История рыжего демона (трилогия) - Роджер Желязны

– Значит ли это, что вы пойдете на обман и мошенничество, словно в этом нет ничего дурного?

– Это значит, – ответил Михаил, глядя в сторону, – что мы имеем такое же право совершать плохие поступки, как и силы Тьмы.

– Значит, вы считаете правильным плутовать в игре для того, чтобы одержать победу?

– Ну, скажем так: я не считаю это неправильным.

– Спасибо, теперь я узнала все, что хотела. Я должна подумать, – сказала Илит.

Глава 3

Смеркалось. Из окон дворца Тюильри лился яркий свет – во внутренних покоях горели сотни свечей. Резные парадные двери поминутно открывались и вновь закрывались – люди входили во дворец или, наоборот, выходили из него, торопливо спускаясь по широкой парадной лестнице. Изредка среди скромных серо-голубых республиканских мундиров можно было видеть яркую форму королевских гвардейцев – малиновую с белым.

Мак сидел на бульварной скамейке напротив дворца, отгороженный от его высоких резных дверей широким людским потоком. Он пытался придумать какой-нибудь план.

Аккуратно подстриженные кусты, ограждавшие примыкающую к дворцу территорию, зашелестели от легкого ветерка. Сквозь шум листвы Мак едва смог различить другой звук, не похожий на шорох ветра. Чей-то высокий, чистый голос звал его, то приближаясь, то удаляясь:

– Фауст! Фауст! Где же вы, Фауст?

Мак оглянулся кругом, пытаясь угадать, откуда исходит этот голос, но никого не увидел.

– Кто зовет меня? – спросил он, поднявшись со скамейки.

Илит материализовалась рядом с ним. На ней был изящный черный костюм для верховой езды; высокие сапоги, ловко обтягивающие маленькие ножки, сияли, словно два зеркала. Ее длинные темные волосы были подвязаны легким, полупрозрачным белым шарфом.

– Вы помните меня? – спросила Илит.

– Конечно, помню, – угрюмо ответил Мак. – Вы заперли меня в зеркальной тюрьме в Пекине, обвинив меня в мошенничестве.

– С тех пор я многое узнала и кое-чему научилась, – ответила Илит. – Итак, каковы сейчас ваши планы?

Сначала Мак хотел отвернуться от этой красивой, но не в меру строгой и скорой на расправу женщины-духа, и не говорить ей ничего. Если уж она такая ловкая и «кое-чему научилась», пусть сама отгадывает, что у него на уме. Но, подумав, он решил, что сейчас не время вспоминать старые обиды. Илит могла быть ему полезна. Поэтому, угадав внутренним чутьем некоторую выгоду для себя, он ответил:

– Я намерен спасти короля и королеву Франции.

– А почему вы хотите спасти их? – спросила Илит.

– Я и сам толком не знаю, – ответил Мак. – Я с ними не знаком и ни разу в жизни их не видел. Но надо же мне хоть как-то проявить себя. Моя роль подходит к концу, и я должен совершить хоть один выдающийся поступок. Ну и, само собой разумеется, мне кажется, что спасение французских монархов будет добрым делом. Черт возьми, ведь они виноваты лишь в том, что им выпало на долю родиться королем и королевой – в такое время!.. К тому же, Мефистофель считает, что это будет для меня подходящим делом.

– Я понимаю, – задумчиво произнесла Илит. – Если Мефистофель заинтересован в этом, значит, архангел Михаил должен быть против.

– Думаю, что так. И поскольку вы сама на стороне Михаила…

– Я сама не знаю, на чьей я стороне, – сказала Илит. – Но я причинила вам зло однажды и сейчас хочу загладить свою вину. Чем я могу вам помочь?

– Мне нужно попросить королеву поторопиться. Уже пробило восемь – на этот час был назначен побег, – а Мария-Антуанетта еще не выходила из своих покоев.

– Я попробую что-нибудь сделать, – сказала Илит. Она сделала замысловатый жест своими длинными, тонкими руками – и растаяла в воздухе.

Глава 4

Илит материализовалась в коридоре второго этажа, ведущем прямо в королевские покои, не сняв с себя, однако, покрова невидимости. Она тут же оценила преимущества, которое ей давал амулет-невидимка: во внутренних покоях дворца было неспокойно. Всюду шатались пьяные солдаты Национальной Гвардии. Они грубо хватали перепуганных служанок, гоготали, жадно пили красное вино прямо из горлышек бутылок, ели рогалики, оставляя крошки на коврах, устилавших паркет. Проскользнув мимо одного из гвардейцев, уже порядком подвыпившего, Илит отыскала дверь, ведущую в комнаты королевы, и вошла внутрь.

Мария-Антуанетта полулежала в глубоком кресле. Несмотря на довольно поздний час, королева не совершала свой вечерний туалет. Она заснула одетой. Сон королевы был неглубок и беспокоен; пальцы руки, свесившейся с подлокотника кресла, то сжимались, то разжимались, словно они ловили в воздухе какойто ускользающий предмет или пытались ухватиться за что-то – быть может, за саму жизнь.

Мария-Антуанетта проснулась, почувствовав присутствие Илит. Ее голубые глаза широко раскрылись от удивления.

– Кто вы? – спросила королева.

– Не волнуйтесь, ваше величество, я всего лишь добрый дух, сочувствующий вам, – сказала Илит. – Я явилась, чтобы помочь вашему величеству вырваться из этого ада.

– О!.. Продолжайте, прошу вас! – воскликнула Мария-Антуанетта.

– Я буду полностью откровенна с вами, Мария. Ваш побег назначен на сегодняшний вечер. В восемь часов вы, переодевшись в платье горничной, должны спуститься вниз по лестнице. Несколько гвардейцев проводят вас до кареты, которой будет править верный человек. Карета доставит вас в одно местечко близ Парижа, где вы должны встретиться с вашим августейшим супругом и, пересев в более просторный экипаж, продолжить свой путь в Бельгию.

– Да, так и было условлено, – сказала королева, изумленно глядя на Илит. – Откуда вы узнали об этом? И что случилось – неужели план побега оказался неудачным?

– Нет, план прекрасен, – ответила Илит, – но история говорит, что вы, ваше величество, вышли из дворца и сели в карету на несколько часов позже назначенного срока. Из-за этой досадной задержки провалился столь тщательно продуманный и подготовленный план.

– Я? Я опоздала на несколько часов?.. – возмутилась Мария-Антуанетта. – Это исключено! О, если бы это была какая-нибудь любовная интрижка – одна из тех, которые, несомненно, припишет мне история, питающаяся базарными сплетнями, словно я какая-нибудь бесстыдница вроде этой вульгарной дю Барри, – так вот, повторяю, если бы я собиралась на любовное свидание, я бы нарочно медлила, а смуглый красавец в темном плаще и надвинутой на глаза шляпе топтался бы возле кареты, покручивая черные усы, не находя себе места от тревоги и закравшейся в сердце ревности. И вот когда он уже был бы готов совсем потерять голову, я наконец появилась бы на ступенях дворца. Ах, как бы это было эффектно!.. Я небрежно бросила бы ему, что никак не могла найти свою шкатулку с драгоценностями, или что я забыла свою любимую собачку, или еще что-нибудь в этом роде. Мое спокойствие так резко контрастировало бы с волнением этого бедняги, находящегося на грани безумия!.. Но сейчас речь идет не о сердечных делах, а о спасении моей жизни. Мне предстоит проделать трудный и неблизкий путь. Так неужели вы думаете, моя дорогая, что я буду вести себя столь легкомысленно? Неужели вы полагаете, что я опоздаю на свидание, от которого зависит моя судьба?