Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Я с удивлением смотрела на Клавдию Витольдовну, понимая, что она всерьез считает меня душевнобольной, даже не думая скрывать снисходительное презрение и жалость. Чувствовать, что тебя жалеет карикатурная, словно сошедшая с картинки, старушка Шапокляк, было не очень приятно. И я, теряя остатки терпения, решила больше не кривить душой, а отвечать так же прямо и откровенно.

— Клавдия Витольдовна, так смело рассуждая о ситуации, которой совсем не знаете, можно попасть пальцем в небо. Мне жаль, что я не оправдаю ваших надежд о полоумной бродяжке, но поверьте, в деньгах и прочих материальных радостях я не нуждаюсь до такой степени, что могу позволить себе вообще не работать. И писать, о чем хочу и когда хочу, не заглядывая в чужие карманы. Мне это попросту неинтересно. И кто куда ездит на отдых — в Пущу Водицу или на Сейшелы — тоже. Я действительно довольна тем, что имею и считаю, что жизнь отсыпает каждому человеку счастья ровно по вере его в это самое счастье. Так что продолжайте и дальше жаловаться и обвинять всех в несправедливости. Больше доказывать я вам ничего не буду. Мы с вами существуем в двух разных мирах, только я охотно верю в ваш, а вы в мой — нет, поэтому никогда в него не попадете.

Уже к концу последней фразы мне стало ясно, что, несмотря на горячий пыл, с которым я начала, на долгий спор моего запала не хватит. Я просто смертельно устала от тесного общения с компанией, которая, как ни старайся её понять или приукрасить, все равно оставалась сборищем людей, страдающих различными формами высокопарного маразма.

А вот Клавдия Витольдовна, несмотря на тщательно отыгрываемую роль обездоленной страдалицы, оппонентом оказалась более стойким, и восприняла мой выпад с иронией и даже интересом. Глядя на озорную улыбку, внезапно засиявшую на ее остреньком и въедливом лице, я действительно засомневалась в том, что ее хоть немного задели мои слова.

— А, все понятно! Теперь мне все понятно, так сразу бы и сказала! Ты, видать, как моя соседка — замуж удачно вышла? Мужик богатый попался? Ну, в твоем случае да, можно сказать, свезло, я уж не спорю, раз такое дело. Хотя странно как-то — ворье и бандюганы предпочитают девок таких, знаешь, в теле, кровь с молоком, чтобы здесь было, и здесь, — Клавдия Витольдовна активно зажестикулировала перед собой в районе груди, после чего принялась расписывать замысловатые пасы чуть ниже пояса. — Но… — скептически оглядев меня, она шумно вздохнула, — видать и на такое нашелся ценитель. Может, ему твоя начитанность понравилась, или другие скрытые таланты, а? — резко переходя на доверительно-интимный тон, она игриво ткнула меня пальцем в бок, от чего я подпрыгнула, едва не расплескав свой коктейль.

«Вот и еще одна подружка у меня появилась…» — пронеслась в голове печальная мысль, прежде чем я поняла причину откровенной радости, которую Клавдия Витольдовна озвучила с помощью непрозрачного намека.

— Слышь, а твой-то к искусству как относится? Понимает тебя? Вот есть среди богатеньких совсем хамовитые, которые считают, что вся эта дурь никому не нужна, блатные частушки — потолок их культуры. А есть такие, знаешь, не совсем пропащие. Они-то понимают, что куда им с их рожами в калашный ряд, то есть, в творчество соваться. Понимают, но все равно тянутся. Потому что не все в них загублено! Стремление к красоте, оно, знаешь, или есть, или его нет. Вот они и тянутся к нам, помогают, чем могут, и сами от этого вроде как меньше обезьянами в шелках становятся. Даже на людей немного походят! Меценаты, о как! Слыхала о таких?

Живо представив Марка в роли мецената, одаривающего местное общество после того, как он имел честь пообщаться с ярчайшими его представителями, я не удержалась и рассмеялась. Но в следующее мгновение приступ шокирующего прозрения прервал мой смех. Я вдруг отчетливо поняла, что Клавдия Витольдовна довольно недвусмысленно пытается попросить у меня денег. А заодно и помочь Марку освободиться от незначительной по его меркам суммы, облагородив черствую душу с помощью взноса на благо страдающей интеллигенции. Эти меркантильные иллюзии следовало развеять сразу же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы знаете, Марк не занимается меценатством. Да и к искусству он равнодушен, — стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже, произнесла я, придав лицу крайне серьезное выражение. — У него как-то… нет такой потребности. Совсем нет.

— Ба-атюшки-светы, какие мы важные! Это имя у твоего хахаля такое, что ли, Ма-арк? Еврей, что ли? Да, точно, еврей, у них всегда деньги водились. Отколе свет стоит и солнце встает на востоке, у евреев есть деньги! Слушай, так он скупой у тебя, что ли? Хотя, что я спрашиваю, евреи все скупые. Но ты того… будь похитрее, ты же женщина! Так к нему и так, и эдак, обними его, форшмак или мацу какую-нибудь красиво подай, по пейсам погладь нежно, глядишь, он и раздобрится! Нет, ну надо же — Магк и вдгуг не даст денежек своей любимой Сагочке! — Клавдия Витольдовна внезапно заговорила с сильнейшим одесским акцентом.

— Я не Сара, меня Алексия зовут, — чувствуя, как волосы начинают шевелиться на макушке от этого дикого разговора, попыталась оправдаться я.

— Конешно-конешно, Алэксия, какие вопгосы! — продолжила Клавдия Витольдовна, словно коренной житель Дерибасовской. — Ты, главное, не теряй шансов — с еврейским мужем ты ж так можешь развернуться! Евреи, они, знаешь, на семью денег никогда не жалеют!

— Знаете, я наверное, пойду, — чувствуя, что остатки коктейля в бокале слишком быстро улетучились, я поднялась со своего места, еще не совсем понимая, куда собираюсь бежать.

Но оставаться и продолжать вести подобные разговоры с Клавдией Витольдовной и ей подобными я больше не могла — даже алкоголь не помогал. Мне срочно нужно было отрезвительное противоядие. Мне срочно нужен был Вадим.

— Куда ж ты так быстро? Или я что обидное сказала? Так ты не обижайся, я мудростью женской с тобой делюсь! А то так и проживешь всю жизнь со своим Магком, а он тебя потом возьмет да и на молодуху променяет, и никакая Тора ему не указ! Будешь тогда, как большинство дурех у разбитого корыта рыдать. Да только никому ты такая старая уже не будешь нужна! Вот тогда и поплачешь, что не послушала Клавдию Витольдовну в свое время! А я, не в пример тебе пожила, я-то все знаю!

— А… нет, вы не поняли… — не в силах бороться с красноречием Клавдии Витольдовны, забормотала я, лишь бы скрыться от не любым образом. — Мне просто надо… Вот я срочно вспомнила, что надо. У меня эти… как их…традиции. Мне домой нужно, муж рассердится, я и так засиделась.

— А-а-а, так у тебя этот, Шабат что ли? Пятница же! А ты, позорница, по барам шляешься! Беги домой со всех ног, и помни, что я тебе говорила — с лаской, с лаской к нему, а как он раздобрится — ты мне дай знать, уж я подскажу тебе, где у нас финансирования не хватает! Беги, говорю! И передавай мужу Шабат Шалом! И пусть не переживает — мы его денежкам найдем самое надежное применение! Еврейский муж, в Шабат Шалом прощайся с толстым кошельком! — радостно пропела Клавдия Витольдовна звонким, как у озорной старшеклассницы, голосом и довольно захихикала, видимо, уже представляя, куда потратит денежки моего несуществующего еврейского супруга.

И я действительно побежала, как и обещала Клавдии Витольдовне. Побежала со всех ног и пришла в себя лишь, когда резво растолкав активно внимающее окружение Вадима, схватила его за руку, выпалив:

— Пойдем со мной, я тебя очень прошу! Ты мне срочно нужен, вот позарез, прямо сейчас!

Молчаливо вытянувшиеся лица тех, чей тесный круг я только что разорвала, послужили верным доказательством невероятной наглости моего поступка. По откровенно враждебным взглядам чувствовалось, что о моей персоне здесь знают больше, чем я ожидала, и презрительное неодобрение тут же окутало меня подобно тугому кокону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

К счастью, Вадим, как обычно, не обращал внимания на тонкие материи, поэтому остался глух и нем к напряженной атмосфере, установившейся после моего неожиданного появления.

— Ты смотри, кто пришел! Внезапно, Алексия, внезапно. Как обычно, любишь огорошить и свалиться, как снег на голову? — даже не пытаясь сгладить ситуацию, он нарочно подчеркнул наше давнее знакомство. — Ну да ладно. Давно пора перестать удивляться твоим привычкам устраивать ожидаемые неожиданности. Такой вот оксюморон, м-да… — словно подводя итог разговору, Вадим поднялся, осторожно высвобождая руку из моих пальцев, судорожно вцепившихся ему в ладонь.