Панцирь - Андрей Гардеев

По аллеям Первого Круга сновали местные.

Те, кто демонстрировал невосприимчивость, но при этом был нерасторопен, оказывался либо заколот, либо изломан. Иногда экзекуции заканчивались через несколько ударов – человек терял волю, концентрацию, падал под напором насилия и вставал, с проросшей плотяной меткой, мигая рыжим в глазах. Иногда куклы доводили дело до конца: били, били, били – все движения выглядели, будто совершали их запрограммированные механизмы. Никаких чувств, никакого усердия, и когда один из ударов становился фатальным, тела Идола разворачивались и шли к следующему. Побитого не проверяли. Видимо ощущали есть ли в жертве жизнь с расстояния. Такие способности у рядовых кукол, конечно, не радовали.

Вообще картина угнетала, наводила на определенные размышления. В шаблоне появлялось сожаление. Наверняка примерно так, выглядели и районы наших погибающих Ульев.

Бездна.

Эхо возбуждения и злости прорывались сквозь скрежетание модов. До боли сжимал рукоять Центуриона.

Я ничем не мог помочь.

Понятно о спасении речи не шло. В моих силах, хотя бы добить, чтобы они не бродили бурдюками, заполненными гулевой грязью, но для револьверной стрельбы слишком далеко.

Я тронул Кряжа за плечо, кивнул в сторону ближайшей точки, где куклы догоняли местного промышленника в белом-золотом мундире:

– Достанешь?

– Достану.

И молчание.

Оракул даже не шевельнулся.

– Что-то не так?

– Хорошая идея? – в его вопросе прозвучала ирония.

Идея отвратная – это правда.

– Значит стрелять не будешь?

Он неспешно потер ладони, видимо пытаясь согреться:

– Могу назвать три причины, почему не выстрелю.

Опять замолчал.

Слышны грохотание артиллерии, хлопки далекой стрельбы, крики и медитативный стрекот механизмов.

– Но не будешь делать и этого.

Батар злобно сверкал глазами, поглядывая то на меня, то на Кряжа. Здоровяк бы, конечно, хотел всех спасти или хотя бы добить.

Батар – большое сердце.

– Верно. Не буду, – ответил Кряж. – Ты и сам можешь назвать.

Штрековый отброс.

Потеря внезапности. Трата стрелкового ресурса. И последнее – убегающие бесполезны. Мусор… И еще можно много чего в таком духе придумать.

– Твои сородичи мучаются, – продолжал говорить.

Кряж пожал плечами, настроен он безразлично.

– Уже два века мучаются. Даже больше. И твои все мучились. Пока не померли.

– Ну ты и гнида, Кряж, – прошипел Батар.

Теперь он не выглядел столь спокойным. От злобы сощурил глаза.

– И я бы не хотел, чтоб мои, как твои, померли, – сказал Кряж.

– Интересно-о, – со вздохом протянул.

– Если ты думаешь, твоя задача идти и добивать каждую человеческую тварь, помотай хорошенько головой, вытряхни мусор и вспомни что ты кхун. Сверься с большой тётей, и пойми, что проснулся не для “правильных” поступков. Для такого есть личности, вроде Лекса, однажды рожденного в промысловике Демита.

– Сука, откуда… – злобно начал Батар.

Лекс – его настоящее имя?

Какая-то большая тайна?

– Как ты и сказал, – продолжал Кряж. – Наша цель важнее Изота, важнее жизни вставшего на пути… Не только солдата. Всего, что соизволит на этом пути встать.

Кивнул.

Мне его слова нравились.

Кряж заряжен на дело. Интересно отчего так сильно, но выяснять именно сейчас – скорее ошибка.

Пусть так.

– Это самое большое количество одномоментно сказанных слов от Кряжа, за годы, – задумчиво начал Востр. – Но почему говорит он только теперь, когда вокруг жопа хагаса, да еще и говорит такое дерьмо, которое скорее можно было бы услышать из грязного рта циничной соплячки Бо?

– Он молчал, чтоб за умного сойти, – огрызнулся Батар. – Но не сдержал помойку.

– Молодые вы, – ответил ему Кряж. – Бестолковые.

– Ты так сказал про людей, будто сам не человек, – спросил у него. – Почему?

– Нелегальный оракул. Не буду грузить нытьём. Сейчас о другом. Мягкий дхал – мертвый дхал. Запомни. Сосредоточься.

Тем временем Идол свои развлечения на Первом Круге