Дипломат - Джеймс Олдридж.

– Если вы не понимаете, – сказал Мак-Грегор, – мне объяснить трудно.

– Это не ответ, – сказал Асквит. – Я заслуживаю более толкового.

– Мне трудно объяснить, – повторил Мак-Грегор. – Просто я должен был написать.

– Понимаю. Понимаю, что вам нужно было облегчить душу, но почему именно таким способом? Разве вы не видите, что вы совершили великий грех и нарушили великий закон? Теперь найдутся тысячи правил и постановлений, с помощью которых вас можно будет сжить со света. Разве я не говорил вам, что выйти и прокричать во все горло то, что думаешь, – этого недостаточно. Далеко не достаточно. Так только шею себе сломаешь. Чорт возьми, Мак-Грегор, я ведь предупреждал вас, что тут нужно действовать с расчетом.

– Другого способа у меня не было, – стоял на своем Мак-Грегор.

– Чушь! – Асквит пнул ногой корзину для бумаг. – Вы что же, рассчитывали одолеть Эссекса с помощью писем в «Таймс»?

– Нет, но это начало.

– Неудачное начало!

– Сколько же я мог сидеть и молчать, по-вашему? – воскликнул Мак-Грегор, весь вспыхнув. – Для расчетов у меня не было времени, а к хитростям я и не способен и не склонен.

– Можно было действовать поосторожнее, – сказал Асквит, – и не писать писем в «Таймс».

– А мне казалось, что вы меня поймете.

– Я и понимаю, – сказал Асквит сквозь зубы. – Но если я еще не сошел с ума, Мак-Грегор, можете мне поверить, что вам грозит опасность. Мне вас очень жаль, но я не могу простить вам этого поступка. Я прекрасно отдаю себе отчет в вашем положении, я знаю, что вы чувствуете и что заставляет вас возмущаться. Но именно потому, что я знаю, я не хочу, чтобы эта история погубила вас. Все это не такие пустяки, как вам кажется.

– Я знаю, что это не пустяки.

– Так какого же чорта вы сами лезете в петлю! – закричал Асквит.

– Прекратим этот разговор, – сказал Мак-Грегор. – Мы только запутываем совершенно ясный вопрос.

– Ничего подобного. Мы стараемся спасти вашу шкуру.

– Я не буду отказываться от своих слов.

– Вас могут заставить. – Асквит дергал себя за усы. – Ведь против вас ополчились все силы земные и небесные. Вы расстроили эту иранскую затею, милый мой; пусть по неловкости, но от этого не легче. Сейчас во всех этажах здания, где мы находимся, высчитывают, сколько ущерба вы причинили, какие преимущества дали дипломатическим противникам, насколько повредили Эссексу, который до сих пор не предвидел ни малейших осложнений в Совете безопасности. Вы довели Гарольда до бешенства. Того, что вы сделали, уже достаточно, чтобы сорвать его назначение в ООН. Вы не только свели на нет его труды, вы подложили мину под весь наш маленький заговор в Совете безопасности. Гарольд сейчас помчался выяснять истинные размеры бедствия – не провалилась ли вообще вся затея. Он досмерти боится, что вы на этом не успокоитесь и скажете еще что-нибудь. Тогда ему совсем крышка. Но вы ведь больше ничего не говорили?

– Нет.

– И не говорите. Вам и без того не легко будет выкрутиться. Вас так прижмут, что вы света не взвидите. Они из вас клещами вытянут этот отказ. Ради бога, держитесь от них подальше.

– Это невозможно.

– Это необходимо. Уходите сейчас же. Ступайте домой, ступайте, куда хотите, но здесь не показывайтесь, если вам жизнь дорога. Спрячьтесь от них. Не разговаривайте ни с кем, а к своему департаменту и близко не подходите. Сидите дома, а я сегодня вечером или завтра утром как-нибудь дам вам знать, что тут делается.

– А как же Эссекс?

– Гарольда вы предоставьте мне.

– Но я не хочу скрываться от Эссекса.

– Вы и не скрываетесь, – с сердцем сказал Асквит. – Не лезьте в герои, когда имеете дело с хитрецами. Именно на этом геройстве они и рассчитывают подловить честного человека и свернуть ему шею. Не лезьте ради бога в герои.

– Бросьте вы это, – сказал Мак-Грегор. – Я совсем не чувствую себя героем. Я измучен, мне нездоровится, и я не знаю, надолго ли меня хватит.

– Тогда знаете что? Отправляйтесь вы на несколько дней к Кэти. Она живет в доме своего дяди Поля, и там вас никто не найдет.

– Нет, – сказал Мак-Грегор.

– Да забудьте вы про ваши ссоры, – сказал Асквит. – Кэти вам будет очень рада.

– Все равно, уже поздно.

– Вы еще хуже ее! – воскликнул Асквит. – С обоих вас нужно немножко сбить спесь. Когда вы сами это признаете, вам сразу станет легче.

– Я иду домой, – сказал Мак-Грегор, подходя к распахнутой Асквитом двери.

– Я скажу Кэти.

– Говорите, что вам угодно, – ответил Мак-Грегор. Только при его душевном смятении могла сорваться у него такая резкость, и в следующую минуту он об этом пожалел, но Асквит уже захлопнул дверь кабинета. Мак-Грегор почувствовал, что чаша переполнена. Даже Кэтрин замешалась в эту злополучную историю. Ему было тоскливо, немножко страшно, и его уверенность в себе поколебалась. Домой идти не хотелось; он зашел в первое попавшееся кино, где Ноэль Кауорд умилял зрителей изображением некоей породы англичан, якобы наслаждающейся полным счастьем. Но он не досмотрел фильма до конца и ушел, потому что уж очень убогий это был суррогат того реального мира, в котором он жил.

Не добившись ничего от Мак-Грегора, Эссекс решил действовать, не теряя времени. В тот же вечер он прервал свое молчание и разразился заявлением в печать, приурочив его к такому часу, чтобы ночные выпускающие успели выкинуть набранный уже материал и поместить заявление Эссекса на первой полосе в качестве главной сенсации утренних газет. Это короткое, высокомерное по тону заявление опровергало утверждения Мак-Грегора; в нем снова подчеркивалось, что письмо Мак-Грегора является, по существу, необоснованным выпадом личного характера и не отражает его подлинных политических убеждений, что Мак-Грегор – ученый-геолог, неосведомленный и плохо разбирающийся в политических вопросах, а потому его высказывания нельзя принимать на веру. Поступок Мак-Грегора едва ли свидетельствует о его благонамеренности и верноподданнических чувствах, а высказанные им мнения недостойны джентльмена и англичанина. Защита интересов Ирана и борьба за независимость курдов являются сейчас священным долгом западных демократий, и только враги демократии могут делать попытки нажить политический капитал на ошибочных и весьма субъективных суждениях Мак-Грегора.

Все это, собственно говоря, не снимало ни одного из утверждений Мак-Грегора, но тем не менее заявление Эссекса сразу же раздуло дело до масштабов общегосударственного скандала. Непонятным образом вдруг сделалось достоянием гласности одно из московских донесений сэра Френсиса Дрейка. В этом донесении упоминалось о строптивости и непослушании, выказанных Мак-Грегором, об его отказе выполнить задания, что давало повод характеризовать Мак-Грегора как человека, не оправдывающего оказанного ему доверия. За этим последовали заявления нескольких официальных лиц, опровергавшие содержание письма в «Таймс». Но некоторые газеты тут же заявили, что одни опровержения их не удовлетворяют. Правительству надлежит принять срочные меры. Ведь тут поставлена под сомнение вся политика Англии в иранском вопросе. Нашелся и такой человек, который вызвался ответить на обвинения Мак-Грегора. Некое официальное лицо из Ирана заявило, что Мак-Грегор – коммунист, состоящий на жаловании у русских, и что у иранского правительства имеются на этот счет исчерпывающие доказательства. Государственный департамент США высказался довольно осторожно в том смысле, что письмо Мак-Грегора не изменит американской точки зрения на положение в Иране. Государственный департамент располагает информацией, противоречащей утверждениям Мак-Грегора, и государственный департамент считает, что выступление какого-то обиженного мелкого чиновника едва ли заслуживает серьезного внимания со стороны международного общественного мнения. Американская делегация в ООН никогда не согласится, чтобы эта международная организация всерьез занималась разбором заявления Мак-Грегора. Би-би-си решило поручить беспристрастному наблюдателю выступить с комментариями по поводу письма Мак-Грегора и избрало для этой цели Эла Хэмбера, известного корреспондента известной нью-йоркской газеты. Хэмбер – американец, человек обстоятельный и здравомыслящий; кроме того, он может на основе личных наблюдений подтвердить правильность занятой лордом Эссексом позиции и справедливость его оценок, хотя, разумеется, речь идет не о каких-то разногласиях между частными лицами. Речь идет, сказал Хэмбер, о существе вопроса, который должен быть передан на рассмотрение международного трибунала Организации Объединенных наций, – вопроса о вмешательстве русских в дела Ирана. Ничто не должно помешать обсуждению этого вопроса в намеченном порядке и ничто не должно помешать появлению лорда Эссекса в Совете безопасности в качестве главы английской делегации. Неужели один человек, не обладающий ни именем, ни опытом, ни необходимым беспристрастием, какой-то геолог, простой технический сотрудник, человек, явно добивающийся ореола мученика, – неужели этот один человек может набросить тень на действия и авторитет английского правительства и Объединенных наций? Неужели этот человек заслуживает столь серьезного отношения к себе? Ведь это же комедия – поднимать такой шум вокруг чьих-то личных мнений, совершенно того не стоящих. Комедия, возможная только в истинно демократической стране, где всякий, в том числе и любой честный дурак, пользуется свободой печати и свободой слова. Но мелкие происки мак-грегоров не должны помешать торжеству британской точки зрения.