Рокоссовский - Борис Соколов

Бронетехника и орудия союзников, покрытые свежей краской, грохотали по дороге, двигаясь через четкие интервалы времени. Полевая форма была приведена в порядок, башмаки и знаки различия сверкали, все без исключения были с наградными ленточками и медалями за прошедшие бои. По сравнению с этими элегантными колоннами, входящими в город с запада и северо-запада, уходящие из него русские выглядели сбродом. Их ватные телогрейки были замаслены и ободраны, транспорт состоял из смеси старых грузовиков и телег, набитых награбленной мебелью, больше половины солдат шли пешком. Они маршировали вдоль автобана под командой младших командиров, которые ехали на немецких велосипедах. Даже знаменитые русские орудия были покрыты слоем сухой грязи.

Британский корреспондент, путешествовавший рядом со мной, сказал с ужасом в голосе: „Боже мой, так это те самые парни, которые проложили себе дорогу от Сталинграда, по пути высекая искры из фрицев?“ И в самом деле, это были солдаты армии, которая разбила две трети немецких сухопутных сил на Восточном фронте, тогда как великолепно вооруженные британцы и американцы с большим трудом одолели оставшуюся треть в Нормандии, Италии и на линии Зигфрида. Это были коренастые степные крестьяне и пастухи. Было видно, что для них не существует трудностей, и им был безразличен вид механизированной мощи, выставленной для того, чтобы произвести на них впечатление. Возможно, подумал я, простые машины войны на долгом отрезке времени никогда не одолеют крестьянина, одержимого тем, чтобы изгнать иноземного агрессора.

Радио, газеты, политика, концерты… Русские мудро подпитывали возрождение в пустыне отчаяния. Они проявили великодушие к последователям чудовища, лежавшего в своей берлоге под горами щебня. Но берлинцы не смотрели на мир так, как этого хотелось бы русским. Везде был слышен шепот: „Слава богу, что вы — британцы и американцы — пришли сюда… Русские — это животные… они отобрали у меня все, что было… они насилуют, воруют и расстреливают…“

Антирусская истерия была настолько сильной, столько ходило вокруг историй о русских зверствах, что шеф англо-американского бюро по общественным связям нашел нужным собрать корреспондентов для того, чтобы дать „разъяснения“. „Запомните, — сказал он, — что среди немцев существует сильное и организованное движение, нацеленное на то, чтобы посеять семена недоверия между союзниками. Немцы убеждены, что им будет на пользу раскол между нами. Я хочу предупредить вас о том, чтобы вы не верили немецким историям о зверствах русских без тщательной проверки их достоверности…“

В любом случае, в русофобии не было ничего нового. Войска сталкивались с этим всю дорогу от Рейна по мере того, как встречали тысячи бегущих на Запад и охваченных паникой людей. Русские идут! Как бы то ни было, но нужно бежать от них!

Когда удавалось расспросить кого-либо из них, почти всегда оказывалось, что они ничего не знают о русских. Им так говорили. Они слышали это от друга, брата или родственника, который служил на Восточном фронте… Ну, конечно, Гитлер врал им! Его теории о высшей расе были абсурдом, как и заявления о том, что британцы — это декаденты, а евреи — недочеловеки с извращенным сознанием… Но, говоря о большевиках, фюрер был прав!

Геббельсовская пропаганда добилась успеха в одном, чему было суждено пережить разочарование поражения. Она вбила в головы немцев параноидальный страх перед „ордами с Востока“. Когда Красная армия подошла к окраинам Берлина, волна самоубийств захлестнула город. По некоторым подсчетам, в мае — июне 1945 года от 30 до 40 тысяч берлинцев добровольно ушли из жизни.

Насколько поведение русских подогрело эту оргию самоуничтожения? Я задавал эти вопросы многим берлинцам. Если отбросить преувеличения, то картина получалась следующая: Красная армия захватила город в яростных боях, разгоряченная жаждой мести. Русские разрушали, грабили и насиловали точно так же, как немцы (по рассказам польских беженцев) делали это четыре года назад в Польше и России…

Загадочные люди эти русские! Изнасилования — и извинения. Кражи — и попытки загладить их продуктовыми дарами. Дикий грабеж разрушенного города — и уже через несколько дней попытки восстановить его…

Никакого террора в Праге или другой части Богемии со стороны русских не наблюдалось. Русские — суровые реалисты по отношению к коллаборационистам и фашистам, но человеку с чистой совестью бояться нечего.

В Красной армии господствует суровая дисциплина. Грабежей, изнасилований и издевательств здесь не больше, чем в любой другой зоне оккупации. Дикие истории о зверствах всплывают из-за преувеличений и искажений индивидуальных случаев под влиянием чешской нервозности, вызванной неумеренностью манер русских солдат и их любовью к водке. Одна женщина, которая рассказала мне большую часть сказок о жестокостях русских, от которых волосы встают дыбом, в конце концов была вынуждена признать, что единственным свидетельством, которое она видела собственными глазами, было то, как пьяные русские офицеры стреляли из пистолетов в воздух или по бутылкам…»

О. Уайт дружески относился к Советскому Союзу и считал, что поведение красноармейцев принципиально не отличалось от поведения солдат армий союзников, да и вообще от поведения солдат всех времен и народов, реализующих «право победителя». Но свидетельства о насилиях, убийствах и грабежах с территорий, занятых Красной армией, с одной стороны, и с территорий, занятых армиями западных союзников, — с другой, не сопоставимы по масштабам. От жителей советских зон оккупации таких свидетельств оказывается на порядок больше. Да и союзное командование сравнительно быстро навело порядок. В американской армии, например, за изнасилования немецких женщин было казнено по приговорам трибуналов 69 военнослужащих.

Конечно, в Красной армии тоже боролись с преступлениями: всего за изнасилования, грабежи и убийства мирного немецкого населения было осуждено трибуналами 4148 военнослужащих. Но за изнасилования в судебном порядке никто осужден не был. Насильников, наряду с убийцами и мародерами, нередко расстреливали на месте преступления командиры без оформления приговора.

Принципиальное различие между поведением военнослужащих западных армий и красноармейцев в Германии заключалось не только в масштабах насилий, но также и в том, что американцы, британцы и французы насиловали, но очень редко убивали свои жертвы. Для советских же солдат убийства мирных немцев, и не только немцев, были обыденным явлением.

Конечно, у красноармейцев было чувство мести за все то, что немцы сделали на советской земле. Кстати сказать, перед началом операции «Барбаросса» был издан приказ, освобождавший военнослужащих вермахта от ответственности за уголовные преступления в зоне проведения операции. Однако очень скоро немецкому командованию пришлось отказаться от применения этого приказа, поскольку грабежи и изнасилования, равно как и убийства мирных жителей, грозили разложением армии. Поэтому немецких военнослужащих стали наказывать за преступления против мирного населения. В германском военном архиве во Фрайбурге сохранилось порядка 80 тысяч уголовных дел о преступлениях против гражданского населения и о дезертирстве. Но такой вакханалии неорганизованных убийств и изнасилований, какую увидела Германия в конце 1944-го и в 1945-м, вермахт не знал даже в первые месяцы войны с Россией, когда германские солдаты еще ничем не были связаны.