Сталин и писатели Книга четвертая - Бенедикт Сарнов

Вся эта новая «генеральная линия» была увенчана знаменитым тостом Сталина «За русский народ»:

► Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура».)

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Это заявление, немыслимое не то что в устах создателя советского государства, но и — лет пять тому назад — в устах самого Сталина, было не просто тостом, произнесенным на банкете, может быть, даже в состоянии легкого подпития. Это была серьезная, хорошо продуманная политическая акция. Перед тем как дать этот текст в печать, Сталин тщательно его выправил. (Стенографическая запись этого тоста с этой собственноручной сталинской правкой опубликована в книге В.А. Невежина «Застольные речи Сталина», М,—СПб., 2003, стр. 470.)

Не могу тут удержаться от личного воспоминания.

Моим соседом по коммуналке был старый большевик Иван Иванович Рощин. Кажется, он даже участвовал в штурме Зимнего дворца. Я любил с ним разговаривать. А он любил рассказывать о том, при каких обстоятельствах случалось ему близко видеть всех вождей Октября. И Ленина, и Троцкого (не боялся произнести вслух это страшное имя). О Сталине при этом он выразился так:

— А этого, нынешнего Хозяина, сколько раз видел.

Сказано это было довольно пренебрежительно.

Но в тот день, когда в «Правде» появился тост Сталина «За русский народ», он ликовал.

А на мое замечание, что воевали не только русские, что в нашей стране все нации равны, и не надо бы Сталину особо выделять какую-то одну нацию, ответил, почему-то перейдя на шепот:

— Что ты! Да ведь я двадцать лет боялся сказать, что я русский!

В двадцатые и даже в тридцатые годы так оно, наверно, и было. Сказать: «Я русский» тогда было все равно, что сказать: «Я белогвардеец». Но во время войны — еще до сталинского тоста, до него еще надо было дожить! — ситуация резко переменилась. Теперь о своей принадлежности к русской нации можно — даже не можно, а нужно было! — говорить с гордостью. И первым возвестил нам об этом Константин Симонов своей пьесой «Русские люди».

Новая сталинская идеологическая доктрина обозначается в пьесе сразу, в одной из первых ее сцен. Обозначается резко и определенно.

Командир Красной Армии Сафонов беседует с бывшим царским офицером Васиным. Дело происходит осенью 1941 года. Обороняющий город автобат, которым командует Сафонов, несет большие потери, людей не хватает, и комбат хочет назначить Васина своим начальником штаба.

► Штаб Сафонова. Рассвет. Прокуренная комната железнодорожного помещения...

Открывается дверь. Входит Васин, очень высокий, сутуловатый, с бородой. В штатском пальто, подпоясан ремнем. На плече винтовка, которую он носит неожиданно ловко, привычно.

В а с и н. По вашему приказанию явился.

С а ф о н о в. Здравствуйте, садитесь.

В а с и н. Здравия желаю.

С а ф о н о в. Вы в техникуме военное дело преподаете?

В а с и н. Преподавал. Сейчас, как вам известно, у нас отряд.

С а ф о н о в. Известно. Сколько потеряли студентов своих?

В а с и н. Шесть.

С а ф о н о в. Да... Садитесь, пожалуйста. Курить хотите?

В а с и н (берет папироску). Благодарю.

Зажигает спичку, закуривает, дает прикурить Сафонову. Прикуривать тянется Ильин. Васин неожиданно тушит спичку. Ильин удивленно смотрит на него. Васин чиркает другую спичку.

Простите. Старая привычка: третий не прикуривает.

С а ф о н о в. Блажь. Примета.

В а с и н. Не совсем. Это, видите ли, с бурской кампании повелось. Буры — стрелки весьма меткие. Первый прикуривает — бур ружье взял, второй прикуривает — прицелился, а третий прикуривает — выстрелил. Так что вот откуда примета. Почву имеет.

С а ф о н о в. Вы, я слышал, в Русско-японской участвовали?

В а с и н. Так точно.

С а ф о н о в. И в германской?

В а с и н. Так точно.

С а ф о н о в. А в Гражданской?

В а с и н. В запасных полках, по причине инвалидности.

С а ф о н о в. А в германскую войну, я слышал, вы награды имели?

В а с и н. Так точно. Георгия и Владимира с мечами и бантом.

С а ф о н о в.А чем доказать можете?

В а с и н. В данное время не могу, так как с собой не ношу, а доказать могу тем, что храню.

С а ф о н о в. Храните?..

В а с и н. Так точно, храню.

С а ф о н о в. Георгия — это ведь за храбрость давали?

В а с и н. Так точно.

С а ф о н о в (после паузы). Вас Александр Васильевич зовут?

В а с и н. Так точно.

С а ф о н о в. Так вот, Александр Васильевич. Хочу я вас к себе в начальники штаба взять. Как вы считаете, а?

В а с и н. Как прикажете.

С а ф о н о в. Да что ж прикажу... Как здоровье-то ваше? Можете?

В а с и н. Полагаю, что могу.

С а ф о н о в. Город хорошо знаете?

В а с и н. Здешний уроженец. Родился здесь в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.

С а ф о н о в (мысленно считая). Однако старый вы уже человек.

В а с и н. Совершенно верно.

С а ф о н о в.А вот опять воевать приходится.

В а с и н (пожимая плечами). Разрешите приступить к исполнению обязанностей. Вы приказом отдали?

С а ф о н о в. Отдам. (К Шуре.) Печатай: «Приказ номер четыре по гарнизону. Начальником штаба обороны города назначаю...» (К Васину.) Ваше как звание-то?..

(Прислушивается. Прерывает.)

Слышатся далекие пулеметные очереди.

Это на лимане, по-моему, а? (Прислушивается.)

В а с и н  (прислушиваясь). Так точно, на лимане у левого брода....

С а ф о н о в. Да. (В задумчивости ходит. Васин ждет.)

В а с и н. Вы спросили...

С а ф о н о в (спохватившись). Я говорю, вы какое звание в старой армии имели?

В а с и н. Штабс-капитан.

С а ф о н о в. Ну, штабе — этого теперь нету. Значит, капитан. А из Красной Армии с каким званием в запас уволены?

В а с и н. В тысяча девятьсот двадцать девятом году, по инвалидности, в должности комбата.

С а ф о н о в. Ну, комбата теперь тоже нет. Значит, майор. (К Шуре.) Значит, пиши: «...назначаю майора Васина А.В.» (Пауза.) У меня шинели для вас нет. У меня тут только шинель комиссара моего осталась, так вы ее возьмите и носите.

В а с и н. Разрешите заметить, все это будет незаконно.

С а ф о н о в. Знаю, что незаконно. А что же мне прикажете, чтобы у меня начальник штаба вот так, в лапсердаке, ходил? Я вам должен звание присвоить, хотя и права не имею. Коли до наших додержимся, — так и быть, простят они это нам с вами. Что, еще возражать будете?

В а с и н. Нет. Разрешите приступить к исполнению обязанностей.

С а ф о н о в. Приступайте. Пойдем в ту комнату. Я тебе, Александр Васильевич, карту покажу. Только погоди. На дворе-то с утра холодно? Я еще не выходил.

В а с и н. Так точно, холодно.

С а ф о н о в. Шура! У тебя там где-то бутылка стояла, а? (Наливает в жестяные кружки.) Водку пьете?

Васин молча выпивает.

Как вижу, лишних слов не любишь?

В а с и н. Точно так, не люблю.

В этом примечательном диалоге я хочу выделить и особо подчеркнуть две важные детали.

Первая — это реплика бывшего штабс-капитана о старых своих орденах, которые он хранит.

Для сегодняшнего читателя в ней нет ничего удивительного. Но в 42-м году, когда была написана эта симоновская пьеса, подтекст ее был предельно внятен. Все знали, что хранить все эти годы царские ордена было небезопасно. И вот — всё переменилось: то, что еще вчера было криминалом, сейчас стало знаком мужества, верности, офицерской доблести и чести. (Сафонов не зря, не без удивления, переспрашивает: «Храните?» — и Васин твердо отвечает: «Храню».)

Вторая деталь, тоже красноречивая, можно даже сказать, символическая, — шинель убитого комиссара, которую отныне будет носить бывший царский офицер Васин.

В Гражданскую войну бывшие офицеры тоже воевали в Красной Армии (на том, чтобы использовать их военный опыт, особенно настаивал тогдашний наркомвоенмор Троцкий). Но они все-таки там были — чужие. (Сталин потом их всех расстрелял, уцелели единицы.)

Теперь — совсем другое дело.

Шинель убитого комиссара, отданная Сафоновым бывшему штабс-капитану, означает, что все счеты кончены. Нет уже больше ни своих, ни чужих. Отныне мы все — СВОИ. Все воюем против общего врага.