Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич

Кутяков давал нелицеприятные характеристики не только указанным военачальникам и наркому, но и другим представителям высшего комсостава — покойному М.Фрунзе, Б.Шапошникову1. Как это видно из цитированных выше фрагментов, у Кутякова и Седякина были крайне плохие отношения и с Дыбенко. На партсобрании штаба ПриВО Кутяков заявил, что Дыбенко принадлежит к троцкистской организации. В ответ на это Дыбенко, тогда командующий этим военным округом, потребовал от Ворошилова «убрать Кутякова или освободить его от обязанностей командующего войсками» и предупредил: «С комко-ром Кутяковым ни одного дня совместно работать не буду»1319 1320. Дыбенко рассорился с Седякиным из-за того, что последний «увел» у него жену. Как объяснял сам командарм в феврале 1935 г., он прожил с ней одиннадцать лет, а развелся потому, что за ней шесть лет ухаживал Седякин. Теперь она собирается ехать с ним в Париж, куда Седякин должен отправиться в качестве военного атташе1321 (назначение не состоялось). Надо отметить, что к середине 30-х годов Дыбенко все больше чувствовал себя в изоляции. Его постоянно критиковали, порой, можно сказать, просто третировали, и не только Тухачевский и Уборевич. Весьма сложные отношения были у Дыбенко и с наркомом, видимо, под влиянием мнений упомянутых выше военачальников. «С 1934 года не понимаю Вашего отношения ко мне, — возмущенно жаловался он в мае 1937 г. в письме Ворошилову, — я действительно превращен в последнего унтер-офицера, хотя по званию командарм. Все же эпитеты, которые Вы приклеиваете ко мне, они не только несправедливость, но Вы просто в присутствии других меня с грязью смешиваете. Вы уже меня перестали видеть не только как командарма, но и как гражданина. Я не в состоянии переносить Ваши оскорбления». Дыбенко жаловался, что его не наградили за разгром басмачества в Средней Азии, на низкую оценку его как командующего ПриВО. «Я не менее подготовлен, — продолжал возмущаться и оправдываться командарм, — чем «боги» Якир и Уборевич. Я только не умею и не занимаюсь по-ихнему очковтирательством. Заявляю, что я работаю, могу и способен работать без устали, я не считаю себя идиотом и... дураком, и даже враги наши таковым меня не считали, но для успешной работы в первую очередь нужна помощь и хотя бы минимальные человеческие отношения»1.

Обижен был и бывший главком С.Каменев, тоже удостоенный звания «командарм 1-го ранга». Сам он публично не выражал своей обиды, а его жена не выдержала: «А непонятно все же, — возмущалась она, — ты же в Гражданскую войну руководил теми, кому сейчас маршальские звания присвоили. А тебе вот не присвоили. Почему?»1322 1323 1324

Недовольными несправедливым, «не по заслугам», распределением персональных званий в 1935 г. были многие другие представители высшего комсостава, известные еще с времен Гражданской войны. Весьма часто это воспринималось как «понижение в чине»: имевший четыре или три ромба в петлицах после получения персонального звания оставался соответственно с тремя или двумя ромбами. Это было заметно окружающим и обидно.

Известный еще в Гражданскую войну бывший полковник Генштаба старой армии, начальник фронтовых штабов, а после войны — командующий округами Н.Петин сетовал в разговоре со своим заместителем на то, что ему было присвоено лишь звание комкор, в то время как И.Халепскому — командарма 2-го ранга. «Разве нам с тобой, Сережа, можно ждать чего-нибудь хорошего, — жаловался он собеседнику, — ведь ты поп, а я бывший офицер»'1. Недоволен был и достаточно известный в 20-е годы В.Лазаревич, получивший лишь звание комдива1325.

Что его тоже «затирают» по службе, чувствовал и А.Корк, отправленный в сентябре 1935 г. с командования МВО на должность начальника Военной академии РККА и получивший звание командарма 2-го ранга, в то время как И.Белов, новый командующий МВО, стал командармом 1-го ранга. Сталин не любил Корка, и смещение последнего с должности командующего МВО произошло под явным давлением генсека1. Не любил Корка и Якир. «Я всегда знал, что Корк — очень нехороший человек, чтобы не сказать более крепко», — признавался он1326 1327 1328 1329, Убо-ревич также относился к Корку неприязненно. Наоборот, Ворошилов высоко ценил командарма, но был бессилен что-либо менять в его карьере. Рассуждая в конце 1932 г. о кандидатах на вакансию заместителя начальника Штаба РККА в письме Я. Гамарнику, Ворошилов сделал примечательную ремарку: «Скорее можно было бы согласиться на назначение Корка, если бы ПБ (Политбюро) не возражало, но думаю, что будет возражать и отклонит эту кандидатуру»,.

Примечательны мотивы антисталинских высказываний Г.Гая в 1935 г., как он сам их определял. «Это гнусное преступление я совершил под влиянием двух основных факторов, — объяснял свое поведение автор уже цитированного выше письма Г.Ягоде, — а) под влиянием личной неудовлетворенности своим общественным положением и занимаемой должностью и б) под влиянием антипартийных разговоров с некоторыми близкими мне большевиками (даже «старыми» большевиками), фамилии

4

которых следствию известны» .

«На плохое отношение наркома», о чем упоминалось выше, жаловались М.Тухачевскому командующий ККА И.Смолин и его начальник штаба М.Алафузо еще в 1932 г.1330. Выражали свое недовольство заместитель начальника ВВС РККА А.Наумов, бывший начальник оперативного отдела Штаба РККА П.Ваку-лич, Е.Сергеев1, С.Савицкий, М.Ковалев, В.Примаков1331 1332 1333, комкоры К.Чайковский, Л.Угрюмое.

Таким образом, недовольных было много, и список этот можно было бы продолжить. Однако возникал вопрос: кто должен стать на место Ворошилова? В решении этого вопроса достичь единства мнений оказалось весьма трудно. Во всяком случае, очевидное реальное лидерство в высшем комсоставе и военной элите Тухачевского было недостаточно убедительным фактором при решении вопроса о замещении должности наркома обороны в случае отставки Ворошилова.

Отголоски каких-то кулуарных обсуждений кандидатуры «генерала» для замены Ворошилова, видимо, нашли отражение в показаниях В.Примакова на следствии, который говорил, что: «Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходит на пост народного комиссара вместо Ворошилова»'. Некоторые называли комкора В.Путну. На должность наркома претендовал и А.Егоров. Таким образом, в военной элите не было единства. Раздробленная на «генеральские группировки», раздираемая персональным соперничеством, в военно-политическом отношении она была весьма рыхлой и не могла проявить себя как самостоятельная политическая сила. Однако в основном она состояла из профессионалов, которые были озабочены не только карьерными проблемами. Осложнившаяся к 1935 г. геостратегическая ситуация обнажила весьма серьезные проблемы оборонного характера. В их постановке, вариантах решения, принятие которых неизбежно поднимали кадровые вопросы, личные амбиции органично переплетались с объективными запросами и потребностями армии. Единственное, что объединяло все «генеральские группировки», — это постепенно приобретавший ясность и категоричность вывод: нарком К.Ворошилов, как несущий основную ответственность за сложившуюся кризисную ситуацию в армии, в силу своей некомпетентности должен быть отставлен и заменен более компетентным человеком.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Революционная стихия, вырвавшаяся в феврале 1917 года из недр России, на несколько лет стала мощной силой. С ней сознательно или неосознанно, начиная с 1917 по 1921 г., вели в той или иной форме, но, в сущности, одну и ту же по смыслу борьбу сменявшие друг друга волны все новых, все более радикальных революционных элит. Борьбу, в общем-то безуспешную до тех пор, пока обстоятельства 1921 г. не подвели самому буйству Революции своеобразный итог. «Страшный русский бунт, бессмысленный и беспощадный» был жесточайшим образом подавлен Красной Армией во главе с М.Тухачевским и с другими «революционными генералами». Советская власть и большевистская партия, оказавшиеся бессильными перед Кронштадтом и Тамбовщиной, были спасены «красной» военной элитой, 80% которой составляли бывшие генштабисты и кадровые офицеры царской армии. Так советская военная элита заявила претензии на лавры «спасителя большевиков и национальной государственности» и на право принимать активное участие в будущем России. Она оказалась единственной дееспособной силой в борьбе с социальной стихией, разрушившей Российскую империю.