Тени забытых земель - Людмила Корнилова

— Где я? — даже не сказал, а прошептал Андреас.

— А вы как думаете? — мужчина, присев возле молодого человека, стал водить пальцем у него перед глазами. — Вы меня видите? Сколько пальцев вы видите перед собой?

— Один…

— А сейчас?

— Три… Брат Фабиус, я и вас вижу… — черные мушки перед глазами постепенно стали пропадать, да и сознание постепенно прояснялось. Этого человека, что сейчас разговаривал с Андреасом, знали все обитатели монастыря Святого Кармиана. Брат Фабиус был здешним лекарем и относился к числу тех удивительных врачей, кого считают почти что волшебником за его умение вытаскивать едва ли не с того света самых безнадежных больных. — Это что, лазарет?

— А вы где рассчитывали очутиться? В танцевальном зале? — огрызнулся лекарь. — Или на монастырской кухне? Интересно, куда вас еще нужно было принести после того, как вы в столь неприглядном виде доползли до монастыря? Может, подскажете адресок? Вот пусть вас там и ставят на ноги…

— Брат Фабиус, это точно вы… — Андреас почувствовал, что его потрескавшиеся губы невольно расползаются в улыбке. — Хочу сказать, что рад вас видеть…

Дело в том, что брат Фабиус, этот удивительный лекарь и обладатель обширнейших знаний по медицине и лечению самых сложных заболеваний, имел один существенный недостаток, бороться с которым не было никакой возможности — он был ворчуном, вернее, самым настоящим брюзгой, причем бурчал этот человек по любому поводу, а то и без оного. Вечно всем недовольный и раздраженный человек, который и не думал сдерживать свои слова, а к пациентам, относился так, будто все они были его давними недоброжелателями. С этим сталкивался каждый, кто обращался за помощью к брату Фабиусу, и если обитатели монастыря уже давно привыкли к, в общем-то, беззлобному бурчанию брата-лекаря, то с теми из пришлых, кого приходилось лечить брату Фабиусу, у старого ворчуна частенько случались разногласия, доходившие до самой настоящей ругани.

— Рад он меня видеть… — пробурчал брат Фабиус — Не могу сказать того же о себе. С такими недотепами, как ты, у простого служителя здешней обители нет времени ни на сон, ни на отдых, ни на то, чтоб смиренно преклонить колени и подумать о своей грешной душе и бренном теле…

— А я здесь давно лежу?

— Третий день мне надоедаешь.

— Уже третий? Брат Фабиус, а где мои товарищи? — внезапно Андреасу стало страшно. Почему он тут один? Куда пропали все остальные, те, с кем он прошел такой трудный путь по Запретным землям? — И где и принцесса?

— Ох, молодежь пошла!.. — фыркнул брат Фабиус. — Вместо того чтоб помышлять о духовном возвышении и чистоте помыслов, думаете только о девушках.

— Вы не ответили! — Андреас попытался приподняться.

— Не дергайся! — рявкнул лекарь. — Я твои раны только-только в относительный порядок привел, а ты опять скакать вздумал!? Привяжу к кровати, тогда будешь знать! Успокойся: вся ваша четверка тут, в лазарете, и каждый из вас мне на нервы действует!

— Как — четверка? — упавшим голосом проговорил Андреас. — Нас же пятеро было…

Парень и сам не ожидал, что при словах старого лекаря так болезненно сожмется его сердце. Неужто кто-то не дошел, погиб, когда спасение было совсем близко, буквально в нескольких шагах от цели? Но кто именно этот несчастный?

— Пятеро и осталось… — брат Фабиус продолжал свои манипуляции со спиной Андреаса. — Только здесь, в лазарете, находятся одни мужчины, и каждый из вас занимается только тем, что при виде меня корчит недовольные рожи и выражает вслух свои претензии! Впрочем, я уже давно понял, что благодарности от пациентов ждать не стоит.

— А где Абигейл?

— Ее здесь нет. По указанию отца Маркуса принцессу поселили в отдельной келье.

— Почему там, а не здесь?

— А ты на что рассчитывал? — у брата Фабиуса от возмущения не хватало слов. — Надеюсь, не на то, чтоб эта на удивление милая девушка сидела возле вас, охающих страдальцев и бессовестных притворщиков? Может, вы желаете, чтоб она водичку вам подавала, с ложечки кормила? Переживете, слишком много чести.

— Так значит, с ней все в порядке?

— Да с кем из вас пятерых может быть все в порядке? Даже этой очаровательной девушке я был вынужден делать тугие повязки на руку и ногу, и поить бедняжку успокоительным. Ладно, хватит болтать, твои приятели и без меня все выложат, да еще и приврут малость, а я еще с твоей спиной не закончил. Только-только прижигание делать начал…

— Ч-что? — Андреас невольно вздрогнул. — Что стали делать?

— Лечить тебя продолжаю, вот что! Если б ты знал, сколько на тебя, то бишь на твое лечение пришлось потратить пролестника! Это ж уму непостижимо! На полсотни таких бездельников хватило бы с лихвой, да еще б и осталось человек на десять! Целое растение пришлось угрохать на тебя, лоботряса, вот так-то! В общем, лежи и помалкивай, а не то стану еще больше оплакивать напрасно потраченное лекарство!

Выходит, на Андреаса был потрачен целый пролестник! Да, это не просто много, а очень, очень и очень много. Растение, произрастающее только в Запретных землях, внешне похожее на репку, только вот его листья и корень были ярко-сиреневого цвета, а уж по своим целительным свойствам не имело равных. Для лечения серьезного заболевания было достаточно крохотного кусочка корня или ботвы, и если пришлось потратить такое количество пролестника на одного человека, то надо смотреть правде в глаза: судя по всему, дела со здоровьем у Андреаса были не просто плохи, а очень плохи.

— Брат Фабиус, а что было у меня со спиной? Ранения серьезные? — и в это мгновение Андреас только что не закричал дурным голосом, потому как лекарь вновь принялся обрабатывать его раны, а лекарство было таким жгучим, что слезы выступали на глазах.

— Что было, спрашиваешь? — лекарь не переставал заниматься своим делом. — Если попытаться назвать твое состояние одним словом в то время, когда тебя принесли в лазарет, то сразу говорю: оно, это слово, в святых стенах произносить нельзя. Слишком непристойное. Появись ты в монастыре на день позже, то спасти тебя было бы уже невозможно. Раны на твоей спине были, конечно, просто ужасающие. Залечить-то я их, конечно, залечу, но все одно останутся глубокие шрамы — тут уж ничего не поделаешь. Правда, некоторые считают, что шрамы украшают мужчин. Вот болваны, прости меня за такие слова Светлый Единый, надо же такую ахинею придумать! К тому же у тебя руки, ноги и бока покрыты глубокими ранами: такое впечатление, что тебя тигр драл!..

Ну, то, как были получены эти раны, Андреасу и сейчас не хотелось вспоминать. В памяти всплыло извиняющееся под тяжестью человеческого тела сильное туловище нага, пытающееся скинуть с себя противника, и свои руки, вцепившиеся в рукоять клинка, торчащую в основании черепа нага. Помнится, наг тогда пустил в ход и свои руки с черными ногтями, очень напоминающими изогнутые когти…

— Это не тигр… — Андреаса чуть не передернуло от воспоминаний.

— Представляешь, мне об этом уже сказали! И даже сообщили, что за тварь оставила на тебе свои отметины. Вот так и получается, что вы, молодежь безголовая, в драку ввязываетесь с невесть какой богопротивной скотиной, а мне только и остается, что думать, как вылечить ваши раны, в которых может находиться какая-нибудь неизвестная медицине зараза!..

— А что с моими товарищами?

— Сами тебе обо всем расскажут, тем более что со своими расспросами насчет тебя они мне всю плешь проели. С ними тоже пришлось повозиться, но у них все же состояние было куда легче, чем у тебя. Все они находятся в одной палате, и потому сейчас, когда я им скажу, что у тебя самое страшное позади — все точно сюда придут. С моей стороны возражений нет, хотя подобные сборища я и не приветствую. Так брат Андреас, теперь запомни: лежать, не вставать, пить то лекарство, что стоит в кувшине у изголовья твоей кровати. Если вздумаешь встать на ноги, то грохнешься на пол, и тогда пусть тебя лечит кто угодно, но не я! Мое дело — врачевать людей, а не ослов с куцыми мозгами, которые вместо того, чтоб отмаливать бесчисленные прегрешения и служить Небесам, мотаются невесть где… И на ближайшее время тебе придется провести здесь, потому как лечение потребует времени.

Когда же после ухода брата Фабиуса к Андреасу пришли товарищи, то он только что руками не развел при взгляде на них — понятно, что люди побывали в хорошей переделке. Андреасу однажды по молодости лет пришлось увидеть, как выглядят раненые солдаты после тяжелого боя, и вот примерно так же сейчас смотрелись его товарищи — обмотанные бинтами, с перевязанными головами, а уж про множественные синяки и подсохшие царапины не стоит даже говорить.

— Хвала Светлому Единому, племянничек, ты в себя пришел… — дядюшка, придерживая висящую на перевязи сломанную руку, осторожно присел на лавку, вытянув вперед больную ногу. — А то я уж не знал, как твоей матери в глаза смотреть. Выглядишь, конечно, не очень, но по сравнению с тем, что было совсем недавно — это небо и земля. Брат Фабиус рассказал нам о том, что ты пошел на поправку. Если откровенно, то мне твою спину даже сейчас лицезреть жутковато.