Королева эльфов. Зловещее пророчество (Elfenkonigin ru) - Бернхард Хеннен

— Ты идешь, Никодемус?

Полулис подумал обо всех воинах, которых видел. Он не сумеет остановить ни одного. И в случае чего в пещере прятаться лучше, чем снаружи. Кроме того, разве оракулы не неприкосновенны?

Эмерелль вошла в пещеру, и лисьехвостый последовал за ней. Вскоре шедший слегка под уклон коридор вывел их в просторную пещеру. Повсюду были расставлены крохотные масляные светильники, источавшие теплый желтый свет.

Посреди пещеры, перед жаровней, от которой поднимался сизый дымок, сидела молодая женщина со строго зачесанными назад намасленными волосами.

— Ты хочешь спросить оракула, какова твоя судьба.

Именно этого он и не хотел.

— А ты не можешь поговорить с ним?

— О тебе — нет. Газала своеобразна. Она расскажет о тебе только тебе. Я при этом присутствовать не буду. Но я увижу то, что должна знать, когда ты вернешься.

— А зачем мне…

— Фальрах считает тебя очень важным. Он готовит игру, в которой ты будешь важной фигурой.

— Игру! — Да они оба с ума сошли! — Это же…

— Когда он последний раз выдумывал фигуры для своей игры в фальрах, умер король драконов. Не стоит его недооценивать. Таким образом он совершает невозможное.

Никодемус спросил себя, видел ли Фальрах в игре свою смерть.

— Ты мечтаешь стать таким же известным, как твой брат.

Ты на пути к своей мечте, хоть и не догадываешься об этом.

Фальрах доверяет тебе. Я — нет. А теперь иди! Ты знаешь, как мало у нас времени.

Таким же известным, как Элийя… Возможно ли это? Никодемус посмотрел вниз, на жрицу. Похоже, она даже не заметила их — неотрывно глядела на угли в жаровне.

И лисьехвостый пошел вниз. Оракул оказалась человеческой женщиной. Не газалой! Лицо ее было сильно накрашено.

Белая пудра, кроваво-красные губы. Глаза она обвела углем.

Выглядело все это жутко.

Когда лутин оказался прямо перед ней, она подняла голову.

— Ребенок, который им не является. — Голос у нее был низкий. Совсем не женский. — Следуй за мной.

Полулис глубоко вздохнул. От поднимавшегося из жаровни дыма у него немного закружилась голова. Жрица знала, кто он. Что он! Неужели она действительно оракул?

Женщина повела его в уголок пещеры, где горела только одна масляная лампа. Там был бассейн. Вода в нем была подобна черному зеркалу.

— Посмотри! — приказала она.

Ему пришлось взобраться на камень, чтобы заглянуть.

— Умойся и убери волосы назад. Такое маленькое лицо. Так мало места…

Никодемус повиновался. Вода была прохладной. Он не совсем понял слова жрицы. Она сказала «так мало места»? По спине у лутина побежал холодок.

Странная женщина подняла светильник.

— Следуй за мной!

Спуск, ведущий дальше, вглубь горы, находился в глубокой тени. Здесь не горели огни. Ступеньки были неровными.

У каждой была своя высота и ширина. Никодемус дважды споткнулся. Наконец жрица взяла рыжего кобольда за руку.

Они добрались до дна. Вокруг была кромешная тьма. Масляная лампа выхватывала только небольшое пятно на полу.

Перед ними лежала подушка. Пахло сандаловым деревом и влажным камнем.

— Ложись. Не сдвинь подушку. Закрой глаза и не открывай, пока я за тобой не приду.

— А оракул?

— Он коснется тебя, когда я уйду.

Никодемус почувствовал, что сердце забилось быстрее. Эта пещера была жуткой. Он вообще не хотел знать свое будущее!

И что это значит? Оракул коснется меня!

— Ложись, — мягко произнесла жрица.

Полулис повиновался.

Подушка была твердой, словно наполненная косточками.

На ней видны были темные пятна. Засохшая кровь?

— Успокойся. Глаза открывать нельзя, что бы ни происходило. Ты понял, маленький человек? Не открывай глаза! Иначе это будет стоить тебе зрения!

Женщина поднялась.

— Ты можешь оставить свет? — взмолился лутин.

— Если ты будешь лежать с закрытыми глазами, он тебе не нужен. А если откроешь их раньше времени, то никогда больше не увидишь света. Лежи тихо-тихо!

Никодемус вслушивался в шаги. Попытался контролировать дыхание, но ничего не получилось. Оно выходило неровно, со свистом. Что это, шорох? Прямо над ним? Скольжение, как будто трутся друг о друга смазанные маслом кожаные ремни. Похожий звук производили ремни рогатых ящериц, когда животные получали слишком мало корма и приходилось подтягивать сбрую, державшую на их спинах платформы.

Лисьехвостый хотел было открыть глаза. Нет!

Кто-то коснулось его. Что-то острое! Он почувствовал дыхание на своем лице. Что-то проплыло над ним. Он был в этом совершенно уверен!

— Что ты хочешь знать?

Слова в буквальном смысле касались его — настолько близко к нему была та, кто произнесла это. Что там говорила Эмерелль? Он вообще ничего не хочет знать! Охотнее всего он убежал бы, но ему было слишком страшно.

— Ну… — Голос его дрожал. По крайней мере он вспомнил, о чем просила Эмерелль. — Какова моя судьба?

Тишина. Ее дыхание. Сколько же это продлится? Никодемус беспокоился все сильнее. И вдруг что-то кольнуло в щеку.

— Что…

— Тихо! Не то погибнешь!

А затем его коснулись тысячи игл. Они были повсюду на лице. Так быстро, что он уже не мог различать отдельные уколы, все слилось в жгучую боль. Кровь и слезы бежали по изувеченным щекам. Он хныкал, но не осмеливался шевельнуться. Иглы кололи даже вокруг глаз! Боль становилась все более сильной. А затем лутина поглотила ночь.

Об истине и боли

Никодемуса вела за руку жрица. Он еле шаркал ногами. Женщина подтолкнула его к Эмерелль. Как только ведущая рука отпустила лутина, он остановился. Зажмурился. Несмотря на то что полулис, очевидно, только что умывался, по светлой коже текла кровь. Четкие, без завитков, буквы были написаны на его лице. Правда. И звучала она так, как и опасалась Эмерелль. Она не могла поверить в то, что Фальрах доверяет кобольду.

Королева мягко положила руку на плечо Никодемуса. Лутин вздрогнул.

— Это я. Не нужно больше бояться. Можешь открыть глаза.

— Нет! Она мне их выколет! Я не могу…

— Все позади. — Эмерелль опустилась на колени рядом с рыжим кобольдом. Осторожно провела рукой по его лицу, отмеченному кровью и иссиня-черными чернилами. Коснувшись бедняги, она почувствовала его жгучую боль. Она поможет ему, когда вернется. А сейчас ей понадобится вся ее сила. — Все позади.

— Так больно. Как будто иглы все еще колют, как будто они разожгли огонь у меня под кожей.

Королева повела лутина ко входу в пещеру, где чувствовался дующий с моря ветер.