Поединок соперниц - Симона Вилар

— Рax Vobiscum [109], — молвил он. Ни улыбки, ни более теплого приветствия, кроме такого, что принято среди монахов или рыцарей— храмовников.

Я присела в поклоне.

В покое с закрытыми на зиму ставнями было полутемно. Только большая жаровня на треноге, стоявшая между нами, давала немного света. Эдгар опустился на скамью, и отсветы бегавших по угольям огней отразились на золотом шитье его ворота, на стальных пластинах пояса.

— Присядь, Бэртрада. Нам необходимо поговорить.

И знаете, о чем он повел речь? Все о том же — о разводе.

— Я не желаю слышать об этом, — резко перебила его я.

— Разве? Но ведь ты ясно дала мне понять, что там, — он сделал неопределенный жест, — у тебя есть некто, кто тебе милее меня и кого ты гораздо охотнее одариваешь своими милостями. Но я не собираюсь тебя осуждать, ибо брак наш — чистая формальность, и поэтому ты вольна жить свободно. Это даже к лучшему — рано или поздно ты найдешь того, с кем заключишь новый союз.

— Эдгар, — я подняла руку, вынуждая его умолкнуть, — я знаю, что сделала многое, чтобы разрушить наш брак. Знаю, что ты разлюбил меня. Однако наши руки некогда соединили перед алтарем, и это ли не повод, чтобы предпринять еще одну попытку? Ибо я хочу быть только твоей женой.

Эдгар печально усмехнулся.

— Как ты лжешь, Бэртрада. Лжешь и мне, и себе. Ты такая лживая, что не сможешь попросить огня, если замерзнешь.

Это было сказано так сухо, что я невольно вспомнила, как он глядел на меня в соборе в Бери-Сент-Эдмундсе, когда заявил о разводе.

— Эдгар, что бы ты ни говорил, но я все еще остаюсь твоей женой. И люблю тебя.

— Да, любишь. Как обжора любит свой завтрак.

— Ты жесток и несправедлив. И мне больно, что ты так холоден с женщиной, которая говорит тебе о своей любви.

— О, побереги свое нежное сердце для других. А эта дорога для тебя закрыта.

Я не верила своим ушам. Ведь еще совсем недавно я ощущала его заботу и участие, что и вдохнуло в меня надежду. От разочарования и гнева я начала задыхаться. Я снова его ненавидела!

— Думаешь, что так легко избавишься от меня? Ты надеешься, что бросишь меня, опозорив, и я скажу на это — аминь? О, не выношу тебя, когда ты такой!

— Я знаю, — он остался спокоен. — Но это даже неплохо. Разве ты до сих пор не поняла, что мы ни при каких обстоятельствах не сможем жить вместе? Я не тот муж, которого ты хотела, а ты не оправдала моих надежд как жена.

— Но развод — страшный грех!

— С каких это пор ты стала такой щепетильной? Лучше вспомни, что все эти годы мы жили с тобой, как два грешника в аду.

— Ну, не всегда, — я улыбнулась. — Я еще не забыла, что было меж нами.

— Когда? Еще до потопа? У меня не столь длинная память.

Я поняла, что он попросту насмехается надо мной. И как ни странно, таким он мне нравился еще больше. Но в то же время моя ненависть росла, как снежный ком. И я сказала, что он изо дня в день убивал нашу любовь, избегал меня, игнорировал, заводил детей и шлюх на стороне… Я выкрикнула, что он жесток, как сам сатана.

Эдгар стремительно шагнул ко мне — и я отшатнулась в испуге. Но он застыл на месте, сжимая кулаки.

— Я жесток?.. Ты натравливала на меня своих прихвостней во главе с Гуго Бигодом, ты сажала меня в темницу в моем собственном замке, ты без конца строила козни, говорила «нет», когда я говорил «да» — и наоборот. Ты близко сошлась со всеми моими врагами и обливала меня грязью перед королем. Ты убила моего сына! Ты покушалась и на мою жизнь! Да я мог бы избить тебя в кровь, и сам Господь сказал бы, что это справедливо!

— И все равно ты мой муж! И останешься им.

Мы стояли по обе стороны жаровни на высокой треноге, и глаза Эдгара сверкали ярче угольев.

— Ответь, Бэртрада, как можно иметь то, чем не владеешь?

— Это только слова. Перед Богом и людьми — ты принадлежишь мне!

— Но я сделаю все для того, чтобы разорвать эту связь!

— Попробуй. И пока ты будешь пытаться добиться развода, для всех я буду оставаться твоей женой и графиней Норфолка. А что, если твое обращение к Святейшему Престолу останется без ответа? Что, если король запретит тебе развестись? Что, если я обесславлю тебя, прокричав на весь свет, что ты изгнал законную жену ради шлюхи?

— «Что, если…» — это забава для схоластов вроде аббата Ансельма. Что, если ангелы сидят на острие иглы? Оставь же меня наконец в покое, Бэртрада.

— В покое? Как насчет вечного покоя? Да я скорее убью тебя и себя, чем позволю опозорить свое имя!

Теперь-то мы сошлись лоб в лоб, и мне даже стало весело. Наконец-то открытая схватка, без всяких там приличий и этикета. Враги — так враги!

Эдгар некоторое время молча смотрел на язычки пламени в жаровне, а затем проговорил:

— Ты скучная дама, Бэртрада. Скучная, как хоровое пение: ля-ля-ля. Все на одной ноте. И я, вступив с тобой в спор, попросту опустился до тебя.

Опустился до меня? Меня!.. Как этот сакс смеет!.. И в ярости я вдруг с силой толкнула жаровню прямо на Эдгара. Однако он успел отскочить и принялся затаптывать рассыпавшиеся уголья, затем схватил кувшин для умывания и залил жар. Комната наполнилась дымом и паром, резко запахло гарью. Нужно было позвать людей, чтобы не дать распространиться огню, но я скорее бы заперла дверь на засов снаружи, и пусть бы он угорел здесь.

Эта мысль показалась мне столь заманчивой, что я шагнула к двери, но снизу уже доносились голоса и топот множества ног. И уже стоя среди суетящихся слуг, я крикнула Эдгару:

— Ты не оставил мне выбора! Мне нечего терять — и это делает меня опасной.

Он вышел, а я шла за ним, проклиная и угрожая. Мне плевать было, что подумают окружающие. Эдгар в какой-то миг оглянулся, и я увидела его холодный взгляд.

— Ты просто взбесившаяся сучка. Даю тебе два дня на сборы, а после этого вышвырну за пределы графства. Поторопись, иначе тебе придется убраться отсюда, в чем стоишь.

С этими словами он уехал.

Я даже ощутила облегчение. Теперь мне не надо было кого-то умолять, перед кем-то унижаться. Это испытание оказалось свыше меня, и я чувствовала себя совсем разбитой. Но я уже знала, как поступлю. Пусть король не пожелал ради меня уничтожить своего саксонского графа, пусть тамплиеры ведут тяжбу о разводе сразу с двумя Папами, пусть я лишилась Гронвуда… Но я знала, как причинить Эдгару боль.

Весь вечер я просидела в одиночестве, безмолвная и задумчивая. А потом велела вызвать Саймона и долго говорила с ним, даже притворилась, что расплакалась, припав к его груди.

Саймон был поражен. Этот закоренелый бабник задрал на своем веку великое множество дерюжных подолов — каково ему будет переспать с графиней? Но мне уже было все равно, и я оставила заботы о своей чести.