Трилогия "Багдадский вор" - Андрей Белянин

— А Зейнаб? — напомнил домулло.

Ахмед начал биться узким лбом об землю так, что из ковра полетела пыль. Его трудновоспроизводимые вопли и стенания в целом сводились в одну простенькую тему: да, он пришёл куда-то с какой-то женщиной, они разделись, она разлила вино на две пиалы, отвернулась зевнуть, а он, видимо, возможно случайно, не думая, для смеха поменял пиалы местами. В результате чаровница рухнула, не допив до дна. Башмачник умудрился вспомнить, что его ждут дома, и, наскоро во что-то одевшись, на автопилоте добрался до базара.

Больше он не помнил ничего вплоть до сегодняшнего утра, когда его дражайшая супруга устроила допрос тем, кто в четыре руки толкнул его на путь греха. И хотя самого факта прелюбодеяния вроде бы зафиксировано не было, но могучая Ирида была решительно настроена найти дом, где поселилась мошенница Зейнаб, и уточнить всё из первых уст. Что-то вроде тихого разговора в туалете между нами, девочками. Для чего она надела кольчугу и шлем, опоясалась саблей и дала малышке настоящий ножик, а уходя, пообещала ему вернуться, дабы сравнить две версии произошедшего со слов обеих сторон, непонятно…

— Нам пора, — заторопился Лев. — Кончай болтовню, пошли их искать, пока там мама с дочей гору трупов не наваляли. Эта мелкая Рэмбо пол-Бухары перережет и не поморщится…

— Не смей клеветать на моё невинное дитя! — тигром бросившись на Оболенского, взревел Ахмед.

Насреддин, задумчиво качая головой, позволил этим двоим помесить друг друга и выпустить пар. Но уже через десять минут три «красавицы» в непроницаемых чадрах настырно выспрашивали базарных торговцев, где остановилась недавно приехавшая мошенница Зейнаб?

Развязанные Рабинович с эмиром тоже изо всех сил рвались на диверсию, но Ходжа проявил похвальное благоразумие, оставив обоих охранять палатку. Белый ишак воспринят это как знак уважения и доверия, встав у входа, грозно раздувая ноздри и скаля крепкие зубы. Наш серый герой сначала надулся, но, поразмыслив и прикинув, что к чему, вдохновенно изложил на ухо товарищу самую примитивную (а чем шайтан не шутит!), действенную идею. Хозяева ушли, в палатке никого, помещение полно ходового товара, так в чём проблема? Кто сказал, что два осла (один получивший высокое дворцовое, а другой практичное уличное воспитание) не сумеют наторговать на горстку овса и пару морковок?.. Эмир и Рабинович стукнули копытом о копыто и ударились в бизнес…

А три разноформенные ханум (не очень удачное выражение, но как сказать, если одна низкая и толстоватая, вторая высокая и здоровенная, а третья длинная и тощая, как кочерга) широким мужским шагом плечом к плечу (и какого чёрта я оправдывался, раз в принципе всё так и было — разноформенные они, и баста!) топали вдоль базара, не обращая внимания на отдельных представителей противоположного пола, непременно лезущих с комментариями.

— Ай, как хорошо идут, красавицы! Носок тянут, шаг печатают, грудь колесом, подбородок вверх! У меня верблюдица была, тоже так ходила…

— Вах, какой красивый, нежный, стройный девушек сразу три! Зачем туда-сюда пешком ходишь, э? Скучаешь, наверно, да? Давай со мной ты все три познакомишься, никому скучно не будет! Я тебе такое покажу, ты такое ни с одной линейкой не видел, мамой клянусь!

— Вай мэ, куда вы идёте, бесстыдницы? Где ваши мужья, что отпустили одних так нагло ходить по базару? И главное, что совсем ничего-ничего-ничего у меня не купив!

Героической троице с величайшим трудом удавалось сохранять спокойствие.

Собственно, если бы не Ходжа, так Лев непременно бы съездил по зубам узбекскому купцу, обозвавшему его верблюдицей, а Ахмед почти сцепился с персиянином, угрожавшим «линейкой». Домулло твёрдой рукой навёл порядок в отделении и заставил обоих товарищей, скрипя зубами, продолжить движение. Наводящих вопросов теперь никому уже задавать не приходилось — уличные мальчишки орали на весь базар, что в ближайшем караван-сарае могучая женщина учинила драку с безобразиями!

— Зачем они такое врут о моей нежно любимой супруге? Она просто пошла поговорить с Зейнаб, мирно, чисто по-женски, как сестры…

— Ага, и мирно, чисто по-женски, за разговорами подожгла караван-сарай!

— Лёва-джан, нельзя его так пугать, — упрекнул Насреддин, поддерживая под локоток обомлевшего башмачника. — А ты не подгибай ноги, как перепуганный баран, которого рано утром не до конца проснувшаяся гадюка сонно лизнула в курдюк!

В попытке мысленно нарисовать себе эту картину Ахмед даже несколько ободрился и ускорил шаг, а за ближайшими домами действительно поднимались к небу клубы чёрного дыма. Пару минут спустя нашим героям уже пришлось проталкиваться сквозь плотные толпы народа, сбежавшегося смотреть на пожар. Слышались тревожные крики, сновали люди с вёдрами и кувшинами, все беспокоились, как бы огонь не перекинулся на соседние дома.

Это только кажется, что глинобитные дома плохо горят, на деле пламя в считаные часы охватывает целые кварталы! Специально выделенных пожарных частей тогда ещё не существовало, и пожар бездарно пытались локализовать перемазанные грязью и сажей городские стражники Шехмета. В принципе каким-то чудом они умудрялись не давать огню расползаться, но главное здание было безвозвратно потеряно — оранжевые языки пламени били из всех окон и щелей.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Не каждую Моську засунешь в авоську!

— Подруги, мы опоздали… — сипло выдохнул Оболенский, обнимая друзей за плечи.

На самом краю крыши двухэтажного здания были отчётливо видны две женские фигуры, таскающие друг дружку за волосы. Зейнаб, как вы помните, была несколько выше ростом аль-Дюбины, но, разумеется, внебрачная дочь визиря хорошо превосходила её по массе и чисто физической силе. Мошенница с воплем удирала от пышущей гневом супруги тощего башмачника, и обе женщины уже здорово напоминали кошек на раскалённой крыше…

— Зейнаб, доченька моя, прыгай, мы тебя поймаем! — раздался истошный голос слева, где шестеро стражников под руководством деятельной старухи Далилы уже растягивали чей-то плащ.

— Маманя-а… — надсадно выла Зейнаб, но не прыгала, переминаясь с ноги на ногу. — Я не могу! Мужчины увидят моё лицо-о!

— Всем закрыть глаза, о дети иблиса, и не сметь лицезреть красоту жены Али Каирская ртуть, который есть племянник вашего господина Шехмета!

Стражники переглянулись и послушно закрыли глаза. Командирскому голосу и самообладанию старой аферистки можно было только позавидовать.

— Зейнаб, девочка моя, скинь свои одежды, ибо они уже горят сзади! — неожиданно завопил Насреддин, изо всех сил подражая голосу Далилы. Та изумлённо обернулась, но опознать «преступника» под паранджой было практически невозможно. А недалёкая дочь, нимало не чинясь, кинулась раздеваться прямо на крыше, кидаясь деталями туалета в надвигающуюся Ириду!

— Вай мэ… — мечтательно признали толпившиеся горожане, и не думавшие закрывать глаза. — В любой чайхане за такое бесстыдство надо платить кучу тань-га, а тут всё даром…

— Доченька, прикройся и прыгай!!! — верещала старуха, пытаясь руководить стражниками.

Но попробуйте матом и пинками гонять вокруг горящего здания шестерых мужчин с закрытыми глазами, да ещё удерживающих натянутый, как парус, плащ. Двое споткнулись, круг разорвался, одного стражника почти затоптали, и в этот весёлый момент мстительная богатырша аль-Дюбина нанесла роковой удар ногой сзади!

— Маманя-а-а… — Голая туша мошенницы Зейнаб, перевернувшись в воздухе, рухнула на зажмурившихся стражников, успешно придавив и саму Далилу.

Толпа дружно разразилась аплодисментами, криками одобрения, свистом и подбрасыванием вверх тюбетеек.

Отчаянная Ирида, исполнив свой священный долг, без малейшего страха спрыгнула вниз. Ахмед, сбросив паранджу, кинулся ей на шею. Супруги слились в умиротворяющем поцелуе…

— А можно я тоже кого-нибудь убью? — раздался звонкий детский голосок из самого дальнего окна.

Народ замер…

— Где Амука? — нежно спросила Ирида.

— Я думал, она с тобой, — осторожно ответил Ахмед.

Парочка, не веря собственным глазам и ушам, недоумённо уставилась друг на друга, в то время как неизвестная плечистая ханум оттолкнула свою товарку, вылила на себя ведро воды и бросилась в горящее жерло здания.

Все только ахнули…

— Какая женщина-а!..

— Какая, к шайтану, женщина?!! — взвыл Ходжа, бросаясь вслед за Оболенским, но его удержали.

Мгновение спустя в окне возник почти чёрный от сажи и гари россиянин и самым аккуратнейшим образом выкинул из горящего помещения восторженно верещащее дитя.

— Мама, я ещё так хочу! Можно, можно, можно? — вопила маленькая Амударья, попав в заботливые руки родителей.