Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте - Владимир Карлович Кантор

похожий вопрос я ему тоже задал, типа, как он относится к католичеству. Он немного снисходительно улыбнулся и ответил: «Нормально. Наши перегородки до Бога не доходят».

Его слова о Христе полны не только любви, восхищения, они как бы изнутри показывают нам Спасителя. Как справедливо говорил и писал отец Александр, сила Евангелия, его победа в мире объяснялась не талантами евангелистов, а тем, что они подлинно приняли Его слово и поверили в него. Он писал в своей, на мой взгляд, лучшей книге: «Глубоко человечным рисуют Христа евангелисты. На глазах Его видели слезы, видели, как Он скорбит, удивляется, радуется, обнимает детей, любуется цветами. Речь Его дышит снисходительностью к слабостям человека, но Своих требований Он никогда не смягчает. Он может говорить с нежной добротой, а может быть строг, даже резок. Подчас в Его словах мелькает горькая ирония (“отцеживают комара и проглатывают верблюда”). Обычно кроткий и терпеливый, Иисус беспощаден к ханжам; Он изгоняет из храма торговцев, клеймит Ирода Антипу и законников, упрекает в маловерии учеников. Он спокоен и сдержан, порой же бывает охвачен священным гневом. Тем не менее внутренний разлад чужд Ему. Иисус всегда остается Самим Собой. За исключением нескольких трагических моментов, ясность духа никогда не покидает Христа.

Находясь в гуще жизни, Он одновременно как бы пребывает в ином мире, в единении с Отцом. Близкие люди видели в Нем Человека, Который желает лишь одного: “творить волю Пославшего Его”. <…> Писателям никогда не удавалось создать убедительный образ героя, если портрет его не оттенялся недостатками. Исключение составляют евангелисты, и не потому, что были непревзойденными мастерами слова, а потому, что они изображали непревзойденную Личность»[743].

Можно, если позволить себе некоторый пафос, назвать и отца Александра современным евангелистом. Как можно понять из воспоминаний его близких людей, он писал книгу о Христе десятилетия. И она с невероятной силой действовала на своих читателей. Сошлюсь на слова Зои Масленниковой: «В одичавшей от духовного невежества и отлученной от своих религиозных истоков стране она воспринималась как глоток живительной истины и побуждала сотни и тысячи людей брать в руки Евангелие и открывать для себя Бога Живого»[744].

Если говорить об отношении отца Александра к диссидентству, то не надо забывать, что он многих диссидентов крестил, был их духовным отцом, но в политику не шел, понимая, что его противостояние советской власти более фундаментально. Ибо в советское время почти любой инакомыслящий был диссидент. В том числе и отец Александр, печатавший свои труды за рубежом.

Но все же картина была бы не полна, если не сказать о его пастырском служении. И этот рассказ не может быть рассуждением вообще. Только через конкретные судьбы высвечивается работа пастыря. Я позволю себе остановиться на истории моего очень близкого приятеля, с которым, как было сказано когда-то, «делил пополам судьбу». Его любимый сын в пубертатном возрасте перестал воспринимать родителей, как людей заслуживающих уважения. Он стал хиппи, про учебу и слышать не хотел. Отец же работал в «советском» философском учреждении, получал «советские» деньги (будто были здесь другие). Все разговоры отца о необходимости учиться воспринимались лишь как попреки. И вдруг мой приятель услышал от сына одну неожиданную вещь, что только один приличный человек есть в наших окрестностях – отец Александр Мень. Как уж слух об отце Александре дошел до хиппозных компаний, объяснить не берусь. Но для него это был шанс. И он спросил: «А хочешь, я тебя отвезу к отцу Александру?» Сын ошалело посмотрел на отца: «А ты что, знаешь его, что ли?» Мой приятель был для него уже ниже плинтуса, а тут вдруг из-под плинтуса поднялась его голова.

Итак, они по Ярославской дороге доехали до станции Пушкино, оттуда надо было проехать одну остановку до Новой Деревни. Но можно было и пешком. Они пошли пешком. Сын спросил: «А он будет со мной говорить? Или я только буду присутствовать при вашем разговоре? Тогда я не хочу». Приятель примиряюще сказал: «Думаю, что ты будешь равноправным собеседником». Пришли они в церковь к окончанию службы и вперед пробираться не стали. Но отец Александр, уже сходя с амвона, заметил моего приятеля, кивнул ему, но продолжал отвечать на вопросы прихожан. Потом подошел, благословил моего приятеля и повел их в свой домик рядом с церковью, предложив выпить чаю. Сын шел, на лице его было написано, что он понимает важность происходящего и с кем он идет. Скорее всего, вообразил, как будет рассказывать приятелям, что пил чай с САМИМ Александром Менем, ради этого готовясь терпеть скуку взрослых разговоров. В то, что с ним будут говорить как с самостоятельной личностью, он вдруг разуверился. Они вошли в комнату, где на стенах висели портреты, в углу икона, горела лампадка. Отец Александр ушел хлопотать по чаевному делу, достал чашки, блюдца, деревянное блюдо с пряниками, сахарницу. «Ну что, по глотку чаю? А потом я хотел бы поговорить с молодым человеком. Но наедине… Папа не возражает?» Мой приятель кивнул: «Конечно, не возражаю». Они выпили по чашке чая, и мой приятель вышел на улицу, прихватив недоеденный пряник. Потом, как говорил, пожалел, что не взял больше. Ходить пришлось долго. «Казалось, что больше часа хожу, но вряд ли. Однако не меньше минут сорока», – говорил приятель.

Вдруг выглянул из домика сын, помахал ему приглашающе рукой, лицо прямо светилось. Похоже, что разговор получился более чем удачным.

Приятель вошел, и отец Александр сказал: «А теперь мне надо пару слов сказать твоему отцу. Не возражаешь?» Сын вышел беспрекословно, к чему мой приятель не привык. Потом, когда за ним закрылась дверь, он спросил отца Александра: «Спасибо, отец Александр. Он уже немного изменился. Вы собираетесь его крестить?». Мень усмехнулся: «Разве в этом дело? И Сталин, и Гитлер были крещеные… А что толку! Нет, здесь надо другое». «А что?» Приятель удивился, но потом с каким-то придыханием повторял слова отца Александра, который произнес: «Я беру его на себя!» Приятель, рассказывая, говорил: «Ты понимаешь? Он это сказал, как о само собой разумеющемся. А ведь сколько внутренних сил надо иметь, чтобы такое сказать!» А Мень добавил: «Он будет ко мне ездить раз в неделю, будем заниматься. Он у вас хороший». Они пошли к поезду. Мой приятель попытался задавать какие-то вопросы. Но сын неожиданно мягко ответил: «Папа, не надо. Не надо об этом говорить». Прошло время, рассказывал приятель, перемены начались далеко не сразу. Поначалу уменьшились нашествия хиппи в квартиру, потом стали появляться религиозно-философские книги. У моего приятеля они были, но тут важно, что