Нравственное лидерство - Александр Дианин-Хавард

Стойкость

Для многих людей мужество – это в первую очередь смелость и отвага. На самом деле сущность мужества – это стойкость, выносливость, терпение. Стойкость – это не пассивность, ибо требует сильного деятельного духа. В стойкости проявляется глубочайшая и самая сокровенная сила человека. От солдата требуется больше мужества для того, чтобы сидеть несколько дней подряд в холодном сыром окопе, чем чтобы идти в атаку под градом пуль с развевающимися знаменами.

Стойкость означает, что лидеры не сдаются даже во время испытаний. Верный своей совести, сэр Томас Мор, великий гуманист и лорд-канцлер короля Генриха VIII, отказался принести присягу, признававшую Генриха самопровозглашенным главой основанной им новой английской Церкви. По этой причине Мор претерпел мученичество и был обезглавлен. Хотя с ним жестоко обращались во время его пятнадцатимесячного заточения в лондонском Тауэре и несмотря на отчужденное отношение со стороны короля, епископов Англии, большинства друзей и всей его семьи (в том числе любимой дочери Маргарет), сэр Томас остался верен своим убеждениям.

Одиннадцать покушений на жизнь Петра Столыпина не остановили его в усилиях по реформированию российского крестьянства. Он остался верен своей совести, своей миссии и своему народу.

Спустя несколько часов после того, как бомба террориста разорвалась во время приема в его доме, убив 27 человек и тяжело ранив 32, в том числе двоих его детей, Столыпин, хотя он едва пришел в себя после взрыва, отправился в свой кабинет, чтобы ночью поработать над проектом реформы. Россия была на грани катастрофы, и он понимал, что его долг как главы правительства заключался в том, чтобы продвигать всеобъемлющую реформу русской жизни.

Для Столыпина благо нации перевешивало его личную скорбь: в результате террористического акта его четырнадцатилетняя дочь Наташа осталась на всю жизнь инвалидом. Он знал, что единственный способ уберечь себя и семью – это уход в отставку, но не намеревался идти на уступки террористам. Он написал в своем завещании: «Похороните меня там, где меня убьют».

В повседневной жизни лидеры последовательны и точны в своем образе действий. Они не поступают безнравственно, оправдывая свою безнравственность всеобщей безнравственностью (классический аргумент «все так делают»). Когда они приходят на работу, они не оставляют свои ценности, «подобно человеку, оставляющему свою шляпу у двери»[83], как пишет Эскрива.

Лидеры не поддаются модным течениям. Молодой Рейган был на удивление равнодушен к тому, откуда дует ветер в политике. В конце 1940-х – начале 1950-х, когда коммунисты боролись за контроль над Голливудом и большинство людей в кинопромышленности обращалось к левому движению из карьерных соображений, Рейган остался искренним и четко осознавал, в чем он убежден и почему.

Будучи демократом, Рейган решил стать республиканцем в момент, политически для него наименее благоприятный. В то время хозяином Белого дома был популярный демократ Джон Ф. Кеннеди, демократы контролировали обе палаты Конгресса. Республиканцы не были у власти со времени Великой депрессии и, казалось, привыкли к постоянному статусу меньшинства. Повсеместно торжествовала либеральная ортодоксальность. Но Рейган руководствовался прежде всего не своекорыстными мотивами. По словам его спичрайтера Пегги Нунан, «его длившаяся всю жизнь борьба в любом контексте заключалась в том, чтобы определить, что является справедливым, и затем стоять за это»[84].

Александр Солженицын решительно свидетельствовал в пользу истины в условиях тоталитарного режима, поклявшегося уничтожить его. Первый писатель нации, он пережил заключение и вынужденное изгнание из своего отечества.

Репутация Солженицына была высока дома и за границей, пока он ограничивался критикой Сталина, как, например, в ранней работе «Один день Ивана Денисовича». Это соответствовало целям Хрущева, который вел кампанию против культа личности Сталина. Это также устраивало многих западных интеллектуалов, которые восхищались Октябрьской революцией, но считали, что Сталин предал ее.

В последующих трудах Солженицын ясно показал, что он противостоял не только Сталину, но и Ленину и Октябрьской революции. Он отвергал даже Февральскую революцию. И он не колеблясь написал открытое письмо советскому руководству, выражая свои неортодоксальные взгляды. В результате писатель подвергся гонениям не только со стороны советского режима, но и со стороны легионов западных интеллектуалов – многих из его былых приверженцев, которые симпатизировали делу революции и ее секуляристским целям.

Когда Солженицын оказался в фактической ссылке на Западе, он встретился с непониманием и насмешками за отказ следовать господствующим здесь материалистическим идеям. Растущая армия его очернителей, неспособных принять правомочность мировоззрения, противоположного своему собственному, вскоре объявила его врагом всякой свободы и прогресса. Солженицын остался к этому совершенно безразличен.

В течение последних тридцати лет спор об абортах дал миру многих мужественных лидеров, которые терпеливо и с замечательной стойкостью отказывались подчиниться тенденциям времени.

Жером Лежен был образцом мужества в борьбе за жизнь. Открыв в 1958 г. причину синдрома Дауна, он стал всемирно известен и был номинирован на Нобелевскую премию. Его открытие поддержало надежду на лечение ужасной болезни и наметило совершенно новые пути в области генетики. С трибуны конференции ООН по здравоохранению он заметил: «Жизнь – это факт, а не желание». Обеспокоенный растущей приверженностью ООН программе, выступающей против жизни, он смело бросил вызов международному собранию: «Здесь мы видим институт здравоохранения, превращающийся в институт смерти». Высказав правду без компромиссов, он признался своей жене: «Сегодня я потерял мою Нобелевскую премию».

Утверждая научную истину и проистекающую из нее истину нравственную, Лежен шел против духа времени – революционного духа мая 1968 года. Атмосфера, в которой он оказался, быстро стала ядовитой. Его дочь Клара вспоминает, как она проходила мимо университета отца по пути в школу. Стены были замараны огромными черными буквами: «Дрожи, Лежен, революционное студенческое движение не спит!» и «Лежен – убийца. Убить Лежена!», «Лежен и его уродцы (т. е. дети с синдромом Дауна) должны умереть!» На встречах со студентами он подвергался словесным, а иногда и физическим нападениям. Он больше не получал приглашений на международные конференции по генетике. Ему было отказано в финансировании его исследований. Ему пришлось расформировать свою лабораторию и распустить исследовательскую группу.

Таким образом, человек в расцвете сил, который в 38 лет стал самым молодым профессором медицины во Франции и заведовал первой в стране кафедрой по фундаментальной генетике, перед которым открывалось блестящее будущее, полное почестей, признания и власти, оказался без сотрудников, финансирования и даже без кабинета. Его оставили друзья, его травила пресса, он фактически превратился в изгнанника. Он принял это положение дел с полным спокойствием и радостью человека, не поддавшегося злу. Он умер в пасхальное воскресенье 1994 г., после короткой, но мучительной агонии, начавшейся в Страстную среду[85].

Мать Тереза Калькуттская, одна из величайших религиозных лидеров ХХ века, также мужественно шла против тенденций своего времени. В речи по случаю вручения ей Нобелевской премии в 1979 г. она связала свою деятельность в защиту нерожденных детей с делом мира: «Я чувствую, что самый большой фактор, уничтожающий мир сегодня, – это аборт, поскольку это необъявленная война, убийство, совершаемое самой матерью. Ибо если мать может убить свое собственное дитя, то что остановит меня от того, чтобы убить вас, или вас от того, чтобы убить меня?»

Президент Рональд Рейган бесстрашно высказывался против абортов, хотя его помощники предупреждали, что это повредит ему в глазах общественного мнения. Ни один политик ХХ века не говорил так откровенно о праве на жизнь. Его знаменитая речь от 8 марта 1984 г., в которой он обличал коммунизм, больше касалась абортов, чем коммунизма: «Законодательство в сфере человеческой жизни, завершающее эту трагедию, однажды пройдет через Конгресс, но до того момента я не успокоюсь. Если нет доказательств того, что ребенок в утробе матери – это не живой человек, нужно защищать его право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Вспомните: когда был дан ход законопроекту о легализации абортов, многие предупреждали, что эта практика приведет к потере уважения к человеческой жизни, и философские предпосылки, используемые для оправдания абортов, в конце концов станут применяться для оправдания других покушений на человеческую жизнь, в том числе для оправдания убийства детей и эвтаназии. К сожалению, эти предупреждения оказались правдой».