Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

Несмотря на вышесказанное, ГПУ могло являться инстанцией, с которой был возможен доверительный диалог. Более того, подсудимый, судя по всему, был немало обрадован тем, что ему наконец дали слово:

Я считаю, что всякая внутрипартийная демократия, раз возникши, имеет, без сомнения, тенденцию сохраниться и на дальше. Это никоим образом не значит, что эта тенденция всегда и всюду является решающей, но как таковая она всегда в ней действует, всегда там налицо.

А сохраняясь, она неизбежно таит в себе и другую тенденцию к дальнейшему своему развитию, опасность возможной трансформации во фракцию, а фракция в перспективе всегда предвещает раскол. Это бесспорно. Эту аксиому должен знать и обязан понимать каждый партийный товарищ. В этом, собственно, и состоит отрицательная сторона всяких возникавших внутрипартийных группировок.

Казалось бы, Моглин, как и сторонники ЦК, осуждал появление любых внутрипартийных группировок и хотел солидаризироваться с большинством. Но здесь стоит обратить внимание на то, что язык, которым он описывает внутрипартийную демократию, не большевистский язык, а язык тектологии. Ответчик еще раз попытался продемонстрировать превосходство собственной теории над большевистской ортодоксией.

Ситуацию в партии Моглин оценивал, отсылая к теории равновесия Богданова. Партия им описывается как система, находящаяся в равновесии, а внутрипартийная демократия как дезорганизующая сила, выводящая ее из равновесного состояния. При этом в динамической системе партии с появлением демократии нарастает энтропия. Каждая попытка активного насаждения единства будет сопровождаться возрастающей силой сопротивления. И этот процесс объективен, не зависит от субъективных усилий ЦК. Появление возможности к фракционности свидетельствует об объективном накоплении саморазрушительных тенденций и дезорганизации, присущей самой партии:

Но значит ли это, что всякая внутрипартийная группировка, раз она возникла, обязательно требует от всех нас безусловного осуждения ее или немедленного разгона и расправы?

По-моему, отнюдь нет. Ибо, представляя собой отрицательный факт во внутрипартийной жизни, она, однако, на первое время всегда не больше как симптом, как внешний показатель тех отрицательных явлений, которые накопились, по-видимому, внутри самой партии. Раз она возникла, она тем самым показывает нам (это нужно понять), что в самой партии не все ладно, не все благополучно, не все на месте, что внутри ее есть почва, которая ее вызывает, ее выращивает и питает.

Это так же твердо должен знать и запомнить каждый член нашей партии. В этом предостережении, пожалуй, есть даже некоторая своеобразная политическая заслуга всякой группировки.

Отсюда само собой и необычайно просто намечается и путь к правильному решению этой важной задачи. И понятно, что это не есть путь ее декретивного запрещения, или резолютивного осуждения ее, или – тем более – репрессивного разгрома ее сторонников, а путь уничтожения всех тех условий внутри партии, которые их вызывают и питают, и тем самым потеряют свой смысл и свое непосредственное значение и сами группировки. А пока все эти ненормальные условия внутри партии существуют и сохраняются, до тех пор наличие группировок неизбежно, – как их ни громи, как с ними ни расправляйся, как их ни осуждай и ни запрещай, их существование поневоле приходится признать «объективно разумным и действительным»[1034].

В декабре 1923 года ЦКК исключила Моглина из партии. За участие в «Рабочей правде» он был выслан ГПУ на три года. «Срок ссылки отбыл полностью»[1035].

Лекторы питерского комвуза учились у Моглина, получали литературу из Свердловского университета. Но числились ли за ними действительно контрреволюционные действия? Партийное бюро констатировало, что обнаружить связь с «Рабочей правдой» мог только обыск. «Мы считали [обыск] неудобным. Во время дискуссии они старались скрыть свое лицо, это понятно. Нам нужно выяснить все до конца. Возможно, что тут среди нас еще имеется нежелательный элемент. <…> Они пытаются остаться в партии и взорвать ее изнутри. С этим мы должны безжалостно бороться».

Насчет Воздвиженского вроде все было ясно. Он ничего не предпринял для своей реабилитации после ареста Моглина, хоть ему и было известно, что последний «принадлежит к антипартийной группировке». Труднее было сделать окончательный вывод, мог ли товарищ Рузикас быть «правдистом». Надо было просить бюро коллектива выяснить и, если у контрольной комиссии нет обличающего материала, снять с него обвинение. Рузикас утверждал в кружке: «Особенно клевещут, что я принадлежу, наподобие большинства богдановцев, к группе „Рабочей Правды“, к контрреволюционной организации. Открыто заявляю, что я абсолютно никакого отношения к этой группе не имел и не имею». Юдин Павел Федорович дал справку: когда была помещена разоблачающая статья Ярославского, «Рузикас отрицательно отнесся к „Рабочей правде“».

Рузикас попросил обсудить его всевозможные «недостатки»: «Способен ли вообще [я] как таковой принадлежать к Рабочей правде? Только в такой плоскости [можно] разобрать вопрос». Дело сложное, прокомментировал Гордяков: «В психику его не залезешь, а потому мы на кружке обсуждать его не можем. Вне кружка и университетской жизни могут быть у каждого из нас те или иные связи, но попробуйте конкретно указать, какие именно, вы не скажете, а если говорить, так только можно касаться вопросов, не выходя за пределы кружковой жизни. Поэтому, поскольку живу в одном общежитии и нахожусь в одном кружке с тов. Рузикасом, я лично связи его с „рабочей правдой“ не заметил». Константинов выразил уверенность, что Рузикас отрицательно относится к «Рабочей оппозиции», которая близка к «Рабочей правде», «это известно целому ряду товарищей: Грекуну, Цвику, Иванову и другим».

Пора было переходить к обсуждению характеристики. Насчет вопроса «о марксистской выдержанности тов. Рузикаса в теоретическом отношении» Николай Патрушев высказался, что Рузикас дисциплинирован и выдержан. «Он эволюционировал свои взгляды». Федор Скворцов предложил указать, что было время, когда «тов. Рузикас был богдановец в кружковой работе, а сейчас проявляет себя как ортодоксальный марксист»: «Тов. Рузикас открыто заявляет, что он теперь считает, что богдановщина – тот же либерально-буржуазный эмпиризм. Это мнение он высказывает в результате долгого сидения над изучением Богданова. Он же сообщал тов. Патрушеву, как надо строить критику богдановской теории». «Об отношении тов. Рузикаса к „Рабочей Правде“» предлагалось постановить, что он «относился отрицательно к уклонам в беседе с товарищами» и что «никакой связи с Рабочей Правдой в кружке и повседневной жизни с ним не замечалось».

28 февраля протоколы по делу Рузикаса и Воздвиженского были переданы в контрольную комиссию для доработки[1036]. В комвузе не знали, что предыдущей ночью Воздвиженский был арестован; вскоре освобожденный, он давал показания следователю контрольной комиссии.

«Относительно существования группы Рабочая Правда впервые узнал по статье т. Бухарина в Петроградской Правде». В этой статье Воздвиженский вычитал, что группа «Рабочая правда» – это «дезертиры пролетарской революции». «Влияние нэпа, совершенно необходимой стадии исторического развития, – учил его Бухарин, – неизбежно должно