Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина

Глеб против воли улыбнулся. Он вдруг вспомнил, как в далеком детстве жил у двоюродной бабки Симы в деревне.

Баба Сима ни разу не была замужем и отличалась исключительным, патологическим целомудрием. Всегда выключала телевизор, когда на экране кто-то целовался. Так вот, баба Сима, при всей своей скромности, обожала панталоны веселенькой расцветки с игривым рисунком – то розочки, то ландыши, то яхты, то пальмы, то какие-то залихватские птицы-тройки…

Иногда маленький Глеб забредал на задний двор, где сушились на веревке эти чудеса текстильной промышленности, и с изумлением взирал на них.

Наверное, именно так, странно, опосредованно – через рисунок на панталонах, через кружева – пробивается сквозь броню целомудрия женская натура, романтичная и страстная…

Оказывается, женщина в Светлане Злобиной еще не умерла окончательно. Судя по красным кружевам…

«А что я вообще знаю о женщинах? Да ничего!» – мелькнуло в голове у Глеба. Так получилось, что юность его, бурная и веселая, была очень короткой. Влюблялся, смеялся, гулял – недолго. Через полгода после окончания школы ушел в армию, а как вернулся – стал мужем Нины. И – всё.

В институте еще как-то общался с девицами-однокурсницами, флиртовал, но после истории с Катенькой даже флирт отменился. Потом Глеб работал переводчиком и полностью отгородился от мира… На работу ходить не надо, встречаться с людьми не надо. Сиди себе в кабинете за компьютером и пиши… Он стал одним из лучших переводчиков. По сути, все эти годы он только и делал, что работал. Потому Глеб не знал мира женщин.

«У них у всех есть тайны – у Нины, у Светки, у этой… Женьки Золотой Ручки!»

Хотя почему он считает Евгению аферисткой? Да, она обманом лишила его денег и телефона, но, судя по всему, это не было ее основным ремеслом.

Стоило вспомнить, как она фотографировала – там, на катере, когда плыли вдоль Садовской набережной… Ее одежда, манеры, взгляд… Как она нетерпеливо повязала на голове косынку, убирая мешавшие ей волосы. Она, Евгения, и вправду профессиональный фотограф.

И с Глебом знакомиться она не собиралась.

А подошла потом к нему в кафе потому, что у нее явно что-то случилось – после того, как она сошла с катера. Евгения вытянула у Глеба деньги, телефон… потому что ей надо было. Для чего-то важного, нужного. Там, в кафе, Евгения находилась на взводе, она была готова на все, она не думала о средствах… а только о цели.

Наверное, правда хотела пробиться к сыну и даже воровкой ради этого не побоялась стать!

«Как она бежала там, по ступеням, к набережной… Такое чистое, ясное лицо… Спокойное и печальное. Эти скулы, эта верхняя губа лепестком. Волосы – шелковистые, тяжелые. Маленькая, очень ладная. Талия такая тонкая…»

Глеб поморщился. Он уже почти приехал к месту назначения. Он не хотел думать – ни о Светке Злобиной, ни о Евгении, ни о бабке Симе, ни о прочих женщинах, носивших в себе тайны и загадки. Ему сейчас надо было разгадать одну тайну – тайну его собственной жены.

Глеб припарковал авто у городской поликлиники.

Именно здесь его жена бывала чаще всего. Нередко Глеб подвозил ее сюда («Все, Глеб, спасибо, ты возвращайся, не жди!»), нередко встречал («Ой, столько времени просидела в очереди!»), несколько раз приезжал один и по просьбе Нины записывал ее к различным специалистам – то к отоларингологу, то к невропатологу, то еще к кому («Глеб, ты не перепутай, напиши наш домашний адрес в журнале записей полностью, без сокращений – иначе они карту не найдут!» – напутствие).

Нина ходила и в другие поликлиники, к другим врачам, но районную поликлинику она посещала чаще прочих.

…Глеб вошел внутрь. Здесь все знакомо – облицовка под мрамор, аквариум с откормленными вуалехвостами – у регистратуры, стенды с объявлениями на стенах…

Их районная поликлиника считалась одной из лучших в городе. Практически весь комплект врачей, современное оборудование… Даже водолечебница была! Главврач – депутат Думы.

Глеб подошел к стойке регистратуры, склонился к окошечку:

– К Рощину, в двести пятнадцатый…

Рощин был их районным терапевтом. Пару раз Глеб заходил к нему в кабинет – брал для Нины направления на анализы.

– Рощин через пятнадцать минут уходит, – недобро проскрипела тетка в очках. – Он до двух.

– Там жена у него. Мне только карту поднести.

Тетка в очках, подумала, потом недовольно проскрипела:

– Имя, адрес?

Глеб сказал. Потом добавил:

– Дайте мне карту, я быстрей донесу.

– Мужчина, на руки – не положено! – огрызнулась тетка. Потом снова сдалась: – Ладно, только чтобы никто не видел. В сумку спрячьте или под пиджак!

Она воровато передала Глебу распухшую карту Нины, больше напоминающую том «Войны и мира», чем медицинский документ.

Глеб спрятал карту в сумку, поднялся на второй этаж. Прошел по коридору, спустился. Вышел из второго выхода на улицу.

Напротив было кафе по типу столовой. Фри-фло… Глеб направился туда – он с утра еще не ел.

Набрал себе пирожков, сел за единственный свободный столик в углу. Читал карту жены и уминал пирожки с капустой, кстати, изрядно отдававшие почему-то хлоркой.

Очень скоро Глеб понял, что план его провалился. И дело не в том, что часть записей были сделаны неразборчивым почерком. Даже то, что Глеб сумел разобрать, еще ни о чем ему не говорило.

Ну и что, что эритроцитов в крови столько-то, а РОЭ – такое-то. Ну и что, что вегетососудистая дистония… Опасно это заболевание или не очень? Зашкаливают ли показатели билирубина или он в норме?..

В этот момент Глеб увидел терапевта Рощина. Рощина не узнать было трудно – очень полный дядька с крестьянской бородой веником. Еще довольно-таки молодой… Рощин, с подносом, на котором громоздились тарелки в два уровня, вертел головой, отыскивая свободный столик. Свободных мест не было – начало третьего, бизнес-ланч еще не закончился.

– Иван Всеволодович! – крикнул Глеб, каким-то чудом вспомнив имя терапевта. – Идите сюда…

Рощин затопал к нему.

– Простите, не помню вас… но раз уж позвали! Спасибо. – Рощин принялся разгружать поднос.

– Моя жена у вас лечится. Я к вам за направлениями на анализы заходил, – сказал Глеб.

– А-а… Да меня тут все знают. Вот, только что утреннюю смену отработал. – Терапевт сел за стол напротив Глеба и, ничуть не смущаясь, методично и с большим аппетитом принялся поглощать свой обед.

Насколько Глеб разбирался в людях, Рощин был человеком открытым, спокойным, доброжелательным, но вовсе не простым. Себе на уме. Не болтливым. Расчетливо-осторожным. Такие, как этот врач, ни при каких обстоятельствах не влезали в сомнительные истории, жили хоть и небогато, но честно. Покой-то дороже.