Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— Во-первых, не существует никаких доказательств эффективности глифов…

— А Фонтанная башня на Лапсанском болоте?

— Дай мне сказать! Во-вторых, большинство глифов начертаны на стенках хронов, они не просто так по ветру гуляют…

— Ты шутишь, я надеюсь?

— Да, я пару раз замечал глифы на кромке винтов, под линией хребта… Но это просто следы ветра, Ороси. Простые мимолетные следы! Единственное, что в них есть — это эстетический аспект. Они только появятся, как сразу раз — и испарились!

— Но это же выбросы вихря, считай, это след от его дыхания! Он передвигается и дышит. Я понимаю, это странно, но эти обрывки, эта непонятная каллиграфия — наш единственный путь к нему. Во-первых, потому что глиф как минимум видно; во-вторых, потому что его можно услышать. Его можно произнести! В былые времена глиферы умели их произносить…

— Допустим, ты права, но сама-то понимаешь, о чем меня просишь? Ты хочешь, чтобы я вдруг обрел древнее, совершенно забытое искусство! Меня учили вести запись ветров, определять размер потока, а не глифы произно-

сить. Это же просто обрывки ветра, вихревые отбросы! И уж тем более меня не учили их изрекать, как Тэ Джеркка! Я никогда не практиковал нефеш, я не умею выкрикивать ки или запускать воронку! У меня горло есть для того, чтобы говорить, и то не всегда…

x У меня на четверть минуты перехватило дыхание. Я почувствовала себя совершенно раздавленной под этой волной опасений и уверток. Нужно было, чтоб он радикально избавился от уничижения собственной персоны, от удобного принятия поражения. Он должен был перестать бежать, он должен был встретиться лицом к лицу с тем, что его ожидало, должен был обрести силу…

— Ладно, не надо, я и так знаю, что ты думаешь: я для тебя в роли скриба не на высоте. Вполне возможно, в самом начале запись велась устно, голос господствовал над письменностью, запись была лишь второразрядным инструментом, нужным только для хранения слов, и у нее была совершенно другая задача, нежели эта блеклая передача событий, в которую превратились контржурналы. Но меня учили именно этому, Ороси!

— Я понимаю. Но это не оправдание. Значит, ты должен превзойти свое дело и свои умения!

— Давай короче и яснее!

— Я просто хочу, чтобы ты знал: существует возможная коммуникация с вихрями! По крайней мере в теории! И этот мост держится на глифах. Сов…

— Что?

— Ты понимаешь насколько это важно?

— Не думаю, что ты понимаешь, какую ответственность хочешь на меня возложить. Ты меня просишь, чтобы я взял на себя всю Орду! Сначала ты меня заваливаешь кучей откровений и тайн, а потом говоришь: это не

сложно, просто читай глифы, придумывай их, говори блоками дыхания, стань Тэ Джеркка, собери наши вихри, приголубь их и удачи тебе!

— Ты никогда не думал о том, почему Караколь был трубадуром? Почему из столь огромного спектра профессий он выбрал именно эту?

— Думал. Потому что это было наилучшим прикрытием для такого необычного существа, как он, потому что он спокойно мог выделывать свои выкрутасы и крутить метаморфозы, не привлекая особого внимания.

— Чем для тебя был Караколь?

— Моим лучшим другом.

— Это я знаю, но чем он был?

— Чем?

— К какой природе он принадлежал, если тебе так понятнее…

— Думаю, он еще подростком наткнулся на психрон и извлек из него сверхчеловеческие способности, не знаю, что-то в этом роде… Знаешь, я никогда не пытался толком выяснить, я как-то сразу себе это запретил. Это для меня был вопрос уважения к тому, кем он был, ну и любви тоже. Он для меня был из рода человеческого, но только… немного видоизмененный. Ты так не думаешь?

— Я правда думала, что ты все понял…

) Ороси встала потянуться и немного пройтись. Тяжелые морщины пересекали ее лоб, прочерчивали щеки. Я понимал: она берет на себя то, что не решается возложить на меня, и берет не мешочками, а целым мешком страхов и забот, что еще в силах поднять сама, но должна будет скоро передать мне, дырявый и ненадежный. У меня, разумеется, были свои мысли насчет Караколя, но что-то удерживало меня, не давая о них сказать. Я ждал подтверждения, и не напрасно:

— Караколь был автохроном. Возможно одним из древнейших, которые аэрудиты когда-либо встречали. Он, между прочим, нагонял на них страх…

— Сколько ему было лет?

— Мне говорили, что он знал еще первого Голгота, а значит минимум двести пятьдесят. Но для него эти цифры ничего не значили, его внутреннее время было иным.

— Когда ты поняла, что он автохрон?

— Когда Тэ Джеркка обезвредил Дубильщика. Если помнишь, после боя он подошел к этой застывшей массе… И в этот миг, не знаю почему, но меня вдруг осенило, у него был такой взволнованный вид. А ты…

— Я понял во время ярветра, когда он взобрался на холм ровно перед первой волной. Ни один человек, пусть даже самый храбрый из безумцев такого бы не сделал. Даже Голгот! Ничто в нем не выражало страха, ничто! Он был в своей стихии, он ликовал!

— Это правда. Так было и на Вой-Вратах, и на Фонтанной башне…

— Я только раз видел, чтобы он испугался, — на состязании в Альтиччио.

— Ты должен знать, что Караколь изначально был в самой первой испытательной секции Преследователей. Его подобрал один аэромастер из Аберлааса, когда Караколь был в полнейшем процессе рассеивания, он ему помог стабилизироваться и обрести человеческий вид. В виде оплаты своего долга Караколь должен был присоединиться к Преследователям, а его миссией было внедриться в Орду, сбить ее с пути и уничтожить. Он справился с первой частью, но вскоре изменил свой курс и предал своих заказчиков.

— Да он наверняка просто-напросто забыл о них!

— Достаточно долгое время у Преследователей не было в планах схватить Караколя. Да они и не смогли бы

приблизиться к Орде из-за Эрга в любом случае. Караколь это знал и понимал, что с нами он вне опасности. Но в Альтиччио они могли устроить ему свертывание; то есть такой риск реально был.

— Вот этого я никак не возьму в толк. Какой именно риск? Как можно произвести свертывание над кем-то вроде него?

— Они бы поместили его в компрессионную камеру под пресс. Сжимали бы и растягивали, снова и снова, сотни раз, пока бы в нем не затвердела и не раздробилась вся его гибкость и упругость. На это ушли бы месяцы, но они бы все равно своего добились, можешь мне поверить. Но что я хотела тебе сказать насчет Караколя, так это то, что он стал трубадуром через глифы, путем наиболее естественного развития: от глифов к изрекаемому голосу. Именно голос создал его рот, горло, гортань и легкие. Функция создала орган.

— То есть ты думаешь, что он принял человеческую форму посредством одного только голоса?

— Несомненно были и сотни других процессов, сопутствующих этому становлению, но голос был решающим элементом, да. Я так думаю. Голос находится на секущей между двумя мирами, и для него это был единственный мост аналогии, ведущий к человеку.

— Но как ему удавалось сохранять человеческую форму, блааст дек? Это же немыслимо для автохрона, если он был чистым автохроном! В нем наверняка должна была существовать частица человеческой природы, с самого начала!

— Не обязательно. Он просто уловил эту частицу, воссоздал ее на основании вибрационных последовательностей, близких ему ритмов. Да и его накидка арлекина тоже во многом помогала ему хранить свой облик…