улыбку. То, что он услышал, заставило его еще больше полюбить своего сына-неверного.

Из него выйдет вождь, люди пойдут за ним.

Аль-Аллама между тем продолжал:

— Он стал мужчиной и был должным образом обрезан Бен-Абрамом. Когда придет время принять ислам, он будет готов.

— Это хорошо, — сказал принц. — А скажи, святой человек, принесли ли твои уроки плоды веры?

— Он теперь говорит на языке, знакомом с детства, и свободно читает по памяти длинные отрывки из Корана.

Аль-Аллама словно бы встревожился и отвечал уклончиво.

— Но продвинулся ли он к тому, чтобы принять истинного Бога? — настаивал аль-Малик. — Без этого пророчество не осуществится.

— Сам пророк сказал, что человека нельзя принуждать принять ислам насильно. Он должен прийти к этому сам и в свое время.

— Значит, твой ответ — нет.

— Он упивается спорами. Иногда я думаю, что он запоминает Коран только для того, чтобы успешнее спорить со мной. Он прославляет религию своего народа и хвалится, что когда-нибудь, как его дед и отец, вступит в христианский религиозный орден, который называет «Рыцари ордена Святого Георгия и Священного Грааля».

— Неисповедимы пути Аллаха, — сказал аль-Малик.

— Велик Аллах! — подтвердил аль-Аллама. — Но я могу рассказать об этом мальчике еще кое-что. Мы получили о нем запрос от английского консула в Занзибаре.

Аль-Малик насторожился.

— Мне казалось, консул в Занзибаре убит с год назад?

— Того человека звали Грей. Но после его смерти из Англии прислали на его место другого.

— Понятно. Что за запрос?

— Консул очень точно описывает мальчика, его возраст и цвет волос. Он знает, что ваше высочество купили мальчика. И знает, какое имя мы ему дали — аль-Амхара.

— Откуда он узнал все это?

На лбу принца появились морщины тревоги.

— Не знаю. Но Бен-Абрам много рассказывал мне о происхождении мальчика. Он знаком со старшим братом аль-Амхары и разговаривал с ним, когда франки разорили логово аль-Ауфа.

Принц кивнул.

— Что знает доктор об этом мальчике?

— Он из благородного рода, близкого к английскому королю. Несмотря на свою молодость, старший брат аль-Амхары — грозный морской воин, и он дал священную клятву найти и освободить брата. Возможно, за запросом из Занзибара стоит эта семья. Мы точно не знаем, но было бы неразумно оставить этот запрос без ответа.

Аль-Малик обдумал его слова и спросил:

— Англичане сами покупают рабов и владеют ими. Как они могут запретить это другим? Как они могут заставить нас подчиниться их желаниям? Их земля далеко, на самом краю света. Они не могут выслать против нас армию.

— Бен-Абрам говорит, что у франков есть предательские способы ведения войны. Они выдают капитанам своих торговых кораблей фирман с дозволением нападать на врагов. Эти капитаны подобны акулам или барракудам. Они всюду охотятся за добычей.

— Неужели английский король может объявить нам войну из-за ребенка?

— Бен-Абрам опасается, что может. И не ради самого ребенка, а как предлог послать корабли в наши воды и захватить земли и богатства Омана.

— Я подумаю о том, что ты сказал.

Аль-Малик отпустил муллу.

— Завтра утром, после молитвы Зур, приведи ко мне Бен-Абрама и мальчика.

Дориан шел на прием к принцу, одолеваемый тревогой и возбуждением.

Впервые познакомившись с принцем, он не испытывал таких чувств: аль-Малик был для него еще одним мусульманином, врагом, вождем язычников. Однако впоследствии он многое узнал от Бен-Абрама и аль-Алламы. Он знал, что царская кровь принца куда древнее, чем род английского короля, узнал о достоинствах и успехах принца как воина и моряка, видел, с каким уважением относятся к нему подданные. Вдобавок невидимая пуповина, связывающая Дориана с Англией и христианством, со временем (и протянутая за тридевять земель) постепенно слабела.

Лишенный возможности говорить на родном языке, он думал по-арабски и с трудом подбирал английские слова даже для выражения простейших мыслей. Тускнели и воспоминания о семье.

О своем брате Томе он вспоминал лишь изредка, а мысли о бегстве с острова Ламу давно были забыты. Он больше не считал свое положение на острове рабским. Он медленно погружался в арабский мир и усваивал арабский образ мыслей.

Теперь, перед новой встречей с принцем, его охватывали почтительность и благоговейный страх.

Когда он поклонился на коралловых ступенях террасы и испросил благословения принца, его сердце дрогнуло от внезапной радости от того, как принц ответил на его приветствие: