Избранное (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

Из гаража отлично просматриваются подходы к калитке, поэтому проглядеть возвращение Энн я не опасалась.

— Чего тебе? — спросил папа, жуя сигарету без фильтра. Есть у него дурацкая привычка закурить, а потом забыть затянуться. Сигарета, ясное дело, гаснет, и он ее просто мусолит. Спасибо, выплевывает, а не ест.

— Да так.

— Так — сеют мак. Дай ключ шесть на двенадцать… спасибо. Ты что по магазинам не пошла?

— Разговор есть, пап, — ответила я, взгромоздившись на верстак, чтобы не путаться под ногами и без труда дотягиваться до ящика с инструментами. — Серьезный.

— Ну? — спросил он, выплюнул полудожеванный бычок и растер каблуком по бетонном полу.

— Пап, ты знаешь, кем была Энн до того, как выйти до тебя замуж? Где жила, работала, все такое?

— Понятия не имею, — буркнул отец. — Отвертку подай. Да не эту, крестовую!

— Держи. И не ври.

— А ты не хами! Набралась дури в школе…

— Я не хамлю, — терпеливо сказала я, — просто ты неправду говоришь. Ты полицейский, и ты бы сто раз проверил, кто такая Энн, прежде чем ее к нам приводить, разве нет? Значит, или ты все знаешь, но почему-то молчишь, или она умудрилась тебя обмануть.

— Так. — Отец выпрямился, отложил инструменты и вытер руки. — Пойдем-ка на задний двор…

Мы уселись на крыльце, он велел притащить ему банку пива, закурил, подумал и поинтересовался:

— А с чего вдруг такие вопросы, Мэри?

— У нее в комоде лежит волшебная палочка, — сказала я, — я случайно наткнулась, когда белье искала.

— Может…

— Нет, настоящая, я проверила.

— Покажи, — велел он изменившимся голосом, отставил жестянку с пивом, выкинул окурок, и мы поднялись в спальню. Там я и показала, где лежит палочка и что я могу с ней делать.

— Видишь, не пришло предупреждение из министерства, значит, палочка на взрослом волшебнике числится, — добавила я, чтобы внести ясность. — Может, она не Энн принадлежит, но все равно это странно. Не знаю, бывает так или нет…

— Та-ак… — протянул он и сел на край кровати. — Интересное кино! Кстати, дай-ка сюда эту штуковину. Пускай побудет у меня.

— Пап, ты объясни, в чем дело-то, — попросила я, отдав ему палочку. — Ой, стой! Прежде чем объяснять, послушай…

И я рассказала ему о странной реакции профессора Снейпа на фотографию Энн и на ее имя.

— Та-ак… — повторил отец и глубоко задумался. Потом нахмурился и произнес фразу, которую я всегда терпеть не могла: — Мэри, ты уже большая.

— Угу.

— Не угукай, ты не сова. Я не в том смысле, что тебе надо идти мыть посуду. Я  должен тебе кое-что сказать…

— Спорим на пять фунтов, я сама догадаюсь? — перебила я.

— Ну? — еще сильнее нахмурился папа.

— На самом деле Энн мне не мачеха, а мать, — сказала я. — Скажешь, нет? Мы похожи, обе рыжие и глаза зеленые, а еще у нее есть волшебная палочка, и я тоже оказалась ведьмой. Правда, ты всегда говорил, что моя родная мама умерла, и ты поскорее женился, чтобы не нанимать няньку или там кого… Только фотографий мамы в доме нет, кроме одной-единственной, которая у меня в спальне. Даже свадебных нету!

— Обыскивала мои бумаги? — поинтересовался он.

— А как же. А ты сходу не заметил?

— Нет, — покачал папа головой. — Молодец, усвоила науку… А что конкретно искала?

— Так говорю же, мамины фотографии! Мне было интересно на нее посмотреть. Только фоток нету, ну, где мама там с кульком, у всех есть, а у нас нет… И не говори, что при переезде потеряли! А фотка, которая у меня, — ненастоящая.

— С чего ты взяла?

— А там низ неровно обрезан, и если вынуть из рамки и присмотреться, видно краешки печатных букв, как на открытках. И бумага слишком плотная для обычной фотки. Это вовсе не твоя первая жена, это какая-то актриса, только я ее не знаю! — выдала я, довольная своими дедуктивными способностями. — А теперь ты рассказывай!

— Пошли обратно на крыльцо, — сказал он, помолчав. — Кое-что расскажу, остальное потом выясним… когда Энн вернется.

В общем, ничего особенно нового папа мне не рассказал, я почти обо всем догадалась сама. Дело вышло такое: он, довольно молодой полицейский (ему было около тридцати, в полицию он после службы в армии пошел, сперва простым патрульным, потом подучился и перевелся), оказался на дежурстве один (людей почему-то не хватало) и наткнулся на странно одетую женщину, скорее даже девушку, она была без сознания. Сперва он подумал, что на нее напали и ограбили, или что она пьяная, но потом присмотрелся: спиртным не пахнет, одежда в порядке, ран нет, драгоценности — серьги, даже на вид дорогие, цепочка, пара колец, в том числе обручальное, — тоже при ней. Документов только не было.

Он попытался привести ее в чувство — не вышло, хотел вызвать медиков, а тут она и очнулась. Сперва пришла в ужас, а потом вдруг спросила, какой год на дворе. Папа удивился, но сказал, а она ну причитать что-то совсем непонятное! Тогда папа решил, что она чокнутая или наркоманка, и снова взялся за рацию, но Энн упросила его никого не звать и рассказала вовсе уж фантастическую историю про злого волшебника, который убил ее мужа и чуть не добрался до нее самой. Мол, муж в последний момент успел отправить ее из волшебного мира в обычный.

Не то чтобы папа поверил безоговорочно, но девушка, когда успокоилась, показалась ему вполне адекватной. Вдобавок он как раз сменился с дежурства… и в молодости был куда добрее… В общем, он отвез ее в свою квартирку. Ну а там понятно: по глоточку виски, чтоб расслабиться, ну и… А наутро она исчезла. Папа решил, что она потихоньку ушла (он устал, выпил, поэтому не услышал), а замок на двери сам защелкнулся. Ну, пожал плечами, мало ли, у кого какие беды, принял холодный душ и занялся своими делами…

А через девять месяцев ему под дверь подкинули меня. И, чтоб сомнений не осталось, записку вложили: мол, вы такой-то и такой-то, дело у нас с вами было такого-то числа, пили мы вот такой виски, сигареты вы предпочитаете этакой марки, еще и окурки жуете, в общем, много мелочей. Деньги там еще были, не особенно много, но все же… и еще пара колец и серьги, которые папа тоже прекрасно запомнил.

Ну, ясное дело, он пришел в ужас: куда молодому мужику, полицейскому, который дома-то не так часто бывает, одному справиться с крохотным ребенком?! Хотел отдать в приют, но рука не поднялась, все-таки дочь (папа не дурак, он кровь на анализ отдал, все сбережения угрохал, это же недешевое удовольствие). А потом…

— Папа, — перебила я, — ты всегда говорил, что моя родная мать умерла, когда мне был год, и тогда ты женился. А тут выходит, что меня тебе подкинули новорожденной. Что-то тут не сходится, а?

Отец задумался на мгновение, потом выругался и приказал, чтобы я не смела употреблять такие слова в школе.

— Плюс один к твоей версии, — сквозь зубы произнес он. — Ладно, слушай дальше…

Оставалось не так уж много: еще через пару месяцев (которые папа вспоминал, как лютый ад) на пороге появилась та самая девушка, расплакалась на груди у отца и покаялась в том, что подбросила ему ребенка, меня то есть.

— Папа, ты сказал, что она была совсем молоденькая, моложе тебя, — напомнила я, — а Энн тебе ровесница. Если тебе и ей тогда было по тридцатнику, вряд ли бы ты назвал Энн девушкой!

Он снова выругался и отбросил пустую банку из-под пива.

Дослушивать было особо нечего. Энн — молодая и красивая, отец зашивался на работе, а бросать меня на нянек не хотел, да и денег лишних не было… Короче, они поженились и условились, что она будет как бы моей мачехой: папа не желал, чтобы о нем шли сплетни, их и так уже хватало, из-за меня-то. И еще они переехали, чтоб соседи на старой квартире не заподозрили ничего. Тут отца перевели с повышением в другой округ, очередной переезд… и готово.

— Хоть кино снимай, — сказала я с восхищением. — Вот это Энн!

— Да уж… — процедил папа. — Принеси-ка еще… Хотя нет, не надо, а то я ведь и убить могу, если перепью…

— Ты чего, пап? — удивилась я.