Мясник - Мария Барышева

— Скажите, у кого я могу взять маникюрный набор? — спросила она аристократическим, хозяйским голосом, мельком взглянув на охранника и тут же принявшись рассеянно обмахивать взглядом стены и потолок. Охранник слегка растерялся.

— Чего?

— Маникюрный набор, — терпеливо повторила Вита и начала медленно водить указательным пальцем под нижней губой, слегка выпятив ее. — Знаете, ножнички, пилочки, всякие штучки для ногтей? У меня треснул ноготь, и мне нужно немедленно его поправить. Мне только сегодня сделали эксклюзивную роспись. Вы знаете, сколько это стоит?! Если я его не поправлю, он сломается, и придется все делать заново, потому что без одного ногтя остальные никуда не годятся! Вот, смотрите!

Она ткнула в сторону охранника растопыренными пальцами, и тот ошеломленно отдернул голову. Об эксклюзивной росписи он, судя по всему, имел такое же понятие, как преподавательница музыки о трансмиссии. Несерьезная внешность Виты компенсировалась ее уверенным поведением — так ведет себя человек, обладающий или считающий, что он обладает некоторым влиянием и даже властью.

— Это… а в зале ни у кого нету? — спросил охранник тускло. Вита раздраженно фыркнула.

— Было бы в зале — стояла бы я здесь?! Гос-с-с-поди! Рая здесь?!

Охранник слегка встревожился.

— А-а… слушайте… не знаю, может у девчонок есть?

— Каких еще девчонок?

— Ну… которые выступают.

— Да? — недоверчиво спросила Вита. — Ну, так может сходите, узнаете? Сколько мне еще здесь стоять? Вам заплатить или даром окажете любезность девушке?

— Как я пойду, если я на посту?! — сердито сказал охранник, пытаясь разобраться, кто перед ним.

— Так пошлите кого-нибудь! Гос-с-споди, неужели в таком дорогом заведении невозможно достать элементарную пилочку для ногтей?! Неужели я за такие дикие деньги, из моего, между прочим, кармана, не могу получить элементарный сервис?!

— Знаете что, — решительно сказал охранник, — сходите сами, да узнайте. Я не могу и послать мне некого. Сами, ладно? Только быстро, потому что это запрещено вообще-то.

— Гос-с-споди, неужели некого послать?

— Нет, некого. Сходите сами. Очень быстро, туда-сюда-обратно, — он вытянул шею, показал кулак кому-то за спиной Виты и осторожно открыл дверь. Сердито пожав плечами и проскальзывая в образовавшуюся щель, Вита недовольно заметила:

— Туда-сюда-обратно, юноша, это отнюдь не к ходьбе относится!

Охранник сдержанно хохотнул и захлопнул дверь, и Вита услышала, как уже отделенный дверью, он несдержанно выматерился. Улыбнувшись, она взглянула на часы и увидела, что время совершенно незаметно перевалило за полночь. Она сняла маску и спрятала ее — насколько Вита заметила, такие маски носили только посетители клуба.

Зайдя за дверь, Вита оказалась в какой-то огромной квартире со множеством комнат и занавесями вместо дверей. В первой же комнате, куда Вита заглянула, оказалось четверо совсем молоденьких девчонок — они причесывались, красились, курили и болтали. На Виту они даже не посмотрели, и она хлопнула ладонью по косяку, чтобы привлечь к себе внимание.

— Девчонки, мне срочно нужна Элька! Куда она подевалась — нигде не могу ее найти!

— Элька? — одна из девушек недоуменно пожала плечами. — Минут пять назад в своей комнате была, — на слове «своей» она сделала раздраженно-презрительное ударение. — Через три комнаты отсюда, направо, там зеленая занавеска. Найдешь ее — скажи, чтобы шпильки вернула сразу после выступления.

— Какие шпильки?

— Китайские, длинные, с птичками, для китайской прически она брала. Пять штук. Скажи, чтоб вернула — они у нас одни на всех! Может тебя послушает.

Вита пообещала содействие и отправилась искать комнату с зеленой занавеской. Таких оказалось две. В первой какой-то парень натягивал на себя широкие шелковые штаны, даже не потрудившись толком задернуть занавеску. Дверной проем второй комнаты был плотно зашторен, и за занавеской громко играла музыка и слышались странные булькающие звуки — то ли мокрый кашель, то ли рвотные спазмы — там определенно кто-то был. Вита оглянулась, зацепила пальцем занавеску и осторожно потянула ее в сторону, старательно выстраивая в уме первые фразы предстоящего разговора.

Комната была самой обычной, бедно обставленной, с пятнами на обоях и штукатурке. На общем фоне выделялись только новый темно-зеленый диван, неплотно придвинутый к стене, словно для того, чтобы не запачкался, и стоящий на полу небольшой магнитофон «Сони», громко и почти качественно воспроизводящий песню Милен Фармер. Отодвинув занавеску, Вита отразилась в трюмо, которое стояло прямо напротив дверного проема, но Элина, которая сидела перед зеркалом, ее не увидела. Закинув голову с распустившимися волосами и содрогаясь в странном кашле, она трясущимися руками что-то засовывала себе в рот, живо напомнив Вите виденный в далеком детстве в заезжем цирке трюк с глотанием шпаги — не только из-за движения, но и потому, что…

— Ч-черт! — вырвалось у Виты, когда она метнулась из-за занавески к трюмо, и, оказавшись возле Элины, она еще смогла удивиться, как успела за период такого короткого движения произнести такое длинное слово. Выскочило оно само по себе, одновременно с выдохом.

Наверное, подсознательно она уже давно была готова к чему-то подобному — первой ступенью стала картина Чистовой, второй — «разгадка» Кужавского и его смерть. Не было бы этих ступеней, Вита так бы и осталась стоять в дверном проеме, вежливо постучав по косяку, и дожидаясь, когда Элина соизволит к ней повернуться, и считая, что порнодива попросту валяет дурака… Но она подскочила к ней и едва успела дернуть из трясущихся побелевших пальцев некий предмет, который Нарышкина-Киреева уже наполовину засунула себе в горло. Пальцы разжались — не столько от силы рывка, сколько от неожиданности, и предмет с легким звоном упал на пол. Наверное, это и была та самая китайская шпилька, о которой говорила девушка — золотистый, длиной в ладонь стерженек, один конец которого венчала хохлатая птичья голова с зелеными камешками вместо глаз. Шпилька была наполовину перепачкана в слюне и крови.

Лишившись шпильки, Элина издала страшный звериный вой, вскинула голову, и на Виту глянула подергивающаяся маска безумной боли. Сейчас ее лицо потеряло всякое сходство с лицом известной актрисы Барбары Брыльской — теперь это был комок агонизирующего мяса, обтянутый кожей. Рот с темно-красными разводами в уголках раскрылся до предела, так что казалось губы вот-вот треснут, и вой несся из него вперемешку с клокотаньем, словно горло Элины было забито мокротой; светло-серая радужка глаз точно выцвела, слившись с белками, и из этой рыбьей белизны сверкали страшные безумные зрачки. Длинные руки, нежно звякнув браслетами, метнулись к Вите, но не схватили ее, а оттолкнули в сторону — походя, как нечто досадное и раздражающее. Элина хоть и была гораздо выше Виты, впечатления физически развитого человека не производила, но толчок неожиданно оказался настолько сильным, что Вита отлетела к стене, и от болезненного удара ее спасло только то, что на пути оказался диван. Охнув, она уронила сумочку и, стукнувшись о пухлую спинку, упала на широкое сидение. Вой оборвался, сменившись жалобно-суетливым причитанием, в котором нельзя была понять ни слова — жутковатое, бессвязное бормотание. Руки Элины бестолково запрыгали по тумбочке, и на пол со звоном и грохотом посыпались какие-то баллончики, баночки, бутылочки, расчески и, крутясь по полу, покатились в разные стороны. В теплом воздухе растекся терпкий запах духов.