Интернет-журнал 'Домашняя лаборатория', 2008 №2 - Журнал «Домашняя лаборатория»

и взрыв в Гроттупе, — сказал старичок: на картинке — клубы розового дыма, выброшенные серно-желтым пламенем высоко вверх, до самого обреза; в дыму и пламени жутко висят разорванные человеческие тела. — Погибло при этом взрыве больше пяти тысяч человек. Великое было несчастье, — вздохнул старичок. — Это моя последняя картинка. Ну, повидал мир?

— Нет, — как в дурмане, отозвался Прокоп.

Старый разочарованно покачал головой.

— Ты хочешь видеть слишком много. Долго жить будешь. — Он задул фитилек в ящике и, бормоча что-то, медленно опустил холстину. — Садись на козлы, поедем. — С этими словами он снял мешок со спины лошади и набросил Прокопу на плечи. Чтоб не замерз, — сказал он, подсаживаясь к нему; взял вожжи и тихонько свистнул. Лошадка пошла неторопливой рысью. Но-но, ми-лая! — нараспев крикнул старичок.

Мимо плыли аллеи берез и рябин, избы, прикрытые периной тумана, мирный спящий край.

— Дедушка, — вырвалось у Прокопа, — почему со мной все это случилось?

— А что, милый?

— Почему мне столько встретилось в жизни?

Задумался старый.

— А это только так кажется, — произнес он, наконец. — Все, что встречается человеку, исходит от него самого. Вот и разматывается с тебя, как ниточка с клубка.

— Неправда, — возразил Прокоп. — Почему я встретил княжну? Дедушка… вы, быть может, меня знаете. Ведь я искал… другую! И все же это случилось — почему? Скажите!

Старик помолчал, шевеля мягкими губами.

— То гордость твоя была, — медленно ответил он. — Иной раз, случается, на ходит на человека, он и сам не знает, как, а только это было в нем самом. Вот и пойдет он колобродить. — Старичок для наглядности взмахнул кнутом, лошадь испугалась, понесла. — Тппрру, что ты? Что ты? — тоненьким голоском окликнул он лошадку. — Видишь, вот так же бывает, когда начнет метаться молодой человек: всех переполошит. А ведь великие-то дела и не нужны вовсе. Сиди да гляди на дорогу; и так доедешь.

— Дедушка, — жалобно произнес Прокоп, зажмурив глаза от душевной боли, — я поступал плохо?

— Плохо ли, нет ли, а людям вредил, — рассудительно молвил старый. — С умом-то не делал бы так; разум нужен. Должен человек думать, к чему она, каждая вещь, дана. К примеру… можешь сотенной бумажкой свечу зажечь, а можешь и долг заплатить; зажечь свечу — вроде бы и более великое дело, но… Вот так же и с женским полом, — закончил он неожиданно.

— Плохо я поступал?

— Злой был?

— …Чисто в тебе не было. Человеку… больше умом надо жить, чем чувством. А ты бросался на всех как оглашенный.

— Это все кракатит, дедушка.

— Чего?

— Да я тут… изобретение одно сделал, и оттого…

— Не было бы этого в тебе, не было бы и в твоем изобретении. Человек все делает из того, чти, есть в нем самом. Погоди, вот ты теперь подумай; подумай да вспомни, из чего оно, твое изобретение, и как оно делается. Хорошенько подумай, а тогда уж скажи, что знаешь. Эй, нно-но!

Повозка грохотала по скверной дороге; белая лошадка усердно перебирала ногами в тряской, старомодной рыси; кружок света плясал по земле, по деревьям, камням; старичок подскакивал на козлах, тихонько напевая. Прокоп сильно потер лоб.

— Дедушка, — шепотом позвал он.

— Ну?

— Я уже не знаю!

— О чем ты?

— Я… я забыл… как надо делать… кракатит!

— Видишь, — довольным тоном молвил дед. — Вот ты кое-что и обрел!

LIV

Прокопа охватило такое чувство, будто они проезжали мирный край его детства; но туман был слишком густ, и мерцающий свет фонаря с трудом достигал обочины дороги; а дальше, по обеим ее сторонам, тянулся неведомый, молчаливый мир.

— Го-го-го! — прикрикнул старичок на лошадку, и та свернула с дороги прямо в этот скрытый, немой мир. Колеса утонули в мягкой траве; Прокоп разглядел низинку: с двух сторон ее стояли безлистные рощи, между ними лежала прелестная полянка.

— Тпрру! — остановил старичок свою лошадь и медленно спустился с козел. - Слезай, приехали, — сказал он Прокопу и, не спеша, стал отвязывать постромки.

— Здесь нас, вишь, никто не потревожит.

— А кто может нас потревожить?

— …Полицейские. Порядок-то нужен… только они всегда требуют невесть какие бумаги. да разрешения. да куда и откуда. Я и не разбираюсь в этом.

— Он выпряг лошадку, тихонько сказал ей: — Молчи, молчи, хлебушка дам.

Прокоп с трудом сошел с козел, — все тело его затекло от долгой езды.

— Где мы?

— А около сарайчика, — неопределенно ответил старик. Выспишься, и ладно.

Он снял фонарь с оглобли, осветил дощатую хижину, — нечто вроде сарая для сена — ветхую, покосившуюся.

— А я разведу костерок, — нараспев сказал дед, — чайку тебе вскипячу, вот пропотеешь, и опять хорошо тебе будет. Он закутал Прокопа в мешок, поставил фонарь с ним рядом. Подожди только, дров принесу. Садись тут.

Старичок пошел было, да вдруг остановился; сунув руку в карман, вопросительно взглянул на Прокопа.

— Что вы, дедушка?

— Не знаю… может, захочешь… Я, видишь ли, еще и гадальщик. — Вынул руку из кармана: между его пальцев выглянула белая мышка с рубиновыми глазками. Старик поспешно заговорил:

— Знаю, ты в это не веришь… да уж мышка-то больно хорошенькая… Или погадать?

— Погадайте.

— Вот и ладно! — обрадовался старый. — Ш-ш-ш, ма-лая, гоп!

Он раскрыл ладонь, белая мышка проворно взбежала к нему на плечо, пошевелила носиком у самого мохнатого уха и спряталась за ворот старичка.

— Какая красивая, — вздохнул Прокоп.

Старик так и просиял.

— А вот увидишь, что она умеет!

И он побежал к повозке, порылся, достал ящичек, в котором тесно и ровно были уложены билетики.

Устремив свои светлые глазки в пространство, старичок встряхнул ящичек.

— А ну, мышка, покажи, покажи ему его любовь! — И он присвистнул сквозь зубы, тихо, как летучие мыши.

Мышка выскочила, сбежала по его рукаву, вспрыгнула на ящик; Прокоп, затаив дыхание, следил, как она перебирает билетики розовыми лапками. Вот она схватила зубками один билетик, потащила, да он не поддавался; тогда мышка махнула головкой и схватила соседний; вытянула уголок, села на задние лапки, покусывая коготки на передних.

— Вот твоя любовь, — восторженно шепнул старый. — Возьми ее.

Прокоп вынул билет и поспешно наклонился к огню. Это была фотография… девушки с растрепанными волосами! Ее прекрасная грудь обнажена, и вот они, вот они, экстатические, бездонные глаза…

Прокоп узнал ее.

— Дедушка, это не она!

— Дай-ка, — удивился старый и взял фотографию. — А жаль, жаль, — сожалеюще причмокнул он. — Такая барышня! Ля-ля, малышка, это не та — на-на-на, кс-кс, ма-лая!

Он сунул фотографию на место и опять издал тихий свист. Мышка блеснула рубиновым глазком, снова ухватила зубками тот, первый билетик, подергала; нет, не идет; вытащила соседний, почесалась.

Прокоп