Мир приключений, 1989 - Сергей Абрамов

Время мгновенно передает информацию через любые расстояния. Разлитое по Вселенной, оно как вода в сообщающихся сосудах: в одном конце надавишь — в другом тотчас отзывается. Поэтому они узнали о конце Зегверы в тот самый момент, когда планета начала разваливаться. С остановившимся сердцем принимали они на хроноскопах последний привет гибнущей родины. Эфеназия, любимый комментатор Зегверы, не вытирая слез, включала для них то экватор, то средние широты, то полюса. Она молчала — надо ли было комментировать то, что они видели: как рвется почва и в огромных трещинах исчезают здания, машины и люди, кричащие в смертельной тоске! Но вот изображение на экранах задрожало, размазалось, пропал звук, потом мелькнуло искаженное лицо Эфеназии, и все исчезло — Зегвера перестала существовать.

Оставшиеся в живых, за тысячи световых лет от родной Зегверы, не пали духом. Каждый переживал трагедию в одиночку, но все вместе держались стойко. Свой долг им был ясен: основать новый народ. И лучше всего остаться здесь, на планете-лаборатории. Лететь к другой звезде, переносить на новую планету отобранную флору и фауну — у них не хватило бы на это сил. Правда, на этой планете таилась другая опасность: избыток растений и животных, многие из которых были отнюдь не дружественны человеку.

Как им казалось, они предусмотрели все. Двести человек образуют сто супружеских пар. У каждой пары будет по три ребенка — итого триста новых граждан, с рождения дышащих воздухом этой планеты, ставшей их родиной. Каждые двадцать пять — тридцать лет население удваивается, а дальше численность будет нарастать в геометрической прогрессии: новые поколения, освоившись на родной планете, не будут ограничивать себя в деторождении. И, владея могучими знаниями, они создадут здесь такое же гармоничное общество, как на Зегвере.

Но жизнь человека — крохотная капля в океане жизни человечества. И дети нового поколения умрут раньше, чем постигнут все знания предков. На Зегвере действовали специальные телепатические обучающие машины, без которых невозможно было удержать в памяти постоянно увеличивающийся объем информации. Чем дальше уходила в своем развитии цивилизация, тем длиннее делался срок обучения. Уже только к тридцати годам человек становился полезным членом общества со средним уровнем знаний. На корабле таких машин не было, но, если бы и были, навряд ли они справились бы со своей задачей. Питательная среда для основы знаний создается окружающей обстановкой. С первых осмысленных шагов человек проникается духом своего времени. Это фундамент, на который ложатся кирпичи знания. А здесь фундамент иной. Он приспособлен под знания грубые, примитивные, служащие лишь для поддержания жизни. И высший интеллект, накопленный эволюцией на Зегвере, ляжет на плечи людей бесполезным грузом, пока они будут делать первые шаги на пути покорения природы. Будущие поколения неминуемо постараются избавиться от лишнего груза на трудной дороге жизни. Они просто вынуждены будут это сделать. Значит… Значит, надо устроить так, чтобы эти знания сопровождали людей в их долгом пути и люди могли в любой момент почерпнуть из живой сокровищницы то, что им нужно.

У них было средство продлевать жизнь. Маленькие голубые камешки, предварительно облученные, выделяли тяжелые синие капли со странным привкусом. Одна такая капля вызывала в организме бурный процесс, заставляя обновляться все клетки тела. И человек получал в дар вторую жизнь. Но никакое благо не дается даром: у человека, лизнувшего камень жизни, менялись гиены, и он терял ряд качеств, приобретенных на долгом пути эволюции. Потомство такого человека как бы скатывалось на одну ступень к предкам. Поэтому тем, кто хоть раз лизнул камень, иметь детей запрещалось. Да и у него самого притуплялись эмоции, снижалась восприимчивость к радости, рассудок брал верх над сердцем. И он видел мир все в более и более тусклых красках. Поэтому не многие продлевали свою жизнь. Только крупные ученые, для которых весь смысл существования был в работе, шли на это. Остальные предпочитали прожить один век, но насладиться им полностью. Лишь один из пленников новой родины получал миллионы лет жизни, но он знал, что каждый последующий год будет для него тягостнее и скучнее предыдущего.

Выбор пал на самого мудрого — научного руководителя экспедиции Солона. Он должен был сопровождать сменяющиеся поколения, пока они не создадут прочную базу из полученных знаний и накопленного опыта. Первый раз он лизнул камешек, когда родился его третий ребенок, второй раз — когда этот ребенок умер глубоким стариком…

И вот Солон валяется на вонючих, прогнивших шкурах, дрожа от сырости, струящейся с каменных стен пещеры. В удушливом мраке храпят сытые, грязные дикари — тысяча шестьсот восьмидесятое поколение могучих космонавтов. Когда же, когда это началось?

Память не подвластна человеку. Прихотливо и своенравно, подчиняясь причудливым переплетениям ассоциаций, выгребает она из своих кладовых то, чему лучше быть навек похороненным, и предъявляет как грозный счет. Перед мысленным взором Солона вдруг встали белые, изгибающиеся на ветру столбы дыма над погребальными кострами. На фоне неподвижных деревьев они казались пальцами гигантской руки, в отчаянии царапающими небо. Дымок за дымком в багровой топи заката. Это умирали товарищи. Их не могли, по обычаю, расщепить на атомы в дезинтеграционных камерах, их просто сжигали. И с каждым костром между Солоном и еще живущими, будто кирпич за кирпичом, возводилась невидимая стена отчуждения. Не все его решения были одобрены, и чем меньше единомышленников оставалось, тем более сомневались остальные в правильности выбранного пути. Солон подавлял все сомнения, хотя не раз и в его сердце закрадывался страх перед будущим и зависть к тем, чей пепел развеяли над планетой. Им выпал легкий путь: они умирали с надеждой. А он крепился, продолжая периодически слизывать капли с голубых камешков, пока они, один за другим, уменьшаясь в размерах, не исчезали в его руках. Он не жил, он существовал во имя долга.

Память сделала еще один зигзаг. Погребальные дымки переплелись, сгустились, и из них выступило лицо — угловатое, почти лишенное лба и подбородка, с выпирающими скулами и приплюснутым носом, лицо, будто вырубленное неумелым каменотесом. Оно надвинулось на Солона, и он судорожно откинулся назад, вжался в стену. Но даже боль от острых камней, вонзившихся в тело, не прогнала страшное видение.

Это случилось сразу после того, как хроноскопы сообщили о гибели родины. Кажется, это случилось в тот же день. Космонавты обнаружили на планете существа, стоящие на самой низкой ступени умственного развития, но, несомненно, разумные. Они даже обликом походили на зегверцев и хотя не имели еще языка как средства общения, но уже научились звуковыми сигналами передавать необходимую информацию, в их пещерах горел огонь, который они похищали у лесных пожаров. Как протекала их эволюция? Эта проблема занимала бы космонавтов, если бы планета оставалась лабораторией. Теперь же, когда она стала родиной, присутствие чужого разума таило грозную опасность. Выросшие среди дикой и свирепой природы, такие же дикие и свирепые, они обладали большей жизнестойкостью, чем хрупкие и утонченные зегверцы. Что будет, когда эволюция поставит их на более высокие ступени? Две чуждые цивилизации на одной планете… Воспаленному воображению Солона чудились потоки крови. И он, подавив сомневающихся своим авторитетом, настоял, чтобы неандертальцев убрали с планеты. Это было деяние, недостойное высшего разума, и это было роковой ошибкой. Вооруженные парализаторами, они собирали дикарей в корабль, как собирают в мешок опавшие орехи. У них уже был опыт. Точно так же в пятое пришествие собирали они в корабль неуклюжих ящеров, когда убедились, что эти гиганты подавляют своим могуществом всю остальную жизнь планеты. Так же отправляли они на следующую от Солнца планету многие другие формы жизни, уводящие эволюцию в нежелательном направлении.