В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

Органы КГБ по мере своих сил пытались предотвращать центробежные тенденции, прежде всего, в союзных республиках в столь знакомой для меня борьбе с национализмом и сепаратизмом. Провалы в работе случались чаще всего не из-за отсутствия необходимой оперативной информации, а по причине несвоевременного и ненадлежащего реагирования со стороны заинтересованных государственных структур, да и самих спецслужб. Бакатин, прямой и противоречивый в суждениях, делал заявление, что «госбезопасность была гнилой, неспособной предвидеть и предотвратить распад страны». Пусть останется на его совести такое заключение. А где же было, скажем, мощное МВД, занимавшееся схожими проблемами социального недовольства населения, приведшими к разрушению страны? Информационный потенциал МВД, Совета безопасности (а Вадим Викторович был и министром, и в составе Совбеза) был не слабее, чем в КГБ. Милиция фиксировала каждое антиобщественное проявление, видела общую картину в стране и регионах, считала, сколько собралось митингующих и сколько требовалось омоновцев. Может быть, я выскажу крамольную мысль, но стремление КГБ к улучшению демократической системы было выше, чем его реальные возможности уменьшить опасности и риски, которые приводили страну к краху.

Незадолго до ГКЧП был принят закон о режиме военного и чрезвычайного положения в стране. Этот закон являлся серьезной правовой мерой, способной при умелом применении предоставленных Президенту СССР исключительных полномочий не допустить развала страны, защитить права граждан.

Думаю, что уместно процитировать Крючкова из сказанного на закрытом заседании Верховного совета 17 июня 1991 года: «…во всех слоях общества нарастают требования навести порядок именно сегодня, пока дело не дошло до худшего. Обстоятельства таковы, что без действий чрезвычайного характера уже просто невозможно обойтись. Не видеть этого равносильно самообману, бездействовать — значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия…» В одном из документов КГБ СССР незадолго до ГКЧП информировал Горбачева об опасном развитии обстановки в стране: «Учитывая глубину кризиса и вероятность резкого осложнения обстановки, нельзя исключать возможность образования в соответствующий период временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных Президенту Верховным советом СССР». Указанный аналитический прогноз попал в руки Яковлева, главного советника Президента, и вместо выработки продуманных мероприятий по стабилизации и спасению страны дал повод обвинять КГБ «в обмане многих людей», а Крючкова — в подготовке «ямы» для Горбачева и других реформаторов.

Американские журналисты пытались получить у прораба перестройки Яковлева ответ на вопрос: прорабатывалась ли программа перестройки страны во всех ее деталях? Ответ А. Яковлева: «Вы знаете, и да, и нет… Нас упрекают, что, мол, нет концепции и надо было сначала теорию разработать. Подобные мнения считаю глупостью». Действовали по принципу, провозглашаемому Горбачевым: главное — взяться за дело, а сама жизнь подскажет, что и в каком направлении в реформах менять… При таких подходах планируемые задачи и цели создания ГКЧП выглядели как неизбежность, устраняющая главное зло — распад СССР.

Председатель КГБ СССР Крючков предупреждал о грядущих опасностях для страны не в одиночку. В апреле 1990 года собрание сотрудников центрального аппарата Комитета в обращении к Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву, народным депутатам СССР выражало «недоумение по поводу того, что руководящие органы страны, располагая упреждающей информацией о назревающих негативных явлениях, явно запаздывают с принятием жизненно важных политических решений, проявляют медлительность и нерешительность, не используют силу действующих ныне законов». Все свидетельствовало о том, что разработанной политики перестройки не было, тем более не существовало стратегических планов выхода страны из кризиса.

Многие решения в области ускорения экономического прогресса и демократизации идеологической области желаемых результатов не достигали. Принимаемые шаги являлись экспериментами, не продуманными до конца и с неспрогнозированными последствиями. Так случилось в отношении появления в стране многопартийности: сегодня мы утверждали об опасности политической оппозиции, призывали не допускать ее появления, пресекать едва наметившиеся партийные дискуссии, а на следующий день объявляем, что многопартийность является благом для развития страны.

Когда я, анализируя документы, стал оценивать роль органов госбезопасности, их место и участие в подготовке введения в стране чрезвычайного положения, то все больше склонялся к выводу, что эту проблему правильнее было бы обозначить так: председатель КГБ СССР Крючков и образование ГКЧП.

Абсолютное большинство руководящих и оперативных работников центрального аппарата Комитета, кроме приближенных к нему заместителей, Крючков не посвятил в предпринятую им попытку вовлечения сил и средств КГБ в действия ГКЧП. В союзных республиках органы государственной безопасности вообще оставались в полном неведении: председатели КГБ республик до получения 19 августа шифротелеграммы из Москвы не были поставлены в известность о надвигающихся

августовских событиях. Крючков полностью взял инициативу на себя. Это в последующем отмечали многие члены ГКЧП. С руководящим составом республиканских органов государственной безопасности не проводилось никаких совещаний или практических проработок вопросов о предстоящих мероприятиях оперативно-боевого характера в случае введения в стране чрезвычайного положения, КГБ республик не были поставлены надлежащие задачи на такой чрезвычайный период, что предусматривалось соответствующими приказами и требовало разработки конкретных планов в случаях осложнения внутренней обстановки или объявления военного положения в стране. В моем сейфе остались нетронутыми секретные пакеты, содержащие документы, в которых заблаговременно расписывались неотложные действия органов государственной безопасности в такой особый период.

Я не могу понять и объяснить действия Крючкова, который в такой ответственный период не поставил в известность членов Коллегии КГБ СССР о задачах органов госбезопасности в связи с серьезным изменением политической ситуации в стране. В состав Коллегии входили высокие профессионалы с богатым политическим, жизненным и оперативным опытом, которые могли высказать свое принципиальное мнение по поводу вовлечения сотрудников КГБ в политические разборки и, главное, намечаемого отстранения Президента страны от исполнения своих конституционных обязанностей. Без предварительного обсуждения коллективным органом (Коллегией) в последние годы в системе КГБ не принималось ни одно принципиальное решение, тем более когда резко менялась общественно-политическая или оперативная обстановка. В регламенте работы Коллегии КГБ СССР действовало также положение о том, что если имелось расхождение или несогласие нескольких членов Коллегии с вынесенным на обсуждение вопросом, то решение не принималось. Так, член коллегии Сторожев делился со мной о его негативном отношении к поведению Крючкова в дни ГКЧП. Более того, за неделю до ГКЧП (14 августа 1991 года) проводилось заседание Коллегии КГБ СССР. В повестке дня стоял чисто служебный вопрос. Я выступал на этом заседании, это была тематика ведомственного характера — организация работы по делам оперативных разработок.