Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
599
26 Июля. Устойчиво солнечный день. Утро прохладное, в обед почти жарко.
Завтра устраиваю пирушку для Чагина. Мартынову не покажу виду. Но если сам он начнет, то скажу так: – Ваше сомнение породило во мне тоже сомнение в том, нужно ли спешить с этой вещью к 30-летию выходить на большую дорогу, и вообще для устранения сомнений и путаницы не лучше ли исключить политический план и положиться на себя как на художника. Тогда не будет сомнений и обидной зависимости.
Ходил с Зин. Ник. в «Госбанк»* за козой и не купил. По пути завел разговор с 3. Н. о теще и удивился ее решительному и бесповоротному осуждению ее невозможного эгоизма. Только теперь уверился в том, что я за правду страдал, т. е. за любовь к Ляле мучился. Я ей сказал, что и Пушкино, и Дунино создал только для того, чтобы от тещи убежать, но Ляля неизменно ее привозила ко мне. И еще я сказал, что чувствую к теще физическое отвращение, никогда с ней не говорю и не смотрю. 3. Н., по-видимому, и это поняла и не осудила. Но она тоже сказала, что Ляля, наконец, берется за ум и теща ее начинает немного бояться. Думаю так, что если не придется работать над «Царем», то в конце сентября, устроив все дела, уехать с Лялей в Армению, а тещу поручить 3. Н. Весь вопрос в деньгах.
27 Июля. Тепло и пасмурно, жду из Москвы Чагина и собираю для него здешний пьющий ансамбль.
Скоро мне 75 лет, а еще к этому всего +25, и выйдет дата письма Белинского к Гоголю, о котором сегодня пишет в «Лит. газете» Шкловский. Вспомнить только, как Гоголь был пришпилен Белинским! <Вымарано: И разве не теми же [методами] работает теперь советская цензура, пришпиливая художественную литературу к политике.>
* В «Госбанк» – имеются в виду дачи Госбанка недалеко от Дунина.
600
Были Чагин с женой, Мартынов с женой, Казин с женой, Перцов. Чагин был великолепен, всех радовал, всех веселил, забавлял. Шахновский, несмотря на личное приглашение Ляли, не пришел. Под вечер мы все во главе с пьяным Чагиным пришли к нему. Дома никого не было, прислуга нас впустила, мы стали ждать. Хозяин, когда вернулся и увидал нас, пустился удирать, Чагин с ним. Через короткое время Чагин вернулся и махнул нам рукой – уходить. Так литераторы всех жанров с дамами своими не были приняты директором дома отдыха. Так началось мое знакомство при помощи Чагина, так и кончилось тоже при его содействии, и последнее слово Чагина было к нему: подлец!
Одновременно с гостями работали землемеры, на этой неделе обещаются привезти готовый план.
28 Июля. Грибной дождь. Найден масленок. Кто-то нашел белый. С этих дождей грибы пойдут.
Бродил все утро под дождем в лесу, выжимая из себя «доктринера» Мартынова, и достиг снова уверенности в том, что рано или поздно работа «Царь» будет сделана. История с Мартыновым принесла ту пользу, что я подберу себя в отношении простоты и ясности изложения.
В лесу много дубов, но каждый дуб окружен березками и осинками. Любо смотреть, какой независимый и самостоятельный стоит дуб среди покорных березок и осинок. Только липа не умаляется дубом и стоит рядом с ним женственная, как осина с березой, но независимая, самостоятельная и ничего не уступающая рядом с дубом.
Завтра едем в Москву (29-го). В среду (30-го) едем в Пушкино за козою и Жулькой.
29 Июля. Серое, теплое, малонадежное утро после суточного дождя. Едем к Пете за козой.
601
Почему и надо быть осторожным, что причина больших перемен в душе часто бывает сама по себе ничтожна и незаметна. Так вот каким пустяком казалось прочитать несколько глав и рассказать сюжет какому-то Мартынову, а между тем какой-то Мартынов когда-то убил Лермонтова. И этот Мартынов своим «сомнением» разрушил весь мой план работы.
Я вдруг понял, как легкомысленно включил я в план работы выйти с ней «на большую дорогу» литературного влияния через путь «умирения» стихии с Медным всадником.
Мой прицел был неверный: какое дело победителю стихии до ее готовности «умириться»: для него это факт, а поэт этого факта – обычный рядовой подхалим.
Когда же я Мартынову выкладывал свою политическую платформу: о падении индивидуализма в капитализме и торжестве социализма, в его лице мелькнуло какое-то возражение. И я подумал даже: существует ли нетронутым теперь и этот багаж моей юношеской марксистской веры, и что не вера, не мысль, не Маркс, не Ленин в основе дела, а сама партия; что самая возможность «прицела» определяется близостью не к себе, не к мыслям вождей, а только к партии; и что в партии нет атмосферы, через которую может передаться ее влияние в даль. Партия требует близости, постели. И все эти канонизированные литературные произведения постельные («Молодая гвардия», «Русский вопрос»).
NB. Необходимо проверить Шолохова, он кажется исключением, опровержением «близости».
Работа над «Каналом» зашла так далеко, что бросить ее нельзя: она требует ясности, упрощения, близости к «Кладовой солнца».
На неделю, на две я отхожу от нее и возвращусь непременно с благодарностью Мартынову.
Москва. Сумрачно и тепло с утра. Потом дождь до вечера.
Выехали с Зелинскими в Москву и в Пушкино за козой и Жулькой. Зелинская уселась на козье сено.
602
В Москве был в «Советском писателе». Ярцев дает под «Мои тетрадки» 15 тысяч и через два месяца обещает дать под «Избранное». Итого – имеется 25 тыс. + 15 = 40 тыс.
На эти деньги кончить «Канал».
Разговаривал с Иваном Федоровичем Трусовым и Н.П. Смирновым плотно и вывел заключение такое. Грозное международное положение всех больших коммунистов пригвоздило к политике, и они понимают только в текущем, преходящем, писатель от них может получить не больше того, что получил Симонов. Маленькие верующие коммунисты, наверно, сбились с толку и кнаружи стоят на своем, а внутри себя уязвленные и обманутые (инвалидная психология).
30 Июля. Москва. Утром