Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

— И если найдется лекарство, тоже доложи, — подхватывает тот, что отдал приказ.

Глея выходит, мы с Цилиолисом — следом за ней. Сугрисы правы, и мы оба это понимаем. Сражения на севере идут постоянно, а это значит, что становится все больше раненых и все больше укушенных зеленокожими воинов. Другие лекари наверняка уже знают о том, что мы узнали сегодня.

Костер все еще горит и будет гореть всю ночь. Мертвых, пролежавших пять дней на холодном снегу леса, сжечь не так-то легко. Тела кажутся одеревеневшими, когда их складывают в костер, и только спустя какое-то время пламя растапливает лед и начинает лизать застывшую плоть. Я стою у костра рядом с Цилиолисом и смотрю. Запах от огня исходит мерзкий, но я стараюсь отрешиться от него и не отводить взгляда. Я вижу то же, что и он. Я слышу то же, что и все вокруг.

Треск лопающихся в огне шмису. Облака желтоватого вонючего пара, поднимающиеся от некоторых тел. Были ли они укушены, или зараза проникла в их тела через обычные раны? Шмису зеленой кучей вываливаются из тел, и грозят затушить пламя. Дым поднимается к небу длинным столбом, указывая на нас возможному врагу, но сугрисы решили пойти на этот риск. Во имя жизни.

Солдаты ходят по лагерю словно пришибленные. Те, что совсем мрачны, имеют, как видно, все основания опасаться. К Глее уже выстроилась очередь из тех, кто почувствовал себя плохо — и это притом, что эти воины уже на второй день после жесточайшего ранения отказывались от снадобий и требовали отправить их сражаться за правое дело.

— Ты осматривала Серпетиса, — говорит Цилиолис, отвлекая меня от мыслей. — Он не укушен?

Я качаю головой.

— Нет. Но ты видел его рану. И ты знаешь, что он провел в грязи на поле боя целые сутки.

Я знаю, что Энефрет спасла Серпетиса силой своей магии, но защитит ли она его от того, что предрек Асморанте избранный? Я не хочу думать об этом, но мысли все лезут в голову и жужжат там, как растревоженные дзуры.

Серпетис, Серпетис, Серпетис…

Я возвращаюсь в палатку, где Инетис греет ноги в большом тазу, наполненном горячей водой. Воздух в палатке влажный, и волосы моментально прилипают ко лбу. Л’Афалия чувствует себя плохо от такой влажности и жара, и просит позволения выйти наружу. Мы с Инетис остаемся вдвоем, и она смотрит на меня, ожидая, что я скажу. Она не ходила к сугрисам вместе с нами. Сказала, что чувствует себя плохо. Может, тоже боится заразы?

— Нам надо добраться до Шина, — говорит она, выслушав меня. — Что только от прорицания, если мы будем сидеть в тылу врага? Кому мы сможем помочь?

— Как только станет ясно… — начинаю я, но она качает головой.

— Ты слышала, что сказал Избранный. Мы спасли Серпетиса. Теперь у нас другие дела. Ребенок готов двигаться дальше.

Оставить его? Оставить лагерь сейчас, когда мы не знаем, с чем имеем дело, когда жизни десятков людей висят на волоске, когда мы только что встретились с угрозой, которая может стать еще более страшной, чем война?

— Пожалуйста, — говорю я. — Инетис, давай подождем хотя бы еще день. Здесь людям нужна наша помощь. Пожалуйста, я прошу тебя.

Инетис убирает ноги из таза. Кусок мягкой ткани, которым она хотела вытереться, сползает с ее колен и падает. Из-за живота ей тяжело наклониться, и я помогаю ей — думая о своем и почти не замечая золотистых полос, вспыхивающих на ее коже при каждом моем прикосновении.

Она забирается под теплую шкуру и накрывается почти с головой, готовая снова погрузиться в свой неестественный сон.

— У нас другой путь, — говорит уже еле слышно. — Нам втроем еще много нужно сделать до момента, пока избранный появится на свет. А он уже совсем скоро родится…

— Ребенок хочет перенести нас? — спрашиваю я. — Как перенес сюда? Нам ведь не придется ехать в Шин через линию сражений?

— Да, — отвечает он. — Нам больше не нужны ни лошади, ни повозка. Только магия. Только…

Инетис всхрапывает, и я понимаю, что он уснула на полуслове. Я выношу воду на улицу и открываю тканевый клапан, чтобы выпустить влажный воздух наружу. Закрыв его снова, я ворошу угли в яме и выхожу на улицу, чтобы позвать Л’Афалию и Кмерлана. Ноги сами несут меня в сторону палатки Глеи, где, кажется, собрался уже весь лагерь. В платках целителей царить оживление, я вижу суетящихся вокруг лекарок, воинов, озабоченно поглядывающих в сторону костра, кто-то из сугрисов дает какие-то указания и уходит прочь. Глея видит меня и машет рукой, прося подойти ближе, а когда я подхожу, отводит в сторону.

— Ты когда-нибудь отсекала конечности? — спрашивает она.

Я качаю головой, и она закусывает губу.

— Придется мне помочь. У нас не хватает рук, все нужно сделать быстро. У нас четыре человека с большими укусами, которые уже сегодня могут отправиться вслед за тем юношей. Нам надо сделать отсечение, пока не поздно. Хотя бы помогать мне сможешь? Не упадешь?

— Я смогу, — говорит позади меня Цилиолис. — Я делал это однажды.

Глея быстро кивает и показывает ему в сторону отгороженной части палатки, где ярко горит свет факелов.

— Нам бы дождаться дня, но времени может не хватить, — говорит она, подзывая помощницу. — Проводи благородного помыть руки. Он будет работать с нами. Вдвоем мы управимся быстрее. Пила готова?

Земля на мгновение уходит из-под ног при этом слове, но я вонзаю ногти в ладонь, и выдерживаю пристальный взгляд Глеи. Я работала с тяжелыми ранами, но никогда не отрезала от человека его часть.