В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

С военной точки зрения физическое бессилие Гитлера и его неистовая озабоченность преследованием политических оппонентов не влияли ни на его решимость, ни на его твердость; эти качества даже еще больше, чем прежде, оставались главными во всем. Недоверие к «этим генералам» стало еще больше, чем прежде. Более того, позиция его советников создавала у тех, кто встречался с ними непосредственно, впечатление, что отныне ими управляют не трезвые военные соображения, а комплекс послушания, причем еще более слепого, если такое вообще возможно, чем прежде. Так, в этот период Гитлер настойчиво утверждал свой гибельный метод командования, объявив приказом, что единственная обязанность всех командиров, даже самых старших, есть выполнение его приказов, безусловное и буквальное. Перед лицом противника сержант или солдат не имел права ставить под сомнение разумность или шансы на успех атаки, в которую приказывает идти командир роты. Точно так же Верховный главнокомандующий вермахта не собирался делить ответственность за свои решения с командующими группами армий и армиями. Им не разрешалось просить об отставке, если они не согласны с его распоряжениями. Вес этому беспрецедентному приказу придавали грозные выражения, в которых он был составлен. Его последствия одинаково сказались как на самом механизме командования, так и на атмосфере, в которой это командование осуществлялось.

Начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель воинственно поглядывал на всех и вовсю старался и словами, и жестами выказывать одобрение каждому слову, вылетавшему из уст Гитлера. В действительности он страдал как никогда от бремени своего положения и злополучных обязанностей, которые были на него возложены. Он являлся старейшим членом «суда чести», задача которого состояла в том, чтобы с корнем вырывать из вермахта всех подозреваемых в соучастии в заговоре 20 июля. Он вполне был готов, хотя в данном случае не без колебаний, взять на себя военное управление Бельгией и Северной Францией, когда там гражданской администрации во главе с гаулейтером якобы угрожала серьезная опасность. А единственной причиной было то, что Гитлеру хотелось убрать из Брюсселя генерала Фрейера фон Фалькен-хаузена, которого он не выносил и подозревал в тесных связях с бельгийской королевской фамилией. Кейтель выглядел по-настоящему потрясенным, когда в начале сентября он стоял у стола с картами, как всегда рядом с Гитлером, по левую руку от него, и Гитлер передал ему памятную записку Шпеера, министра вооружения. В этой записке прямо говорилось, что вскоре с войной придется кончать, потому что заводы по производству пороха и взрывчатых веществ разрушены, а возместить их потерю не представляется возможным. Поскольку я был нездоров, то сидел на стуле около Кейтеля. Он не сказал ни слова и с выражением одновременно праведного гнева и тайного согласия дал мне прочитать это письмо. В качестве начальника штаба ОКВ он имел тогда возможность сказать и неустанно повторять то же самое; у него на это было бесчисленное множество оснований. Но Кейтель с негодованием отбросил письмо, произнеся, как обычно в таких случаях: «Генерал Варлимонт».

Скорее в обязанности Йодля входило говорить зловещие слова об окончательном поражении, перед лицом которого мы теперь оказались. Как начальник штаба оперативного руководства ОКВ, он владел информацией и обладал правом, и он мог, по крайней мере, действовать и давать советы в этом направлении. Вместо этого он взял на себя роль придворного поэта Германии. В присутствии Гитлера, и в не менее грозных выражениях, он декламировал на ежедневных совещаниях в ставке: «К счастью, требование западных союзников о безоговорочной капитуляции закрывает путь всем тем «трусам», которые пытаются найти политический способ спасения»[274]. Он никак не думал, что в один прекрасный день ему самому придется поставить подпись под документом о капитуляции. Когда новый начальник Генерального штаба сухопутных войск попросил разрешения самому отвечать за поведение своих штабных офицеров, Йодль отказал с такими словами: «На самом деле офицерский корпус Генерального штаба следует расформировать». Это просто еще одно подтверждение его отношения к собственному штабу.

С 12 июля начальником Генерального штаба сухопутных войск стал генерал-полковник Гудериан, который достиг таким образом вершины своих желаний. Однако по официальной терминологии он был всего лишь «исполняющим обязанности», поскольку генерал Буле, которого Гитлер хотел назначить вместо Цейцлера, был ранен во время бомбежки и слег в госпиталь на неопределенное время. От Кейтеля я узнал, что насчет назначения Гудериана были серьезные сомнения. Возможно, Гитлер припомнил его давние попытки перестроить «высший орган вермахта», а может быть, знал о разговоре Гудериана с Йодлем в ноябре 1943 года, когда Гудериан пытался подготовить почву для того, чтобы Гитлер отказался от поста Верховного главнокомандующего, но потерпел неудачу, увидев «каменное лицо» Йодля и получив «лаконичный отказ».

Гудериан, однако, задолго до этого не проявлял дружеского отношения к ОКВ. Ровно год назад Геббельс после «длительной беседы» с ним записал в своем дневнике: «Он [Гудериан] жаловался на бездеятельность ОКВ, в котором нет ни одного настоящего руководителя»[275]. Новый начальник Генерального штаба четко показал, что он абсолютно не одобряет того, что Гитлер отказывается разрешить старшим офицерам высших штабов идти на службу в войска. Хойзингера вскоре после 20 августа гестаповцы вытащили из госпиталя в Растенбурге и арестовали. На его место Гудериан назначил генерала Венка, у которого сложилась хорошая репутация как в штабе, так и в бронетанковых частях. В непосредственное подчинение ему он поставил полковника фон Бонина.

Обязанности Гудериана как начальника Генштаба по-прежнему ограничивались консультированием Гитлера по поводу дел на Восточном театре войны, хотя теперь и на западе и на востоке эти фронты соседствовали с границами рейха. Когда он вступил в должность, обстановка была самая что ни на есть сложная, но Гудериан взялся за работу с характерной для него энергией. Но он не стал, как Цейцлер, тратить силы на то, чтобы вернуть другие театры войны под крыло ОКХ. Тем не менее он рассматривал все прочие театры войны и их интересы как второстепенные по сравнению с Восточным, что было естественно для его должности. В своей импульсивной и живой манере говорить он часто пользовался крепкими выражениями даже на совещаниях в ставке. Из его общего видения ситуации и логически вытекающего из этого враждебного настроения вскоре стало ясно, что даже в столь чрезвычайно напряженной обстановке смена начальника Генштаба сухопутных войск едва ли изменит в лучшую сторону отношения между двумя высшими штабами вермахта. Хотя мы и были откровеннее в общении друг с другом, но ни одному старшему офицеру сухопутной армии, занимавшемуся разработкой стратегии, не приходило в голову делать общее дело с ОКВ или объединить свои усилия, протестуя против продолжения уже проигранной войны.