Мемуары - Лени Рифеншталь

Гумба украсил себя, надел кожаный пояс, затем исчез в одной из построек. Вернулся он с завязанным шнуром матерчатым мешком. Осторожно его открыв, Гумба, улыбаясь, горделиво показал мне несколько монет — свое богатство. (Там не было и десяти марок.) Потом он показал и другие свои сокровища: большой барабан, рожковый инструмент, два раскрашенных щита, изготовленных из слоновой кожи, копья и самое ценное — экипировку рингового бойца: длинные пестрые ленты, кожаные украшения, которые нуба носят на шее, запястьях и щиколотках, а также длинные нити жемчуга — их принято снимать перед боем.

В конце Гумба подарил мне жемчужное ожерелье, которое, по традиции, должно свисать со спины до браслетов на щиколотках. Облачившись в такое украшение, я покинула Томелубу.

Праздник поминовения у нуба

Было довольно поздно, когда я вернулась в Тадоро. Англичанин и немец подстрелили дичь и готовили себе сытный ужин. Теперь мы с ними почти не общались.

Внезапно мне бросилось в глаза, что нуба с копьями поднимаются по скалистой дороге. Тела многих из них были раскрашены светлой золой. Подошел Алипо и печально сообщил, что умер Напи. Я встревоженно спросила:

— Напи из серибе?

Алипо кивнул. Мне стало горько, потому что Напи был одним из моих друзей, которого отличала какая-то трогательная скромность. При этом наряду с Нату и Туками он считался одним из лучших ринговых бойцов Тадоро.

Напи умер от укуса ядовитой змеи. Чтобы все желающие имели возможность попрощаться, его тело поместили в доме дяди, высоко в горах, и все нуба потянулись туда. Мы с Алипо последовали за остальными. Даже издали были слышны плач и причитания. На крыше дома развевалось большое белое покрывало. Перед домом и между скалами стояли сотни нуба. Все мужчины держали в руках копья, их тела были раскрашены орнаментами. Даже у женщин и девочек на лицах и телах виднелись белые линии и круги, а за спинами — ветки с большими зелеными листами, что придавало им вид вовсе уж нереальных существ.

Перед входом в жилище лежала зарезанная коза. Алипо взял меня за руку и ввел в дом, где на погребальном ложе находилось тело Напи. Помещение было полно друзей и родственников, которые, не переставая, рыдали и стенали. Усопший был накрыт белым саваном. Три женщины: бабушка, мать и сестра — сидели на смертном одре и протяжно выводили, одновременно плача, свои скорбные песнопения. Даже многие мужчины, входившие в хижину, не переставая стенали. Я тоже больше не могла сдерживать слезы. Две женщины высыпали над усопшим содержимое сосуда — высушенные бобы и зерна дурры. Отважившись сделать несколько снимков (никто меня не остановил), я вышла из дома. На большой скалистой площадке стояла группа из 20 мужчин. Они выглядели как статуи из камня. Эти воины были товарищами Напи из соседних горных селений. В руках они держали специальные награды победителей ринга. Своеобразно выглядели и фигуры, которых называли «стражи мертвых». Они стояли на высоких скалистых площадках и должны были охранять покойника от прилетающих с ветрами злых духов. Застыв в неподвижности, опираясь на копья, воины оставались так, пока умершего не понесли в долину. На телах виднелись контуры скелета, нанесенные золой. «Стражи мертвых» являлись ринговыми бойцами, жившими вместе с Напи в серибе.

Все было настолько фантастично, что меня не покидало ощущение пребывания на некой далекой планете. Нелегко во время подобного торжественного действа делать снимки, но я считала, что обязана запечатлеть на фотографиях этот ритуал уходящей первобытной культуры.

На свободном месте вокруг стада скота нуба образовали большой круг. Тридцать шесть голов были выбраны для жертвенной церемонии во имя усопшего Напи, огромное количество для небогатых нуба. Еще до того как первое животное закололи ударом копья в сердце, я решила покинуть место для жертвоприношений. Погруженной в переживания, мне с трудом удалось осознать, что уже наступили сумерки. Тут мое внимание привлекла группа женщин, украшенных большими табачными листьями и напоминавших ожившие растения, их разрисованные лица были похожи на маски. Они танцевали, двигаясь по кругу, как будто балет духов.

На маленьком кладбище неподалеку от нижнего ряда домов нуба для усопшего Напи была вырыта могила. Она представляла собой круглое отверстие, по размеру — не больше, чем вход, ведущий в зернохранилище нуба. Чужаку едва ли удастся протиснуться сюда. Это вместилище для гроба, окаймленное светлой золой, было чем-то похоже на усыпальницу египтян. Отверстие расширялось книзу в форме пирамиды так, что покойник размещался там во весь рост и еще оставалось место для многочисленных подношений. Дядя Напи осторожно протащил в гробницу усопшего, завернутого в белые покрывала. За телом Напи отправились калебасы, наполненные дуррой, земляными орехами и молоком, а также его личные вещи: топор, гитара, нож, украшения и одежда для ринговых боев.

Когда все приготовления были завершены, нуба в последний раз засыпали пеплом отверстие, потом его задвинули большим круглым камнем, сверху сформировали холмик из земли и в середину воткнули палку с развевающейся белой тканью.

Друзья Напи на две части разломали свои копья и воткнули половинки в могилу. (Вторые половинки в память об умершем воины сохранят у себя в хижинах.) В конце церемонии все пространство вокруг места захоронения устлали дерном, и родственники оставались там, горюя о погибшем, всю ночь.

По окончании церемонии я медленно отправилась к своему временному жилищу и, взглянув вниз на автобус «фольксваген», обнаружила, что занавески уже задернуты, света нет. Моих попутчиков из Европы явно не интересовали события, происходящие в жизни нуба.

Марш-бросок в горы Коронго

На следующий день я рассортировала свои пленки, отснятые накануне, и сделала записи в дневнике.

Тут примчались мальчишки и закричали:

— Норро сцанда Тогадинди! (Праздник бойцов в Тогадинди!)

Группа нуба окружила двух посыльных, один из которых дул в рог, а другой несколько раз ударил кожаной перчаткой об землю. Эти двое прибыли с гор Коронго, чтобы пригласить нуба на большой праздник ринговых бойцов в Тогадинди. Меня захлестнуло волнение ожидания. Алипо сказал мне, что завтра на рассвете, когда прокричат петухи, нуба пойдут «детте, детте» — далеко, очень далеко. Он размахивал руками: «сцанда джого» — большой праздник. Я намеревалась уведомить немца и англичанина, но они уехали, вероятно, за водой.

Было еще темно, когда меня разбудил Алипо. Нуба уже собрались.

Раннее утро было восхитительно: еще прохладно, нуба, как всегда, веселы, и я, легко одетая, чувствовала себя прекрасно. Сумку с оптикой нес Алипо, я же не выпускала из рук «лейку». Неспешно рождался день. Небо, на котором еще виднелся серп луны, стало светлеть. Когда над холмами поднялось солнце, желтые поля, лежащие перед нами, заискрились золотом. Вскоре солнечные лучи достигли и нас — в одно мгновение стало жарко. Это едва ли можно было вынести спокойно. Пот бежал по телу как в сауне. Даже нуба жаловались: «Синги цепа» («Солнце сегодня очень жаркое»). Я изо всех сил пыталась скрыть подкатывающую слабость. Наконец после пяти часов ходьбы мы нашли тенистое место для привала. Женщины опустили на землю большие короба, в которых несли одежду и украшения для ринговых бойцов. Потом они вытащили из горшков кашу из дурры, и мы, подкрепившись, отдыхали чуть более часа.

Поля давно остались позади, теперь на пути лишь изредка попадались кустарники и одиночные деревья. Я спросила Алипо, далеко ли нам еще идти, он показал рукой вдаль: «детте, детте» — далеко, очень далеко. Как это часто случалось, не задумываясь, я вовлеклась в приключение, а теперь вот назад хода нет: нужно было выдержать, маршируя километр за километром.

Солнце уже давно красовалось в зените, тут вдруг в глазах зарябило, меня охватила непреодолимая слабость. Вокруг задвигались тени, я потеряла сознание, а придя в себя, обнаружила, что качаюсь, как будто на спине верблюда. Сон это или явь? Потом до меня дошло, что я лежу в коробе, который несет на голове женщина нуба.

Наконец наш марш-бросок закончился. Женщины опустили меня на землю. Солнце скрылось, и жара быстро спадала. Вскоре мне стало лучше. Мы находились на площади посреди чужой деревни. На моей памяти, нуба еще никогда не уходили так далеко для участия в празднике ринговых боев. Выяснилось, что большой праздник должен состояться завтра, на что я не рассчитывала. Больше всего меня беспокоило, что немец не знает, где я нахожусь.

Между тем вернулся Алипо. Он нашел ночлег для всех нас. Мы покинули площадь и через некоторое время вошли в дом, который — насколько я могла разобрать в темноте — был похож на дома в Тадоро. Семейство из Коронго вернулось в соседний дом, только одна женщина осталась у нас. Она разожгла огонь и туда поставила большой горшок с кашей для нас. Мои нуба не могли с ней разговаривать, так как язык жителей Коронго ни одним словом не совпадает с языком масакинов. Слишком изможденная, чтобы есть, легла я на каменный пол и сразу же заснула.