Железная маска (сборник) - Теофиль Готье

– Я голоден как волк, – сказал он, – и если у моего будущего зятя, принца Наваррского, такой же аппетит, когда он возвращается с охоты, то мою сестру Марго не придется слишком жалеть… род Бурбонов не угаснет.

Однако едва Карл IX успел съесть суп и обсосать крылышко фазана, как вошел паж Готье и сказал:

– Ваше величество, купеческий староста на коленях умоляет вас о немедленной аудиенции.

– Пусть убирается к черту! – воскликнул король, – Что ему надо? Пусть придет завтра.

– Ваше величество, он говорит, что хочет сообщить об ужасном преступлении.

– Ну так пусть этим занимается начальник охраны, – пробормотал Пибрак.

Однако король забеспокоился.

– Что же могло случиться? – спросил он. – Готье, впусти его.

Паж вышел; несколько минут спустя он снова раздвинул портьеры, раскрыл двери, и в комнату вошел величественный старик, с достоинством носивший длинное одеяние и походивший скорее на дворянина, чем на купца. Звали его Иосиф Мирон; он был братом королевского врача.

– Уж не горит ли Париж со всех четырех концов? – обратился к нему Карл IX, протягивая, согласно обычаю, руку для поцелуя.

– Нет, ваше величество.

– Или внезапная прибыль воды в Сене снесла все мосты?

– Нет, ваше величество.

– Что же произошло такого ужасного, что вы беспокоите несчастного короля, умирающего от голода?

– Ваше величество, – ответил староста, нисколько не смутившись, – я пришел просить о правосудии.

– О правосудии! – воскликнул король.

– Страшное злодеяние совершено прошлой ночью в доме одного парижского купца…

– Что же? Его убили? – спросил король.

– Убили и ограбили.

– Что же об этом говорят?

– Обвиняют людей, состоящих на службе у вашего величества.

– Черт возьми! Господин староста, – перебил король, – у меня на службе состоят только дворяне, и все они люди порядочные.

– Ваше величество, – спокойно возразил староста, – я ничего не утверждаю, но нашли мертвого ландскнехта…

– А, вот в чем дело! Объяснитесь, господин староста.

Генрих и Ноэ многозначительно переглянулись.

– Позвольте сказать вам, ваше величество, – начал Иосиф Мирон, – что на улице Урс жил ювелир, которого звали Самуил Лорио. Крещеный еврей.

– Крещеный или нет – это безразлично! – ответил король. – Он был парижский купец?

– Да, ваше величество.

– Продолжайте.

– Самуил Лорио был очень честным человеком, но он был богат… и, хотя он скрывал это, все об этом хорошо знали. Кроме того, у него была молодая красивая жена… Она исчезла.

– Одна?

– Неизвестно.

– А муж?

– Сегодня утром жители улицы Урс были крайне удивлены, увидев, что дверь дома Лорио полуотворена, – он имел обыкновение запираться, точно в крепости. Они вошли, но едва ступили несколько шагов, как наткнулись на труп.

– На труп мужа?

– Нет, ваше величество.

– На чей же?

– Старого слуги, по имени Иова.

– Что же дальше?

– В первой комнате направо из коридора, возле открытого и пустого сундука, увидели другой труп.

– На этот раз мужа?

– Нет, ваше величество. Это был ландскнехт: один мещанин признал в нем часового, которого видел три дня назад у ворот Лувра.

– Черт возьми! – воскликнул король, нахмурившись.

– Наконец, на первом этаже нашли тело служанки.

– А муж?

– Муж был найден в реке; ему нанесли удар кинжалом в спину.

– Где именно его нашли?

– У Несльского парома.

– Господин староста! – вскричал король. – Да ведь это четыре убийства!

– Четыре, ваше величество.

– Как же в этом замешан ландскнехт?

– Ваше величество, я провел следствие и получил чрезвычайно странный результат.

Король взглянул на него с любопытством.

– Купец Самуил Лорио, – продолжал Иосиф Мирон, – был убит не в доме, а на берегу Сены, и несколько капель крови были найдены на камнях под мостом Святого Михаила.

Карл IX вздрогнул; у него появилось предчувствие, что в деле замешан Рене-флорентиец.

– Купец Самуил Лорио получил удар сзади, между лопаток. Хирург утверждает, что смерть наступила мгновенно, затем труп был брошен в реку. Рана была, по-видимому, нанесена тем же орудием, которое поразило старика Иова и служанку…

– И ландскнехта? – спросил король.

– О нет, ваше величество.

– А! – протянул король, окончательно заинтересовавшись рассказом.

– Старик Иов, Самуил и служанка были убиты трехгранным кинжалом французской фабрикации. Ландскнехт же убит итальянским стилетом с четырехгранным клинком, оставившим едва заметную ранку. Однако удар нанесен так же, как и первые три, – между лопаток. Смерть наступила тоже сразу.

– Вот это совершенно непонятно, – прошептал король.

– Кроме того, – продолжал старик, – кинжал, который висел на боку убитого ландскнехта, по форме клинка был как две капли воды похож на тот, которым убили купца и его слугу.

– Не следует ли из этого, что убийца переменил оружие?

– Нет, ваше величество! Вероятнее предположить, что убийц было двое. Они убили Самуила Лорио под мостом Святого Михаила.

– Допустим.

– Прежде чем бросить его в воду, они ограбили его, завладели ключом от входной двери, который он носил в кармане, и затем проникли к нему в дом.

– Я начинаю понимать, – сказал король. – Ландскнехт?

– Ландскнехт был одним из убийц. Сообщник убил его, чтобы не делиться добычей, найденной в сундуке.

– Господин староста, – заметил Карл IX, – предъявлять такие обвинения – дело крайне серьезное!

– Ваше величество, – поклонился староста, – я должен предъявить обвинение еще более серьезное…

– Неужели? – заметил король.

– Настолько серьезное, что умоляю: выслушайте меня наедине.

Король, немного взволнованный, дал знак и увлек Иосифа Мирона в другой угол комнаты.

– Говорите! – сказал он. – Я слушаю… Черт возьми, – проворчал он, – все это словно назло. Я бываю голоден раз в год, и как раз в этот день мне помешали поужинать!

Рассказ произвел сильное впечатление на собеседников Карла IX, потому что уже смутно предчувствовались волнения, охватившие впоследствии буржуазию. Царствование Карла IX уже предвещало беспорядки, которые разразились в дальнейшем, – не проходило дня, чтобы парижские купцы или ремесленники не вступали в ссоры с дворянами…

Уже по самой смелости величественного купеческого старосты, дерзнувшего прервать ужин короля и обвинить мужчину, носившего шпагу, можно было угадать в нем человека, протестующего против существовавшего порядка вещей.

Сидевшие за столом не могли слышать их разговора, но следили за ними глазами.