Плата за молчание - Продель Гюнтер

На удивление быстро сделала первые успешные шаги западногерманская крипо, которая неожиданно обрела трех добровольных помощников. Привлеченные назначенной наградой, они сами явились в полицию, потребовали сохранения тайны и затем указали возможного нового владельца «Мадонны» и «Дворянина». По их мнению, это был крефельдский миллионер Йозеф Кох. За четыре месяца до ограбления Палаццо Веккьо Кох подрядил их похитить для него картины из Флоренции. Переговоры велись в «Пинте», в присутствии самого хозяина этого малопочтенного заведения Хорста Елонека. Во Флоренцию они, заявители, съездили, но картины украсть побоялись. Они стащили только какой-то гобелен из запасника, однако и его анонимно отослали назад, когда полиция подняла весь этот шум вокруг кражи картин из музея.

В связи с этой информацией крефельдской уголовной полиции поручили установить за Кохом и Елонеком самое тщательное наблюдение, используя для него все средства. Специально подчеркивалось, что полиции в данном случае разрешено взять под контроль корреспонденцию и телефонные разговоры Коха и Елонека. Одного только федеральное управление уголовной полиции не смогло в то время учесть: тесного дружеского контакта между сотрудниками крефельдской крипо и прокурором Шойте-ном, штатным консультантом обоих подозреваемых.

А Шойтен узнал о строго секретном задании в тот же вечер за традиционной рюмкой. И, озабоченный щекотливым поручением, комиссар уголовной полиции Крайн-хорст еще осведомился, не считает ли прокурор, что подключение к телефонам и перлюстрация писем нарушают конституцию, а значит, чреваты неприятностями.

- Ведь этот миллионер Кох сумеет, конечно, заполучить самых дорогих адвокатов. Не привлечет ли он нас к суду?

Шойтен, правда, успокоил наивного комиссара: принятые в мае 1968 года чрезвычайные законы допускают производить с разрешения министерства внутренних дел подобную негласную проверку. Однако, учитывая, что население относится к такого рода мерам крайне отрицательно, лучше, во избежание неприятных последствий, согласовывать все действия с прокуратурой, то есть с ним, Шойтеном.

После этого разузнать что-либо о Кохе и Елонеке кре-фельдская крипо, естественно, уже не смогла. Ни вскрытые над паром письма, ни подслушанные телефонные разговоры, ни произведенный в заключение обыск ничего не дали. Даже способная навести на верный след открытка, которой Вальтер-Андреас Хофер поздравил Коха с днем рождения, была по совету Шойтена оставлена без внимания. Так дело снова зашло в тупик.

А затем новый разбойничий набег «кунстмафии» отвлек полицию от флорентийской эпопеи. В ночь с 9 на 10 мая 1971 года из западноберлинской православной церкви Воскресения были похищены 33 иконы общей стоимостью 1,8 миллиона марок. Правда, на обратном пути грабителям не повезло. У Гогенцоллерндамм, всего в 200 метрах от собора, краденую санитарную машину с иконами остановила полиция, чтобы отправить в больницу двух пострадавших в автомобильной катастрофе. Водитель, не догадываясь о причине задержки, развил максимальную скорость и сумел скрыться с похищенным.

Однако полицию это насторожило, и в ту же ночь об ограблении церкви стало известно. Грабители оказались в западне. Оба аэродрома и ведущая через ГДР транзитная трасса были перекрыты. От плана сбыть иконы через кельнского скупщика краденого пришлось отказаться. Испуганные клиенты попрятались в кусты. Вся операция рушилась.

Рассовав на время иконы по автоматическим камерам хранения, банда срочно принялась искать новых покупателей, что потребовало в эти дни множества телефонных разговоров. Между тем телефоны лиц, подозреваемых в связях с «кунстмафией», еще раньше были взяты уголовной полицией под контроль. В частности, прослушивался телефон на квартире одного спекулянта иконами во Франкфурте-на-Майне. Сам хозяин квартиры, известный «кунстмафии» как Мирко, в период, относящийся к ограблению западноберлинского собора, находился по делам в США, и федеральное управление уголовной полиции решило использовать эту счастливую случайность, чтобы подсунуть под видом покупателя своего человека. Все звонки, адресованные Мирко, отводились на другой аппарат, где на них отвечала сотрудница уголовной полиции, именуя себя женой отсутствующего коммерсанта.

Когда поступило, как и ожидали, предложение купить оптом иконы за 1,8 миллиона марок, мнимая жена Мирко проявила интерес к сделке и условилась, что 13 мая в Западный Берлин приедет с деньгами брат ее мужа и под именем Мирко Паначева зарегистрируется в отеле «Палас», где в тот же день можно будет с ним встретиться. 13 мая в Западный Берлин приехал агент уголовной полиции, человек с лицом южного типа, потребовал в отеле «Палас» номер с ванной, написал на регистрационной карточке: «Мирко Паначев». Портье внимательно поглядел на него:

- Что ж вы сразу не сказали! Вас уже ждут на Ку-дамм, в кафе Германа.

Покидая отель, агент заметил, что следом за ним вышел какой-то человек. В кафе он снова увидел этого человека уже сидевшим вместе с тремя важного вида господами. Агенту тоже знаком предложили подсесть к ним, и он, как было условлено, представился Мирко Паначе-вым. Все четверо дружелюбно кивнули в ответ, но имен своих не назвали. Это были уже известные читателю кре-фельдские дельцы: Хорст Елонек, Ханс-Иоахим Функ и Герхард Скробек; вместе с ними сидел Клаус-Гюнтер Крюгер, берлинский кельнер и организатор хищения икон из церкви.

Несмотря на желание обеих сторон поскорее покончить с делом, достигнуть взаимопонимания никак не удавалось. Требование «Мирко» показать ему иконы было встречено снисходительными усмешками. Сперва 1,8 миллиона на стол! «Мирко» бросило в пот. Этого варианта федеральное управление уголовной полиции не предусмотрело, да и все равно не смогло бы выполнить. «Мирко» сделал попытку отвертеться: он ведь, в сущности, не знает, с кем имеет дело. Где у него гарантия, что перед ним не мошенники, которые просто хотят его обобрать? Да и никто таких денег в кармане не носит. Будут картины - будут и деньги. Только баш на баш! Когда он, чтобы выиграть время, предложил вместо оптовой сделки произвести расчеты в 33 приема, у господ из Крефельда вообще пропал к делу интерес.

Елонек посмотрел на часы, сказал, что должен срочно позвонить по телефону, и скрылся в телефонной будке. Там он набрал номер крефельдского ландгерихта и потребовал соединить его с первым прокурором доктором Шойтеном.

Федеральное управление уголовной полиции явно недооценило представителей «кунстмафии», считая их примитивно-алчными гангстерами. Прежде чем ехать в Берлин, они, разумеется, обсудили все с Шойтеном и дали ему задание выяснить, не может ли ожидаемый Мирко Паначев быть полицейским агентом.

С тех пор как Шойтену стало известно, что телефонные разговоры членов банды прослушиваются, он придумал для этих разговоров определенный код. И сейчас Елонек изобразил, будто звонит без особой причины, просто так:

- Как поживаешь, Эрнст? Почему не заходишь? Случилось что-нибудь?

Шойтен на это:

- Ах, я совсем закрутился, я веду сейчас одно очень крупное дело.

Елонек:

- У меня к тебе только один вопрос, Эрнст. Мне тут предложили кое-что купить. Приезжий имеет для продажи иконы. Говорят, на этом можно заработать, а ты как считаешь?

Шойтен:

- Иконы? Я бы тебе не советовал, Хорст. Сейчас в обращении слишком много поддельных и украденных картин. На иконах можно больше потерять, чем заработать.

В переводе на обычный язык это означало: руки прочь - опасность!

Вернувшись к столу, Елонек сказал, обращаясь к «Мирко»:

- Извините, я вынужден вас покинуть. Но вы можете спокойно продолжать обсуждение с этими господами. Я все равно не имею отношения к делу. Я поехал просто за компанию, Берлин поглядеть. - И он исчез.

Остальные теперь тоже, конечно, смекнули, что дело дрянь. Никто не захотел вдруг и слышать больше об иконах, каждый старался поскорей отделаться от «Мирко», переадресовывая его другим, так как сам понятия ни о чем не имеет и приехал с единственной целью поглядеть город. Кончилось тем, что агент полиции остался один на один с западноберлинским кельнером, который спросил его: