Путь Никколо - Дороти Даннет

— Тогда, похоже, ты во мне не нуждаешься. О чем бы ни шла речь, ты уже сделал все сам.

— Но ведь ты пока выигрывал войну в Неаполе, — заметил Николас. — Однако теперь это предприятие нуждается в повседневной заботе, и я прошу тебя присоединиться к нам. Если не хочешь, то неважно, я не стану загружать тебя подробностями. А если хочешь — скажи. Но не торопись. Тоби сперва должен поставить на ноги графа Федериго, прежде чем мы уедем. По крайней мере, он не поет.

Николас был рад, наконец, добраться до палатки, поскольку лихорадка ослабила его куда больше, чем он предполагал Юлиус ушел.

Он, вообще, казался странно притихшим и пока ничего не обещал. Но, вероятно, взвесив все, решит вернуться в Брюгге. Рухнув на койку, Николас еще пытался думать об Асторре и его помощниках, но почти сразу заснул.

Проснулся он, уже когда было темно, и Тоби лежал на соседней постели, читая при свече. Он шевельнулся, и Тоби, не поднимая глаз, бросил:

— Ты обратил Юлиуса в свою веру? Полагаю, решил, что дело того стоит.

— Забросил наживку, — отозвался Николас. — Еще будет время спросить, как у него с турецким. А что там граф?

— Жить будет, — Тоби отложил свои бумаги. — Одноглазый, со сломанным носом, больной спиной… тридцати восьми лет от роду. Спина у него вся как стеганое одеяло, и шевельнуться он не может ни на пядь, но жить будет. Поднимется на ноги через две недели.

— По словам Юлиуса, Алессандро рвется в бой, — заметил Николас.

— Алессандро хочет выступить, пока Урбино болен, и возглавить победоносное сражение. У них только что состоялся военный совет с участием графа. По счастью, у Федериго мозги ничуть не пострадали. Полчаса он доказывал, что у нас недостаточно людей для наступления; мы и без того поддерживаем на достаточной высоте боевой дух, устраивая постоянные вылазки. Так что следует тихо сидеть и выжидать.

— Но? — уточнил Николас.

— Но он женат на дочери Алессандро. Пришлось пойти на уступки. Через два дня Сфорца может начать ограниченную атаку на один из вражеских флангов, используя лишь три эскадрона. Он сможет слегка потрепать их и лишить припасов. А если потерпит поражение, то всю армию это не затронет.

— Асторре?

— Нет, слава Богу. С участников сражения при Сарно никто не станет требовать слишком многого. Он возьмет свежие войска: те, которые еще не были в бою и жаждут крови.

— Я хочу вернуться в Брюгге, — сказал ему Николас.

— Ты сможешь ехать через пару дней. Если подождешь еще немного, то я присоединюсь к тебе. Иначе ты сбежишь со всеми деньгами. Юлиус знает о моем участии?

— По крайней мере, не завопил от изумления, когда я ему сказал. Что касается денег, то Феликс не спустит с них хищных глаз, так что тебе тревожиться не о чем.

— Разумеется, — кивнул Тоби. — Он неплохо проявил себя, верно? Но не думаю, что он хочет всю жизнь мотаться по полям сражений. А ведь у тебя, знаешь ли, настоящий талант. Убедить Феликса, что его истинный дом в Брюгге, что он действительно глава компании, а ты всего лишь управляющий его матери, — это настоящее достижение. Он даже не может тебя уволить.

— Нет, зато я могу уволить кого-то другого, — отозвался Николас.

— Не любишь, когда режут по живому? Но ведь это моя работа. А тебе придется к этому привыкать. Я слишком много знаю.

Николас покачал головой.

— Ты знаешь только то, что я тебе доверил. Если желаешь денег, то тут ты ничего не проиграл. Если же хочешь позабавиться, то старайся не резать слишком тонко, слишком часто, иначе для забавы тебе ничего не останется.

Следующие два дня прошли в неприятной суете из-за раздоров в лагере: всем хотелось принять участие в атаке и завоевать славу и добычу. Прикованный к постели в своем шатре, граф Урбино тщетно пытался навести в войске порядок, но не мог отменить приказ, который сам же отдал Алессандро Сфорца. В день намеченной атаки почти весь лагерь пришел в полную боевую готовность, а не только те три эскадрона, которые Сфорца собирался вывести на равнину.

Эти приготовления не укрылись и от внимания противника. Похоже, им стал известен не только сам факт атаки, но и ее масштабы. Когда Сфорца во главе своих отрядов во весь опор поскакал на врага, то и Пиччинино, в свою очередь, двинулся вниз с холма. По силе они были примерно равны.

Секретарь графа, Палтрони, как только гонцы принесли ему известия, доложил обо всем военачальнику, но, не дожидаясь указаний военачальника, его не столь смекалистые помощники решили действовать самостоятельно. Ворота лагеря распахнулись. Четвертый эскадрон, второпях собравшись, устремился в бой. На противоположном холме произошло то же самое, и из лагеря рекой поструились всадники.

На равнине две силы столкнулись без всякого плана и стратегии. Стук копыт сливался с грохотом щитов, скрестившихся пик и копий.

Беспрерывные крики, визг и ржание лошадей раздавались над полем боя, почти не разносясь далее. Розоватая пыль поднялась в воздух, затмевая темную массу людей на равнине, пронизанная искрами вспышек.

Сквозь дымку это напоминало вьющийся пчелиный рой. Точно единый организм с постоянно меняющимся очертаниями, он двигался с место на место; свежие эскадроны сперва с одной стороны, а затем и с другой ворвались в гущу сражения на полном скаку и, разметав сражавшихся бойцов, проложили себе путь к центру побоища.

Сплошная масса постепенно растекалась, делалась менее густой. Там, где бой шел особенно ожесточенно, появлялись черные проплешины. Уцелевшие бойцы, кружась, словно в водовороте, образовывали новые очаги и линии обороны, постепенно растягивая полосу противостояния. С холма всадники струились теперь непрерывным потоком.

Асторре, наблюдавший за происходящим с самого высокого места в лагере вместе с остальными капитанами, внезапно развернулся на каблуках и окликнул Томаса. Вскоре вслед за этим все солдаты, уцелевшие при Сарно, также вооружились, сели в седло и подтянулись ближе, вслед за остальными, в ожидании сигнала.

Тоби среди них не было. Зато показался Юлиус в кирасе и шлеме, с левой рукой на перевязи. Он заметил на себе взгляд Асторре, но капитан не сказал ни слова. Стряпчий был вполне способен удержать копье или меч и, если понадобится, направлять лошадь коленями.

Пока не было отдано приказа к общей схватке, но если из лагеря позволят выехать еще нескольким эскадронам, то непременно начнется полномасштабное сражение. Если же они этого не сделают, то там, на равнине, не избежать подлинной бойни, ибо Пиччинино ударит всей мощью. Им велели выжидать. Но Тоби не было поблизости, а это кое-что означало.

Феликс нацепил свой великолепный шлем. Лицо побелело, а глаза блестели из-под забрала. Разогретый воздух струился над доспехами. Они все натянули латные перчатки и повязали синие ленты Шаретти. Асторре также выбрал свой лучший шлем с забралом и перьями, в котором красовался в Милане. Бородатое лицо горело кровожадной страстью. Он то и дело что-то выкрикивал Томасу, который, не оборачиваясь, теребил рукоять меча.