Увечный бог - Стивен Эриксон

  - Дура ты, - вздохнула Целуй-Сюда. - Они принесли достоинство. Как у тебя. Как у Адъюнкта... как думаешь, почему многие ее ненавидят? Ненавидят сам ее вид? Она показывает нам то, что нам не нравится, потому что нет ничего труднее, чем найти в себе достоинство. Ничего нет труднее. Вот. Они показывают, что такое умирать с достоинством - умирая и следя, как умираем мы.

  Адъюнкт говорила "без свидетелей". Вот только дети не согласны.

  "Да бесполезно всё это".

  Целуй-Сюда продолжала: - Думаешь, это легко? Думаешь, наши ноги так просто перестанут шевелиться? Мы полмира прошли, чтобы оказаться здесь. Мы давно не армия - нет, не знаю, что мы сейчас такое. Думаю, никто в целом свете не сможет дать нам имени.

  - Но мы не дойдем.

  - И что?

  Смола покосилась на сестру. Глаза на миг встретились. Рядом с Целуй-Сюда был капрал Рим, сгорбившихся, втиравший масло в обрубок руки. Он не делал вида, что слушает - но она знала, что он слушает. Как и Мед, лежавший под льняной тряпкой, чтобы скрыться от солнца. - Так тебе и дела нет, Целуйка. Никогда не было.

  - Выживание уже не важно. Давно уже не важно.

  - Верно, - бросила Смола. - Ты меня просветила.

  - Ты сама знала. Сказала себе: "нам не дойти". А эти дети пришли словно гомункулы, сделанные из всего, нами брошенного - правды, достоинства, цельности - погляди же на них! Мы оголодали до костей, ничего больше в нас нет. Разве мы заботились о лучшем в себе, а, сестрица?

  Если бы Смола могла, она выплакала бы все глаза. Но пришлось просто упасть на грубую почву. - Тебе нужно было сбежать.

  - Спорим, Адъюнкт говорит себе то же самое? Тысячу раз на дню.

  "Адъюнкт?" Смола потрясла головой. - Она не из любителей бегать.

  - Да. Как и ты. А теперь выясняется, и я.

  "Это не моя сестра".

  - Думаю, - закончила Целуй-Сюда, - завтра наш последний поход. Знаешь, все хорошо. Стоило попытаться. Вот бы кто-нибудь ей сказал. Стоило попытаться.

  - Нет пауков. - Хеллиан откинулась на матрац. - Вот самое лучшее. Пустыня - это же рай. Пусть мой труп возьмут бабочки и мухи. Даже проклятая мясоедящая саранча. Но не найти будет паука, свившего гнездо в пустой глазнице. Что может быть лучше?

  - Почему вы их так боитесь, сержант?

  Она подумала. Но разум тут же поплыл, она увидела горы черепов, и все улыбались. Почему бы нет? Ни одного паучка. - Отец рассказывал одну историю, особенно когда напивался. Думал, очень забавная история. О, погодите. Мой отец? Или дядя. Или даже отчим. Или отец брата, который жил вниз по улице. Ну, это была история и как он хохотал! Надо знать Картул, Навроде. Там пауки такие, что чаек глотают, верно?

  - Был там однажды, сержант. Жуткое местечко.

  - Самые плохие - с красными спинами. Не большие, не особо ядовитые. Но суть в том, что они бегают тысячами, а то и катятся, слипшись. Могут убить большую добычу и между собой разделить. Понял? А их яйца повсюду можно найти.

  Ну, мне было вроде два. Все время в кроватке, целые дни. Была у меня сестра, но потом умерла. Глупо, ведь рядом жила хорошая целительница, да только папаша пропил последние деньги. И вот лежит она рядом, как кукла, и тут...

  - О боги, сержант...

  - Да, они полезли прямо из головы. Съели все внутри, потекли из ушей, глаз и рта и отовсюду. Искали пищу. Вот я кто - пища. Пришел молочный брат и меня нашел. Голова вдвое раздулась - даже глаз не видно было. Я задыхалась. Сотни две укусов насчитали, а может, и больше было в волосах. Что ж, я была слишком большой добычей для двух сотен паучьей мелочи. Но они старались.

  - Эта история заставляла его хохотать? Что за сраный...

  - Слушай, ты о моем отце так говоришь. Или о дяде, или отчиме, или парне с улицы...

  - Теперь понимаю, сержант, - сказал Нерв. - Правильно. Вижу. Такое любого на всю жизнь напугает.

  - Сказка не закончена, капрал. Самое важное еще не сказала. Видишь ли, я ела тех проклятых пауков. Словно леденцы. Говорят, живот вдвое больше головы раздулся, вот почему я давилась - они кусали меня изнутри.

  И меня повели к целительнице, и она наколдовала большие куски льда. В рот. В горло. И вокруг шеи еще. Суть в том, что у меня удар случился от того льда. Умерла часть мозга, которая знала, когда остановиться. - Она смотрела в чернеющее небо. - Говорят, я украла кувшин из запасов папаши, когда было шесть. Так напилась, что пришлось снова звать целительницу. Она изучила меня изнутри и сказала, что вся жизнь будет трудная.

  Чья-то рука коснулась плеча. - Душераздирающая история, сержант.

  - Неужели? "Подозреваю, да. Конечно, я ее выдумала. Потяни за струнки и видишь сладкую симпатию на лицах? Теперь мне всё простят.

  Почему я ненавижу пауков? Боги, а кто не? Глупый вопрос".

  - Каменные Лица, - сказал Уругал Плетеный, садясь, чтобы нарисовать знаки на твердой почве. - Семеро от Умирающего Огня. Несвязанные. Вот наши титулы - мы Т'лан Имассы, изгнанные из кланов. Мы проигравшие в войнах. Мы прокляты свидетельствовать.

  Ном Кала подвинулась, чтобы взглянуть на лагерь людей. Распавшаяся колонна легла неровной линией на сковороде пустыни. Движение прекратилось. Растущая жара накрыла всех дрожащим маревом. От скорченных тел тянулись длинные тени.

  - Мы избрали Рыцаря Цепей, - продолжал Уругал, - и волей его были освобождены из темницы, и волей его однажды разорвутся цепи. Потом мы ждали благословления Дома Цепей.

  - Этот Рыцарь, - пророкотал Кальт Урманел, - он среди нас?

  - Нет, но он нас ждет. Долгим было его странствие и скоро наши судьбы падут к его ногам. Но увы, Падший им не командует, а Король Цепей отвернулся от наших целей. Король Дома проклят и цепи его не порвутся никогда. Думаем мы, недолго ему сидеть на троне. Потому его не считаем.

  (Имеется в виду Шкуродер, предводитель одной из компаний Багряной Гвардии. Он появляется лишь в романах Я. Эсслемонта, дополняющих "Книгу Павших". Прим. переводчика)

  Берок Тихий Глас проговорил: - Рыцарь презирает цепи, но ему так и не хватает понимания. Многие цепи жестоко секут и злобно порабощают. Но есть и другие цепи, и мы сами их выбираем - не от страха или невежества. Вот самые достойные цепи. Честь. Доблесть. Верность. Многие подойдут к Дому Цепей, лишь чтобы пасть на пороге, ибо требует он редкой силы. Когда впереди страдание, великое мужество нужно, чтобы идти в его безжалостное, неумолимое царство.

  Уругал начертил на земле семь символов. Указывая на каждый, сказал: - Супруга. Она нам известна. Разбойник - у него два лица. Мужчина и женщина. О Рыцаре мы говорили. Несвязанные - сейчас мы, Т'лан Имассы, хотя и это изменится. Хромой, тот, чей разум должен ползти в служении священной жизни. Прокаженный, тот, что и жив и мертв. Дурак, угроза изнутри. Все, кроме Рыцаря, ходят ныне среди смертных и доступны нам. Здесь и сейчас.