Последнее предложение - Мария Барышева

— Как красиво… — тихо произнес рядом чей-то голос, очень отдаленно похожий на тарановский — нет, наверное не он… никогда не слышал у него такого голоса… В следующую секунду кто-то больно ущипнул его за руку, и Роман с трудом отвернулся от увлеченных танцем существ, которые, казалось, совершенно не замечали их появления. Он встретил испуганный взгляд Риты и на крохотный отрезок времени ощутил неодолимое желание ударить ее за то, что помешала смотреть, помешала слушать…

— Не смотри на них! — прошептала она, но Роман, отвернувшись, глянул еще раз, и его взгляд юркнул к противоположной стене комнаты и тотчас метнулся обратно, словно заяц. Сергей, намертво стиснув побелевшие пальцы на рукояти секиры, медленно отворачивался, закусив губу, а Валерий, широко раскрыв глаза, смотрел на танцующих. На его лице появилась злоба, когда Илья передвинулся и заслонил обзор, потом он тряхнул головой и снова стал прежним раздраженным Нечаевым. Рита прижалась к Роману, держа его за руку и мелко постукивая зубами, и только сейчас Савицкий почувствовал, как здесь холодно, и пожалел об оставшейся наверху рубашке.

— Может, нам как-то вернуться назад? — жалобно предложил Илья, зажимая свободной ладонью одно ухо. — По мне лучше мертвецы и гигантские окуни, чем это!

— Подумаешь, фигуристы! — с наигранным небрежением отозвался Валерий. Роман взглянул на Сергея, и тот покачал головой. В его глазах было напряжение хищника, повстречавшего кого-то не менее опасного, чем он сам.

— Это туллары, — сказал Безяев, пристально глядя на темный клинок, словно тот его успокаивал. — Персонажи Ленкиной повести «Дети зимних лун». Они замораживают кровь своих жертв и делают из нее статуи, а фрагменты тел используют, как… ну вроде пазла. Это у них такое развлечение… когда они, конечно, сыты. А резать любят по живому… Не смотрите, как они танцуют, и не слушайте их музыку, а то сойдете с ума. Именно этим они и завлекают — это хуже, чем напевы сирен. И в них ни в коем случае нельзя делать дырки — у них вместо крови что-то типа жидкого азота… насколько я помню.

— Замечательно! — мрачно буркнул Валерий. — Из огня да жопой на…

— В том конце комнаты дверь! — перебил его Роман, старательно удушавший неодолимое желание повернуться. Это было не то очаровательно-похотливое, тянувшее некогда к Иллайон — это было гораздо хуже. — И она даже приоткрыта. Если мы пройдем мимо…

— Как? — поинтересовался Сергей, весь как-то сгорбившись и болезненно морщась — судя по всему, ему тоже отчаянно хотелось повернуть голову. — Не смотреть еще ладно, но не слушать?.. Уши руками зажимать? А отмахиваться чем?!

— Они никогда не нападают сами, — сообщил Илья, стаскивая безрукавку. — До тех пор, пока вы не подойдете к ним, не захотите оказаться среди них… Если просто пойдем мимо, они не тронут.

Рита внезапно ойкнула и чуть не уронила свое оружие — металлическая рукоятка уже охладилась до такой степени, что почти обжигала кожу. Валерий перебрасывал свое мачете из ладони в ладонь, Роман делал то же самое.

— Разрежь, — попросил Илья, держа безрукавку, и Валерий быстрым движением располосовал ее снизу доверху. Сергей снял рубашку, разодрал ее на две половины и протянул Рите и Роману, после чего, усмехнувшись, постучал пальцами по деревянной рукояти своей секиры, расстегнул брючный ремень и начал вытаскивать его из шлевок.

— На всякий пожарный, — он кивнул на обрывки рубашки. — Нельзя знать наверняка, в какой момент зажимать уши, а в какой — отмахиваться.

— Какая у меня была хорошая жизнь! — с легкой грустью прошелестел Валерий, пристраивая мачете за ремень. — Выезжал на вызовы, бумажки писал, ловил всякую шушеру… Совещания, комиссии, валы бытовой мокрухи… Господи, звучит, как сладкий сон! Пытались меня шлепнуть пару раз, но никто никогда не пытался меня съесть. Когда все это кончится, я намерен жутко напиться!

— Я тоже, — отозвался Роман, отчаянно гоня от себя волны зовущей мелодии. — Думаю, по окончании мы все жутко напьемся. И чего-нибудь поломаем.

— Вначале давайте комнату перейдем, — заметил Безяев. — Только зажимать уши… не знаю, поможет ли? У Одиссея был воск, а у нас ничего нет…

— Да и ты не Одиссей, — Роман сделал шаг, проверяя, как ходится с мечом за ремнем. Было неудобно. — Мы можем быстро проскочить? Или идти медленно и печально?

— Бежать нельзя ни в коем случае, — прошептала Рита. — Они не нападут, но станут танцевать… совсем близко. А это плохо.

Валерий взглянул на танцующих и поспешно отвернулся, яростно мазнув ладонью по небритой щеке и постукивая зубами от холода.

— …твою, кошмар какой-то!.. Ну невозможно не смотреть!.. Почему они, заразы, так хороши?! Тоже магия?

— Может, потому, что у Ленки чертовски здорово получались описания! — сердито отрезал Илья, и Роман почуял за этой сердитостью легкую зависть. Он раздраженно взглянул в переливающиеся сапфировые глаза, и Илья, дернув голыми плечами, кисло сказал:

— Знаете… мне очень страшно. Может…

— Пошли! — перебил его Савицкий. — Идем вдоль длинной стены и смотрим только себе под ноги.

— Только медленно, — упредил Илья. — Для них быстрые движения, как для…

Шум, донесшийся из-под потолка, заставил его рот захлопнуться, и все вскинули глаза на круглое отверстие в ледяном своде. Кто-то летел вниз по туннелю… определенно кто-то не один.

— Подгнивший десант подтягивается, — Роман отвернулся. — Пошли!

Они мелкими шагами добрались до стены, старательно зажимая уши, и двинулись вперед. Роман, шедший за Сергеем, краем сознания подумал, что со стороны, вероятно, все это выглядит довольно комично — скользящая на ледяном полу процессия из девушки и четырех полуголых мужиков, увешанных оружием, — и все дружно зажимают уши. Возможно, потом он посмеется над этим — потом, когда они дойдут до двери. Она казалась невообразимо далекой, и с каждым шагом словно еще больше отдалялась, словно зал растягивался или они стремительно уменьшались в росте. Он изо всех сил старался не смотреть на нее — перед ней то и дело мелькали гибкие тела тулларов, но взгляд тянуло туда, тянуло — к приоткрытой створке… и чуть в сторону — где движения полны изящества и холодной зимней магии… Роман до хруста сжимал зубы и смотрел в пол, а иногда и вовсе закрывал глаза, но взгляд был как непослушное живое существо — ему хотелось к танцующим — хотелось отчаянно. Музыка проталкивалась в уши, запускала бесплотные тонкие щупальца между пальцами и прижатыми ушными хрящами, и даже то — далекое, бессвязное, что доносилось до него — о, черт! — как же оно было прекрасно! И как же хотелось опустить руки и окунуться с головой в это серебристо-морозное, узорчатое, волшебное, а не довольствоваться тем, что сочилось по каплям… а оно становилось все громче, все ближе. Роман попытался наполнить свой мозг чем-то отвлеченным, перед его глазами начали проноситься дворцы, которые никогда не будут построены, какие-то видения из прошлого, приозерная поляна, заросшая ирисами, витрина ларька за углом его дома, чей-то ласковый шепот, целая галерея физиономий заказчиков, смета стройматериалов… но все это было расплывчатым и сразу же разваливалось на куски. Повернув голову, Савицкий взглянул на стену, но к своему удивлению почему-то не нашел ее рядом. Стена вдруг оказалась слишком далеко и с каждым шагом как-то косо удалялась все дальше. Ничего не понимая, он сонно мотнул головой и перевел взгляд на Сергея. Таранов, опустив руки, по диагонали шел на танцующих, словно уснув. Роман хотел закричать ему, чтобы тот зажал уши, но внезапно обнаружил, что его собственные руки безвольно болтаются вдоль бедер, и это неожиданно показалось ему страшно смешным. Музыка втекала в его мозг, и в ней уже не было прежней задумчивости — звонкая, веселая, она тянула неудержимо, словно чьи-то руки, приглашающие подключиться к общему веселью, и все ближе были кружащиеся тела, вот и Таранов уже скрылся, пропал среди танца, и кто-то золотоволосый промелькнул мимо и исчез среди музыки и узоров гибких движений, а вокруг были только танцующие — их изящные тела, то и дело вспархивающие в крутящемся прыжке, мечущиеся серебристые косы, прекрасные лица, глаза, как ледяные диски. Кто-то начал подхлопывать в ладоши — звонко, быстро — целая волна хлопков, танец стал резким, стремительным, музыка рассыпалась градинами и всплескивалась упруго до самого потолка… кажется, Рита так играла… и он все еще в «Морском дворце», и это она танцует со скрипкой, и это ее мелодия, но почему у нее такие ледяные глаза?..