Жена самурая - Виктория Богачева

по длинному коридору резиденции Сёгуна. Мальчишка, конечно, не поскупился. Дворец ничуть не уступал Императорскому, а во многом его превосходил: разбитый внутри сад с водоемами и зеркальными рыбами, россыпь цветущих деревьев, вышивки ручной работы, изящная посуда, просторные светлые комнаты, оббитые шелком ширмы и стены… Это стоило очень, очень дорого.

Уж он-то знал. Он знал деньгам цену и счет.

В свою спальню он возвращался в брюзжащем, подпорченном настроении. Старший сын, его позор до конца жизни, выглядел во время устроенного Сёгуном ужина полнейшим дураком. В очередной раз. Он даже побил его после палкой, но облегчения это не принесло. Кожу до сих пор жег насмешливый, брезгливый взгляд Такеши Минамото. Паршивец тогда пригубил саке и поднял вверх чашу, словно передавал ему поздравление.

Он был вне себя. Он сделал многое, чтобы уничтожить клан Минамото. Добить так, как не смогли Тайра. Но вот паршивец сидит напротив него за столом и наблюдает за позором его старшего сына, и смеет насмехаться над ним! Поговаривали, он привез в Камакуру жену, не посмев воспротивиться приказу Сёгуна, хотя и спрятал ее в другом месте. Ее и наследниц двух кланов. Что ж. Надо будет непременно договориться с ним о встрече и посмотреть на его жену, которую никто не видел последние несколько лет.

Он тоже получит в некотором роде удовольствие от такого визита. Сможет взглянуть на деяния своих рук.

Он нетерпеливо махнул рукой, отсылая самураев, что следовали за ним неслышной тенью, и, раздвинув створки, вошел в просторную спальню. Он сделал один шаг, когда внутри него об опасности взвыло звериное чутье, не раз и не два спасшее ему жизнь.

Только вот в этот раз оно запоздало.

Грубая, привыкшая к катане рука зажала Дайго-сану рот, а знакомый голос насмешливо шепнул на ухо:

— Здравствуй, старик.

"Проклятый Такеши Минамото", — успел подумать Дайго-сан.

Глава 53. Надежда

В ту ночь он вернулся в спальню лишь к утру. Ко времени его возвращения монастырь уже спал — кроме самураев Минамото, охранявших комнаты его семьи. В час волка перед самым рассветом, когда сильнее всего сгущается тьма, Наоми проснулась из-за шума. Темный силуэт мужа расплывался у нее перед глазами, и она моргнула несколько раз, чтобы сфокусироваться.

Такеши развязал пояс, бережно уложил катану на подставку и снял тяжелое официальное кимоно. Он лег на футон позади Наоми и прижался грудью к ее спине, с недовольством отмечая, что она, кажется, замерзла. Зарывшись в ее густые распущенные на ночь волосы, Такеши поцеловал ее в шею и в висок. Полусонная, она забормотала что-то в ответ, намереваясь повернуться, но он остановил ее, слегка сжав.

— Спи.

Наоми послушно засопела, сжав его ладонь, лежавшую у нее на груди. Такеши долго слушал ее тихое дыхание и следил за тенями, что отбрасывали на сёдзи тонкие ветви деревьев, в окружении которых стоял монастырь. А потом он сказал:

— Завтра я отвезу вас с девочками к заливу.

Утро принесло скорбные вести: ночью умер глава клана Асакура, Дайго-сан. Говорили, что у него просто остановилось сердце. Такеши завтракал в кругу семьи, когда сосредоточенный Мамору вошел в комнату и, поклонившись, передал эту новость.

На лице Минамото не дрогнул ни один мускул. А вот Наоми, потрясенная, прикрыла ладонью рот и покачала головой. Хоши завертелась на месте, смотря то на отца, то на мать. Ведь умер дедушка ее жениха!

— Я не могу поверить, — Наоми посмотрела на мужа. — Мне казалось, он проживет еще сотню лет. переживет всех нас.

Такеши усмехнулся и пожал плечами: и горы порой разрушаются под воздействием времени, что уж говорить о людях.

— Он был уже очень стар, — равнодушно сказал он. — Гораздо старше моего отца. Наверное, путешествие далось ему нелегко. Не зря он пропускал все последние собрания бакуфу: писал Сёгуну, что не может покидать поместье из-за болезни.

Он подцепил палочками кусок рыбы и отправил его в рот. Можно сказать, что своей ложью, своей очередной запутанной интригой Дайго-сан и предопределил свою судьбу. Он сам вложил в уста Такеши нужную легенду: старик, страдающий от неведомой болезни, все же решился отправиться в дальнюю дорогу для встречи с Сёгуном в Камакуре. И, не выдержав всех перипетий в пути, он умер. Вдобавок к проблемам со здоровьем, накануне за ужином он сильно разозлился, когда его старший сын в очередной раз опозорил своего властолюбивого, спесивого, заносчивого отца. И это очень плохо сказалось на его слабом сердце.

Идеальнее не придумаешь.

Такеши благоволила сама судьба, и он не упустил свой единственный шанс. Наверное, не существовало бы другого дня, когда смерть Дайго-сана выглядела бы столь же естественно, как минувшей ночью. Заподозрит ли его нелепый сын хоть что-то? Или вздохнет с облегчением, поглядев на своего мертвого отца, который отравлял ему жизнь три десятка лет?

Не только Дайго-сан разбирался в ядах. Не только он мог придумать сочетание трав, которое не вызовет ни у кого подозрений и тревоги, и которое можно найти в любом поместье. Не только старик Асакура знал, как можно отравить человека так, чтобы действие яда было почти невозможно обнаружить. Никто ни о чем не догадается.

Такеши жалел лишь об одном. Что он не смог подольше насладиться той упоительной минутой, когда Дайго-сан замер в его хватке. Когда он догадался, кто именно поджидал его в темной спальне в разгар ночи. Кто и для чего. Но он должен был спешить, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания, и потому Такеши позволил себе переброситься со стариком лишь парой фраз. А потом он заставил Дайго-сана выпить жидкость из пузырька, который отдал ему Мусасибо-сама. И тот умер — тихо и спокойно, на руках Такеши, почти без страданий.

И об этом он тоже немного жалел. Старик за все содеянное должен был мучиться неделями, если не месяцами. Но яд, дарующий быструю смерть без страданий, почти невозможно обнаружить, и потому Такеши выбрал именно его. Мучился он или нет, главное, что Дайго-сан был мертв. И он больше не сможет угрожать его семье.

Может быть, Такеши все же победил в этой войне? Наконец…

Наоми в безопасности. И их дочери. Больше не будет ни мучительных потерь, ни слез его жены, ни ее трясущихся рук, ни в кровь искусанных губ. Больше не будет боли и страха, не будет мучительного, сковывающего по рукам и ногам ужаса ожидания неминуемой беды. Человек, который терзал его жену последние годы, превратив ее жизнь в череду бесконечных потерь, который отнял у него детей, отнял надежду на продолжение