В сердце Антарктики - Эрнест Генри Шеклтон

В 7 утра, как только светает, встает кок. Он должен успеть приготовить завтрак из пингвиньего мяса до 8.45 – в это время тех, кто еще не проснулся и не умылся, будит пронзительный крик Уайлда: «Подъем!». Потом мы «драим палубу»: сворачиваем спальники и убираем их под крышу за поперечины шлюпок. Ящики, на которых ночью спит кок, ставим вокруг растопленной печки и мы рассаживаемся на них по своим местам. Чтобы все смогли погреться, каждый прием пищи все пересаживаются на одно место по кругу. Услышав долгожданное: «Еда!», «черпак» от каждого котелка (всего их четыре) идет к очагу, где Уайлд совершает священный обряд раздачи. Мясо и бульон делятся поровну настолько справедливо, насколько возможно. После завтрака пятнадцатиминутный «перекур», во время которого Уайлд дает всем задания по хозяйству. Возглас «Еда!» снова раздается в половине первого, после чего следует легкий перекус: птицы, крекеры, похлебка или очень любимые всеми и очень редко достающиеся нам лепешки из ореховой муки.

На ужин в 16.30 всегда одно и то же: похлебка из тюленины, нелюбимая за запах. Зато ее много. В центре круга из сидячих мест зажигают сальный ночник, коптящее пламя выхватывает из темноты наши запачканные лица.

Разговоры ведутся обычно о том мире, от которого мы сейчас отрезаны, о местах, где каждый успел побывать, о прошлом, даже о театре. Говорим и о том, что будем делать, когда вернемся «туда» – преимущественно о том, что будем есть, как уйдем в дикий загул и какой у нас будет отличный отдых. После «перекура» вновь «драится палуба»: ящики составляются в кровать кока, обитатели «чердака» как обезьяны прыгают наверх, а обитатели «первого этажа», словно гигантские улитки, заползают в мешки. Жировой ночник слабо освещает это лежбище, напоминающее захоронение египетских мумий в оленьих спальниках. Наш храп вторит вою бурана.

Сделал групповое фото. Это, конечно, самая нелепо выглядящая и нечесаная компания, которую когда-либо фотографировали. На берег выплывают небольшие группы пингвинов Генту, 30 удалось поймать. Из-за вынужденного безделья поднялись бурные дискуссии по поводу того, достиг ли «Кэйрд» Южной Джорджии. Прошло три недели с его отплытия. С волнением ждем северо-западного ветра, которым отгонит от острова паковые льды.

Продолжается неистовый буран. Ветром откололо и унесло в море кусок ледника и это вселило надежду, что скоро нас спасут.

Сегодня поймали и освежевали 90 пингвинов Генту! Птицы в отличном состоянии, хорошо отъевшиеся, весят в два раза больше, чем на Земле Адели. Полгрудки Генту весом от 500 до 700 грамм составляет хороший завтрак. Шкурками топить гораздо лучше, чем тюленьим салом. Мы запасли 350 шкурок, сжигаем 20–25 в сутки.

Зима все суровее и суровее. Наша галечная отмель покрылась толстым слоем льда, а все рифы и скалы усеяны заледенелыми морскими брызгами. Ураганный ветер буквально сбивает с ног. Его ужасные порывы словно хотят разорвать парусину на стенах и обрушить крышу из шлюпок, создавая постоянное чувство тревоги.

Половина седьмого вечера. Все спят. Сегодня на обед были лепешки из ореховой муки, отчего все в хорошем расположении духа. Хором поем хвалу Уайлду и лепешкам. Температура за все время нашего здесь пребывания сегодня самая низкая.

На четверых курильщиков расходуется одна коробка спичек в месяц, по 18 спичек на каждого. День рождения Ли справляли, не вылезая из спальных мешков: в качестве праздничного завтрака каждый получил по целому сухому пайку на человека. В обед на каждого один крекер, три куска сахара и последние оставшиеся деликатесы – семь банок сардин, поровну разделенные между всеми. Вечером концерт, песни, игра на банджо.

Топлива у нас мало, и я придумал, как улучшить печку: решил приделать к ней секцию от жестянки из-под масла, по которой жар будет подниматься в дымоход. Теперь за одну растопку можно будет приготовить пищу на целый день, и топлива будет расходоваться вдвое меньше.

Усовершенствование печки заняло весь день, и пришлось спешно ее собирать, чтобы успеть приготовить ужин. В отношении возможностей по готовке все мои надежды она оправдала, если не считать одного «но»: после растопки из швов печки повалил такой густой дым, что всем обитателям хижины, сразу начавшим задыхаться и вытирать глаза, пришлось срочно ретироваться на улицу. Дым был таким плотным, что за пять метров не было видно жировых светильников. Бедный кок мог готовить только с повязкой на лице.

Лучше всего мы выглядим во время зимней спячки по пятнадцать часов в сутки, в остальное время вид оставляет желать лучшего. Мы все почернели от жирной копоти и грязи. При одном взгляде на одежду бросает в дрожь. В еду постоянно попадают пингвиньи перья и оленья шерсть, которая лезет из спальных мешков, но никто этого уже не замечает. Едим из мисок руками, поскольку ножи, ложки и все остальное потеряно во время дрейфа на льдах.

Со дня высадки (17 апреля) поймали уже 606 пингвинов Генту.

Чтобы экономить топливо, еда на весь день готовится за одну растопку. Вечером едим холодное мясо или холодную похлебку (самое отвратное месиво, которое можно себе представить).

Шесть недель со дня отплытия «Кэйрда».

Все собрались на берегу в ожидании пингвинов. Как только птицы выходят на берег из волн, они попадают в окружение и становятся нашими запасами. Ножки, грудки, печенки и сердечки замораживаем на снегу. Шкурки пополняют кучу топлива, размеры которой уже радуют глаз. На шкурках есть подкожный жирок, топить ими лучше, чем тюленьим салом, восьми штук достаточно, чтобы приготовить еду на целый день.

В день рожденья Кинга устроили застолье из сухих пайков (каждая упаковка объемом 100–200 грамм) и сладкого напитка: в 18-ти литрах воды развели от 250 до 350 грамм сахара, добавив туда несколько ложек спирта. Многие, выпив, обнаружили, что зарыли в землю певческие таланты.

Из всех занятий: еда, сон и ожидание. Однообразное меню из пингвинов и тюленины за шесть месяцев слегка опротивело. Наши вкусовые рецепторы жаждут хоть каких-то перемен.

Блэкборо, пациент доктора Макилроя, уже восемь недель – со времени нашего путешествия на шлюпках – страдает из-за обмороженной ноги и сегодня ему ампутировали на ней несколько пальцев. На время операции всех, кроме Уайлда, врача и Хоу, отправили подышать свежим воздухом. Навряд ли кто-то когда-либо делал анестезию в таких необычных обстоятельствах. Операционный стол сделали из ящиков из-под ореховой муки, накрыв их одеялами. Поддерживали в «операционной» (в нашей дымной хижине) 79-градусную температуру [+26° С], жарко топя печку пингвиньими шкурами. Несмотря на эти неблагоприятные условия, благодаря стараниям докторов Маклина и Макилроя, которые спасли очень много пальцев, рук и ног, операция прошла в высшей степени успешно.