Простые смертные - Дэвид Митчелл

– Мы называем это Вершиной, – сказал Д’Арнок, заметно нервничая. – Мы почти у цели.

– Но разве мы не в этом самом месте начали подъем? – спросила Холли. – Такая же свеча, такой же каменный круг, такие же надписи на стенах…

– Это другие надписи, – сказала я, – верно, мистер Д’Арнок?

– Никогда их не изучал, – признался перебежчик. – Пфеннингер у нас силен в филологии, и Джозеф Раймс тоже был не хуже, но для большинства Часовня – это… что-то вроде машины, способной чувствовать, с которой нам приходится иметь дело.

– То есть «не вините меня, я человек маленький», так? – сказал Аркадий.

Д’Арнок вдруг как-то сразу осунулся и устало на него поглядел.

– Может, и так. Может, про себя мы именно так и считаем. – Он потер глаз, словно туда попала пыль, и сказал: – Ну, хорошо. Теперь я распечатаю Янтарную Арку – это путь внутрь. Но я должен предупредить вас: Слепой Катар должен постоянно пребывать в безопасном состоянии покоя. В своей иконе. В северном углу Часовни. Вы его сразу почувствуете. Но он нас чувствовать вообще-то не должен был бы. Итак…

– «Не должен был бы?» – переспросил Ошима. – Что это еще за выражение? «Не должен был бы»?

– Убийство божества всегда связано с определенным риском, – совсем помрачнел Д’Арнок. – Иначе это не было бы убийством божества. Если вы боитесь, Ошима, ступайте вниз и присоединитесь к Садакату. Здесь есть только три способа немного уменьшить риск: стараться не смотреть в лицо Слепому Катару, точнее, лику, изображенному на иконе, не производить особого шума, не делать резких движений, не осуществлять никаких актов Глубинного Течения, никаких психозотерических действий, не обмениваться мысленно даже самыми невинными репликами. Я могу действовать с помощью Пути Мрака, не тревожа Часовню и Катара, однако сам он сразу почувствует присутствие психозотериков, явившихся сюда с противоположного края Схизмы. Ваш дом 119А оснащен всевозможными «тревожными кнопками», охранным полем и тому подобными защитными средствами, но и наше святилище защищено не хуже, и если Слепой Катар почувствует присутствие в своем доме Хорологов еще до того, как начнут рушиться стены Часовни, для всех нас этот день может плохо закончиться. Это всем ясно?

– Да уж куда ясней, – сказал Аркадий. – Дракулу можно будить без опаски, только когда осиновый кол уже воткнут ему в сердце.

Но Д’Арнок вряд ли его расслышал: он в эту минуту как раз осуществлял Акт Открытия. Скромная, украшенная орнаментом в виде трилистника дверца высотой чуть больше человеческого роста возникла, мерцая, на краю той округлой плиты, которую Д’Арнок именовал Вершиной. Это и была Янтарная Арка. За ней виднелась сама Часовня; внутри меня все сжалось от ужасных предчувствий. Но я тем не менее последовала за Элайджей Д’Арноком, услышав, как кто-то сказал:

– Ну что ж, заходим.

Часовня Мрака, созданная Слепым Катаром, безусловно, была живым существом. Это чувствовалось сразу. Если взять за точку отсчета Янтарную Арку, находившуюся на южной стороне Часовни, то странный, ромбической формы неф был примерно шагов шестьдесят в длину по оси юг – север и шагов тридцать в ширину по оси восток – запад; высота Часовни была гораздо больше, чем ее длина. И каждая ее поверхность тем или иным образом указывала или отражала икону Слепого Катара, находившуюся в узком северном углу, или каким-то иным образом соотносилась с ней; приходилось хорошенько сосредоточиться, чтобы не смотреть на эту икону, потому что она так или иначе все время попадала в поле зрения. Стены, пол и пирамидальной формы купол – все было сложено из одного и того же молочно-серого, как кремень, камня. Единственной мебелью служили длинный дубовый стол, стоявший посреди Часовни по оси север – юг, две скамьи по обе стороны от стола и четыре больших картины – по одной на каждой из стен. Я слышала, как Иммакюле Константен в прошлый раз объясняла Жако смысл этих гностических картин: Голубые Яблоки Рая в полдень на восьмой день Творения; Демон Асмодей, которого Соломон обманом заставил построить королевский дворец; «истинная» Богоматерь, кормящая пару младенцев Христов; и святой Фома, который стоял посреди какого-то помещения ромбической формы, удивительно напоминавшего Часовню Мрака. Чуть ниже верхней точки купола в воздухе словно плыла извивающаяся змея, созданная из переливчатого камня и в круговом, сакральном движении прикусившая свой хвост, – символ Вечности. Блоки, образовывавшие стены Часовни, были безупречно пригнаны друг к другу; создавалось ощущение, что Часовню как бы вырубили внутри скалы или же создали с помощью процесса кристаллизации. Воздух в ней был странный: ни свежий, ни спертый; ни теплый, ни холодный; и в нем словно чувствовался некий запах дурных воспоминаний. Здесь погибла Холокаи. Здесь, возможно, погиб и Кси Ло. И хотя мы позволили Холли надеяться, что он остался жив, у меня не было никаких доказательств этого.

– Дайте мне минуту, – прошептал Д’Арнок. – Мне нужно инициировать Акт Иммунности, чтобы мы смогли соединить нашу психическую энергию.

Он закрыл глаза. Я отошла в западный угол Часовни, откуда виднелась то ли одна миля, то ли сто унылой, как на планете Дюна, пустыни, которая, казалось, простиралась до тех холмов Сумеречной Страны, что за пределами Света Дня. Холли последовала за мной, и я показала ей в ту сторону, откуда мы пришли.

– Видите, – сказала я, – эти бледные огоньки?

– Значит, все это души, которые бредут по этим бескрайним пескам? – в ужасе прошептала Холли.

– Да. Их тысячи и тысячи. Они движутся вечно. – Мы отошли к восточному окну, откуда в сгущавшихся сумерках был виден берег Последнего Моря. – Это место, с которым они отныне связаны навсегда.

Мы смотрели, как маленькие огоньки словно ныряют в беззвездное сумеречное пространство, а потом выныривают из него один за другим.

– А Последнее Море – это действительно море? – спросила Холли.

– Сомневаюсь. По-моему, это просто название, которым у нас принято пользоваться.

– Что случается с душами, когда они туда добираются?

– Вы это узнаете, Холли. Может быть, и я узнаю когда-нибудь. А может, даже сегодня?

Мы вернулись к центральной части Часовни. Д’Арнок все еще пребывал в забытьи. Ошима глазами указал нам на купол Часовни, а затем как бы провел взглядом невидимую линию по направлению к северному углу. Икона, висевшая там, похоже, наблюдала за нами. Я закрыла глаза, открыла свой чакра-глаз и принялась сканировать потолок в поисках трещины, о которой упоминала Эстер…

Не сразу, правда, но я ее нашла. Она действительно начиналась в центре купола и по кривой спускалась вниз, в полумрак, окутывавший северный угол.

Да, трещина была, но только очень тонкая, и на эту еле заметную трещину сейчас рассчитывали, поставив на кон свои жизни, пять Вневременных и одна простая смертная.

– Это у меня с головой не в порядке, – услышала я голос Холли и тут же открыла глаза и закрыла чакру, – или же эта картина… эта икона… как-то странно покачивается и словно притягивает меня к себе?

– Нет, с головой у вас все в порядке, мисс Сайкс, – ответил ей Элайджа Д’Арнок, уже успевший прийти в себя. Мы дружно посмотрели на икону. Слепой Катар был изображен в белом плаще, капюшон которого красивыми складками лежал у него на плечах; голова Катара была обнажена. Непроницаемое лицо, пустые глазницы… – Не смотрите на него слишком пристально, – напомнил нам Д’Арнок. На Пути Камней звук отчего-то казался приглушенным и говорить приходилось в два раза громче обычного. Но здесь, в Часовне, даже шепот, даже шелест шагов и одежды звучали так, словно были усилены спрятанными динамиками. – Отведите взгляд, мисс Сайкс. Не надо все время на него смотреть. Он сейчас, может, и дремлет, но сон у него чуткий.

Холли с явным усилием заставила себя отвести глаза от иконы.

– Это все его пустые глазницы! Они прямо-таки приковывают к себе взгляд!

– У этого места злая, извращенная душа, – заметил Аркадий.

– В таком случае пора уничтожить этот источник зла и несчастий! – воскликнул Д’Арнок. – Акт Иммунности завершен. А что касается плана дальнейших действий, то он таков: Маринус и Уналак осуществляют Акт Хиатуса по отношению к иконе, чтобы Катар не проснулся, тем временем Аркадий, Ошима и я приготовимся и начинаем жечь икону, используя каждую каплю имеющегося у нас психовольтажа.

Мы подошли к северной стене, где бледным, как чешуя на брюхе акулы, светом мерцал безглазый лик.

– Значит, для того чтобы разрушить Часовню, – спросила Холли, – вам нужно только уничтожить это изображение?

– Но это возможно только в определенный момент, – ответил ей Д’Арнок, – пока душа Слепого Катара находится внутри самой иконы, потому что в иное время она как бы растворена в той материи, из которой все здесь создано. И в таком случае он бы мгновенно нас почуял, догадался о наших намерениях и попросту расплавил бы наши тела, как плавятся восковые фигурки в пламени паяльной лампы. Маринус, начинайте.