Плата за молчание - Продель Гюнтер

Последовала волна арестов; в Гамбурге, Ганновере, Кельне, Франкфурте были арестованы 24 торговца, реставратора, аукциониста, занимавшихся сделками вокруг произведений искусства в международном масштабе, но стоявших до сих пор выше всяких подозрений.

Крупнейший из всех этих дельцов, 38-летний Эрнст-Август Редигер, был захвачен с поличным, когда отбирал у одного частного нидерландского коллекционера картины известнейших голландских мастеров, таких, как Брейгель, Франс Гальс и Рембрандт, на общую сумму 25 миллионов гульденов. В двух замаскированных под санитарные машины микроавтобусах эти сокровища должны были быть доставлены в загородный дом Реди-гера под Ганновером. При обыске там за обоями и под полом было обнаружено еще на 10 миллионов марок краденых картин.

Менее успешно протекали полицейские мероприятия, угрожавшие неприкосновенности связанных с «кунстма-фией» важных персон. Так, истребованного полицией приказа об аресте прокурора Шойтена крефельдский судья не подписал, мотивировав это наличием у Шойтена постоянного местожительства и такого служебного и общественного положения, которое исключает возможность попыток скрыться от следствия и суда. Пока, до разъяснения всех обстоятельств, Шойтена просто отстранили от должности, исправно выплачивая ему положенные 4000 марок месячного оклада.

Все стремления были направлены на то, чтобы подольше сохранить тайну, отсрочить, как только можно, скандал, по принципу: время все излечит! Политические партии, правовые органы и местная пресса придерживались в данном вопросе редкостного единодушия. Первое сообщение было опубликовано только восемь месяцев спустя, 19 марта 1973 года, «Боннер рундшау», газетой, которую в Крефельде почти никто не читал: «Первый прокурор Шойтен в ходе мероприятий против вскрытой в Северном Рейн-Вестфалии «кунстмафии» отстранен от должности. Его обвиняют в причастности к орудовавшей по всей стране банде грабителей музеев…»

Тем же бесшумным способом покончили и с раскрытым попутно делом о хищении из Флоренции «Мадонны» и «Дворянина». Новые владельцы этих стоящих 22 миллиона картин - бывший геринговский прихвостень Хофер и крефельдский миллионер Кох - без участия полиции, неофициальным порядком, через оставшихся неизвестными посредников были приглашены в Дортмунд для возврата похищенного.

Опасались, что факты, которые неизбежно вскрылись бы при аресте Коха и Хофера, сыграют роль динамита и приведут к взрыву и в дипломатической сфере и во внутриполитической обстановке. Так, по ходу расследования сотрудники федерального управления уголовной полиции выяснили уже, что Хофер, при фашистах обогащавший сокровищницу гитлеровского рейхсмаршала Геринга, принялся после образования ФРГ с тем же усердием пополнять частную коллекцию произведений искусства федерального канцлера Аденауэра.

Гамбургский иллюстрированный журнал «Шпигель» позднее сообщал, что «Мадонна» Мазаччо, которую Интерпол полгода разыскивал по всему миру, находилась все это время в Мюнхене, в оснащенном специальной кондиционированной установкой банковском сейфе, за два месяца до кражи арендованном Хофером на имя его свояченицы.

Для возврата картины по принадлежности прибегли затем к посредничеству некоего швейцарского антиквара. 30 марта 1973 года, заручившись обещанием итальянского правительства не привлекать воровскую шайку к ответу, Хофер передал картину указанному посреднику за 50 тысяч марок, выплаченных в возмещение издержек, которые он, Хофер, понес, обеспечив сохранность украденного произведения искусства!

В итальянском консульстве в Лугано министру Сивьеро в строго конфиденциальной обстановке, без участия представителей прессы, посредник через десять дней вернул эту похищенную у Италии картину.

Еще таинственнее было обставлено возвращение «Дворянина». В затянувшихся переговорах, часть которых вынужден был провести сам министр Сивьеро, Кох тоже требовал возмещения издержек, но цифру называл значительно более высокую - 600 тысяч марок, уверяя, что именно столько ему пришлось потратить, дабы какие-то члены мафии отказались от намерения уничтожить картину Мемлинга. Расстаться с этим творением нидерландского живописца Кох согласился, лишь выторговав требуемую сумму.

Вернуть картину в Италию было на сей раз поручено полицейскому офицеру Альберто Сабатино, и ему для выполнения этого задания пришлось объездить полмира. Чтобы отделаться от репортеров, преступники гоняли его из города в город: Амстердам,' Тель-Авив, Париж, Лондон - и везде только указание, куда следовать дальше! В Лондоне был сообщен новый адрес: Цюрих, отель «Сити», номер 404-й.

Двое суток провел Сабатино в этом гостиничном номере. Никто не появлялся, никто не давал знать о себе. Затем 28 июня 1973 года посланец Коха позвонил наконец по телефону и сказал:

- Посмотрите у себя на кровати, под матрацем! Там вы найдете картину.

Действительно, портрет стоимостью 11 миллионов марок оказался под матрацем, на котором две ночи спал офицер итальянской полиции.

Годом позже Кох предстал перед судом. Четвертое отделение по уголовным делам эссенского ландгерихта приговорило его к целому году лишения свободы (разумеется, условно) и к 100 тысячам марок штрафа. При обосновании судебного решения председательствующий, доктор Дитер Курп, сетовал: дескать, в этом необычном деле слишком многое осталось неясным, а главное - не удалось вскрыть закулисную сторону преступлений. К числу вопросов, ответить на которые было уже невозможно, относился и вопрос о том, кто именно и при каких в точности обстоятельствах похитил из Палаццо Веккьо два сокровища искусства.

О мотивах совершенного подсудимым преступного деяния ничего определенного в приговоре нет. Однако директор ландгерихта высказал предположение, что волновали миллионера не столько художественные достоинства, сколько товарная стоимость похищенного шедевра.

Дело старшего партнера Коха, Вальтера-Андреаса Хофера, суд выделил в особое производство, так как престарелому антиквару дальняя поездка из Мюнхена в Эссен могла оказаться не под силу. Состоялся ли в конце концов суд над Хофером и решились ли мюнхенские судьи вынести ему обвинительный приговор, неизвестно.

Поток информации, связанной с разоблачением «кунст-мафии», ширился, и пресса все чаще заводила речь о том, что в преступлениях замешан некий высокопоставленный судебный деятель. Крефельдские судебные власти были вынуждены сместить нашкодившего прокурора, но всячески оберегали его, а вместе с ним, конечно, и себя от дальнейших неприятностей, всеми силами стараясь не выносить сора из избы. Однако 16 марта 1973 года генеральная прокуратура Северного Рейн-Вестфалии пресекла хитрые маневры крефельдских законников своим приказом об аресте первого прокурора города.

А дальше произошло то, с чего мы начали наш рассказ, и Шойтен, попав вместо дюссельдорфского следственного изолятора в исправительную тюрьму в Крефельде, ради спасения головы подчинился требованию сокамерников и поведал им кое-что о своей жизни. Но вот он запнулся.

- Давай дальше, собака! - накидывается на него Йостен. - Я хочу знать, кто тебя сюда упек. Ну, говори же, что ты там натворил!

Однако ситуация для него непривычна, он нервничает, теряет уверенность; не знают, что делать дальше, и оба его приятеля.

Шойтен, далеко превосходящий интеллектом их всех, быстро оценивает обстановку. Он ерзает на табуретке, подается вперед и говорит:

- Послушайте-ка, герр Йостен, я ведь понимаю, чего вы хотите, но ваша затея бесцельна. Лучше бы я дал вам совет, полезный для вас лично.

- Какой совет, чем он может помочь нам? - Йостен больше не рычит, он истратил весь свой запал, он с интересом прислушивается к словам Шойтена.

- Он поможет вам всем троим выбраться отсюда. Выйти на волю. Я полагаю, что именно это и является вашей целью.

Естественно, он попал в самую точку. Выбраться из кутузки, и побыстрее - все они, конечно, только об этом и мечтают, и, раз уж нашелся прокурор, который хочет дать им совет, они готовы целиком обратиться в слух.