Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Эзотерика — это в твоей голове, а здесь — сугубо конкретика, — Гренс ткнул указательным пальцем в страницу, — для самых скудоумных фактуриалов. Здесь полная ясность относительно будущего. Твоего будущего в частности. Слушай.

Все решено, предрешено,Разрублено, подожженоИ к потолку подвешено.И жизнь — говно, и смерть — говно,И все, что с ними заодно,И все, что в них обещано.

Наблюдая, с каким пафосом Гренс произносит каждое слово, Матлин не удержался от хохота.

— Отдай мне тетрадку, я сам почитаю…

Но Гренс вцепился в нее обеими руками, не допуская даже мысли о том, что кто-нибудь посмеет осквернить прикосновением его святыню.

— Постой. Я должен еще кое-что процитировать…

— Дядя Ло, — Альба приоткрыл дверь кабинета, — наверно, мне стоит поговорить с Феликсом.

Ло застыл с тетрадкой в руках, как вор на месте преступления, а затем виновато сунул ее за пазуху. Только теперь, когда Гренс перестал мельтешить перед глазами и вышел из кабинета, Матлин заметил, что над книжными полками появилась примечательная деталь интерьера — живописный портрет хозяина усадьбы в натуральную величину, с бородой, не помещающейся в контур картины, и с бешеным взглядом, который он всякий раз адресовал Голли, если Голли случалось его рассердить.

— Твоя работа?

Альба обернулся к портрету и вгляделся, будто вспоминая, доводилось ли ему такое рисовать.

— Он не закончен, а дядя Ло уже влепил его в раму.

Альба выглядел совсем неважно. Он побледнел, повзрослел, похудел и стал, по крайней мере, выглядеть на свои 19. Оброс, как хиппи, благо, что ни одного приличного парикмахера за миллиарды световых лет вокруг все равно сыскать было невозможно. Однако волнистые локоны ему шли, и Матлин с сожалением вспомнил о молоденькой медсестричке, которая почему-то не пользовалась расположением своего пациента.

— Так вот о чем я подумал, — произнес Альберт, усаживаясь на место дядюшки Ло, — может быть, это, конечно, все не так… мне кажется, все наши недоразумения начались с портрета. Ты думаешь, я и Али-Латин одно и то же, с той лишь разницей, что я не обманываю?

— Ты не прав.

— Дядю Ло я тоже рисовал по памяти. Он не высидел бы на одном месте так долго. Но я не знаю, как оправдаться перед тобой? Ведь на Земле иногда происходят необъяснимые вещи.

— Это не значит, что мы не должны пытаться их объяснить.

— Что я должен объяснить тебе?

— У тебя есть причины не быть со мной откровенным?

— Но ведь это касается только меня. У каждого человека есть какие-нибудь причины… у тебя тоже.

— Не сейчас. Не с тобой. Я сказал, что хочу знать о тебе все и готов пожертвовать любыми причинами. Спрашивай, если интересно.

Альба задумался, будто такой ход не был предусмотрен правилами игры; будто под открытым забралом противника он увидел собственное отражение, но опустить копье означало погибнуть. «Зеркальные проекции», — почему-то сработало в голове у Матлина, мгновенный интуитивный импульс, не поддающийся логической привязке; будто специально посланный для того, чтобы заранее запутать все сказанное и услышанное. «Будто это уже не в первый раз; будто когда-то, в точности так, это все уже было: мы сидели напротив друг друга, на стене висел Гренсов портрет… стул скрипел, гудел дымоход, его руки точно так не находили места, ощупывая столешницу… Обман памяти, — успокаивал себя Феликс, — это случается и с нормальными людьми». «Зеркальные видения, — внушал ему импульс, — нормального человека память не обманет…»

— Я похож на своего отца? — неожиданно спросил Альба.

— Нет, — решительно ответил Матлин. Так решительно, что Альба не сдержал улыбки, — твой отец преследовал меня, а ты все время норовишь удрать. Я предпочел бы поменять вас местами.

— Я не знаю, зачем он это делал. Наверно, ты был ему симпатичен.

— Он тоже был мне симпатичен.

— Тогда зачем ты выгнал его с Земли?

— Я боялся.

— Меня ты тоже боялся?

— Да.

— Почему? Я также ненормален?

— Ты обладаешь способностью, которая внушает мне страх.

— Мое предвиденье будущего?

— Кто сказал, что ты предвидишь будущее? Ты провоцируешь его, а я не могу понять как. Пророки цивилизации вреда не приносят…

— А провокаторы? — улыбнулся Альба.

— Не знаю, поэтому опасаюсь.

— Напрасно. Провокаторы опасны лишь для самих себя. Ведь я попался в свою ловушку…

— Не думаю.

— Ты заманил меня в нее. Притом мастерски. Ты добился своего, потому что я уже никогда не вернусь на Землю.

— Чему ты улыбаешься?

— Зачем расстраиваться, если все уже позади? Что тебе еще рассказать? Если хочешь, повторим тест. Я готов.

— Нет, — возразил Матлин, — теперь я не готов. Расскажи, что произошло в тот день: вспомни, осколки зеркала на полу… вспомни, бабушка с веником. Что мама говорила тебе? Чем ты их напугал? Почему именно этот день?

— Все просто, — ответил Альба, — тогда меня в первый раз довели до приступа и я загремел в психушку. Только и всего. Тебе интересно, как меня довели?

— Это был первый класс?

— Да, я рано пошел в школу, потому что был очень способным ребенком, — в три года уже умел читать и писать. Мама гордилась мной. Они все мной гордились, воспитывали вундеркинда…

— Успокойся.

Альба тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

— Прости, я говорю таким тоном, словно ты мне чем-то обязан.

— Говори, как хочешь, — ответил Матлин, — только говори.

— Я только и занимался тем, что радовал всех. В тот день радости был положен конец. Я должен был становиться взрослым, а значит, принимать правила игры, которых не понимаю. Если я чего-то не понимаю — то перестаю себя контролировать.

— Это было связано с учебой? Почему учителя признали тебя дебилом? Что ты натворил? Что ты, балда, умудрился не понять в первом классе?

Гренс просунул в кабинет бородатую физиономию и поглядел на Матлина, точь-в-точь как на портрете, да еще безмолвно погрозил пальцем: дескать, попробуй только обидеть ребенка. Но стоило Альбе обернуться, физиономия исчезла тотчас, словно растворилась на дверном косяке.

— Я понял одно: все они, абсолютно без исключения, желают от меня слышать только то, что знают сами; видеть меня только таким, каким себе представляют. Я просто жил, а они просто ждали, когда я умру. Я попался в свою ловушку, Феликс, и понял это благодаря тебе.

— Что произошло? Ты жил… Что дальше?..

— Остановился. Дал себе время подумать. И чем дольше жил, тем чаще стал останавливаться.