Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин

Глава третья. По царскому указу

Прежде чем покинуть Московский Кремль, краевед показал место, где до 1816 года стояла церковь Николы Гостунского, дьяконом которой был первопечатник Иван Федоров. Одноглавая, с полукруглыми закомарами и крытой папертью она стояла возле широкой Ивановской площади. Дьякон Иван Федоров проходил к церкви через Фроловские, ныне Спасские, ворота, шел улицей мимо Кирилловского и Крутицкого подворий, справа минуя Вознесенский монастырь.

Я понял, что и сейчас, когда мы пытались раскрыть тайну библиотеки Ивана Грозного, краеведа не покидали мысли о судьбе первопечатника. В подтверждение этому он сказал:

– У меня не выходит из головы, что Иван Федоров мог быть одним из немногих современников Грозного, кто знал о библиотеке московских государей. Не случайно его имя то и дело всплывает в ходе нашего расследования судьбы древней книгохранительницы. И, может быть, между царской библиотекой и царской типографией была связь не в переносном, а в прямом смысле.

– Как вас понимать? – От удивления Марк даже приостановился.

– Друкарня Федорова стояла на Никольской улице, где находился Никольский греческий монастырь, построенной на земле, отданной Иваном Грозным грекам. В тринадцатом веке по Никольской улице пролегала дорога от Кремля к Ростову Великому, Суздалю и Владимиру. Многие исследователи считают, что именно в этом районе располагалась древнейшая часть Москвы – поселение Кучково. Позднее Никольская улица была замощена бревнами, а сверху досками. Таких «ухоженных» улиц на всю столицу было две-три, не больше. Здесь стояли дворы бояр Салтыковых и Шереметевых, князей Воротынских, Хованских, Трубецких.

– Видимо, очень большое значение придавал Иван Грозный печатному делу, если разрешил поставить типографию так близко от Кремля, в таком окружении.

– Вот именно, – поддержал Марка краевед. – Это еще раз подтверждает, что отъезд Федорова за рубеж – не бегство, а нечто другое. И вряд ли в таком месте, как это, недоброжелатели Федорова посмели бы поджечь его типографию, так можно было всю Москву спалить. Значит, горела та, первая друкарня, где были напечатаны анонимные книги. После отъезда Федорова царская типография ненадолго переехала в Александрову слободу. Возможно, Ниткин прав – там же появилась и первая русская книга. Но лично мне версия с Троице-Сергиевым монастырем кажется убедительней…

Максим Грек, в сказании о котором впервые была упомянута библиотека московских государей… Троице-Сергиев монастырь, где, возможно, учился печатному делу Федоров… Александрова слобода, куда, как считал Ниткин, Грозный перевез царскую библиотеку… Я не мог понять, к чему клонит Пташников, и прямо спросил его об этом.

– Есть сведения, что из Кремля был сделан подземный ход на Никольскую улицу, где стояла типография Федорова…

За время знакомства с Пташниковым мне пора было уже привыкнуть к его неожиданным версиям, но я в который раз растерялся. Подземный ход между библиотекой Ивана Грозного и первой царской типографией! Это просто не укладывалось в сознании.

Краевед и сам понял, что выдвинутая им версия звучит не очень правдоподобно, и тут же со свойственной ему непосредственностью добавил:

– В любом случае Иван Федоров мог знать о существовании библиотеки московских государей от Максима Грека, который научил его печатному делу. В одном из писем Максим Грек, хорошо знакомый с первым венецианским издателем Альдом Мануцием, объяснял его книжный знак, на котором был изображен дельфин, огибающий якорь. Думаю, не случайно книжный знак Ивана Федорова, изображавший изгиб реки, был так похож на знак Альдо Мануция. В послесловии Федорова к первой русской датированной книге Апостолу прямо говорится, что Иван Грозный «начать помышляти, како бы изложити печатныя книги, якоже в Грекех, и в Венеции, и во Фригии, в прочих языцех». Опять-таки первые русские книги были украшены орнаментами, очень похожими на венецианские издания.

Когда я поинтересовался, где и при каких обстоятельствах Иван Федоров мог познакомиться с Максимом Греком, Пташников дал мне самый обстоятельный ответ:

– В мае 1553 года Иван Грозный три дня жил в Троице-Сергиевом монастыре, беседовал с находившимся там Максимом Греком. Я уверен, во время этих продолжительных бесед речь шла и о книгопечатании, которое хорошо знал Максим Грек. О том, что решение начать русское книгопечатание было принято именно в 1553 году, прямо написано в послесловии к Апостолу, где назван 7061 год от сотворения мира. Многие исследователи удивлялись, почему так долго создавалась царская типография, – свыше десяти лет. Даже высказывалась мысль, что Иван Федоров допустил здесь единственную ошибку и вместо 7061-го надо читать 7071-й, то есть 1563 год. Но никакой ошибки не было, именно после бесед Грозного с Максимом Греком начались первые опыты русского книгопечатания. В Троице-Сергиевом монастыре, под руководством Максима Грека, эту работу начал Иван Федоров, напечатал первые, анонимные издания. И только после того, как он в совершенстве освоил печатное дело, по приказу царя была построена первая типография в Москве. Однажды Иван Федоров обмолвился, что шел «по стопам топтанным», «некоего богоизбранна мужа». Я убежден – Федоров говорил о Максиме Греке, имя которого не мог назвать, потому что тот был в опале, немилости.

– Как же тогда возникла версия, что типография Федорова была подожжена, что он был вынужден бежать из Москвы? – спросил я краеведа.

– Судя но всему, автором этой версии был английский посол Флетчер, побывавший в Москве в 1588 году и написавший после книгу «О государстве русском». Там он и сообщил о первой русской типографии, что «вскоре дом ночью подожгли, и станок с буквами совершенно сгорел, о чем, как полагают, постаралось духовенство». На это свидетельство в примечаниях к своей «Истории государства Российского» ссылается Карамзин. Но в данном случае уважаемый историк очень вольно подошел к источнику, которым воспользовался, – вместо духовенства он обвинил в пожаре суеверов и грамотеев.

– Но почему Флетчер написал о пожаре, если его не было?

– Флетчер приехал в Москву спустя двадцать лет после отъезда Федорова. Можно предположить, что какая-то типография действительно сгорела, вероятней всего – та самая типография в Троице-Сергиевом монастыре, в которой были напечатаны первые анонимные книги. В подтверждение этому есть одно обстоятельство – печатный материал анонимной типографии больше нигде и никогда не употреблялся. Значит, она и сгорела, именно после этого пожара Иван Грозный отдал приказ строить типографию в Москве. Вряд ли в то время среди духовенства, переписчиков или просто суеверов нашелся смельчак, который поднял бы руку на царскую типографию.

– Что же тогда заставило Федорова уехать из Москвы? – не отставал я от краеведа, все больше заинтересовываясь судьбой первопечатника.

– Конечно, в своей деятельности ему пришлось пережить немало бед и невзгод, в послесловии к Львовскому Апостолу он об этом подробно рассказал. Но бегство я исключаю категорически.