Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов

восстание, а буржуазную революцию, — педантично уточнила большевичка с дореволюционным стажем.

— Борьба венгерского народа за свое освобождение от австрийского гнета и формирование у угнетенных народов национального самосознания, — добавил я.

Я не стал вспоминать, что Россия считалась в те времена жандармом Европы, а от Франца-Иосифа императору Николаю во времена Крымской войны прилетела «благодарность». Правильно говорят, что коли протянул кому-нибудь руку помощи, то успей увернуться от пинка благодарности. Но сейчас мне нужно что-то более современное.

Итак, что же меня интересует? Про экономику можно не спрашивать. Говоря простым нелитературным языком — полная э-э... задница. Австрия теперь лишь обрубок некогда могущественной Австро-Венгерской империи без надежды на скорое восстановление. Полякам, венграм, чехам и прочим народам, входившим в Австро-Венгерскую империю, после распада было гораздо проще — идея национального возрождения вещь сильная, способная объединять и дисциплинировать население, подвигнуть его к созидательному труду. А в Вене ситуация складывалась по-другому. Национальной идеи, покамест, нет. Старые экономические связи разорваны, на создание промышленности денег нет, а еще обязательно должна начаться инфляция. Или уже началась? Не узнавал. Если я встречусь со статс-секретарем из посольства, то для развития дела все равно придется ехать в Вену, договариваться о каких-нибудь поставках из Австрии. А что может дать России нищее государство? Надеюсь, что-нибудь сможет. Уж очень заманчиво легально расширить деятельность торгпредства. Съездить в Вену, организовывать там резидентуру, имеющую прикрытие.

— А как у австрияков с коммунистической партией?

— А никак, — пожала плечами Наташ. — То, что осталось от компартии — жалкие крохи.

Я слегка удивился. Помнится, перед первой поездкой во Францию читал данные о количестве членов компартий в разных странах. Австрийская, хоти и уступала по численности германской или французской, но все-таки в ее рядах состояло около сорока тысяч человек. Неужели правительство выбило коммунистов после революции девятнадцатого года[1]?

— А куда коммунисты девались?

— Разбежались, — вздохнула Наташа. — Кто вообще решил от политики отойти, кто в социал-демократы подался. Сейчас в австрийской компартии реальных членов не больше трех тысяч, если не меньше. У них даже руководителя своего нет.

— Вон как? — искренне удивился я. — Компартия без руководителя?

— Так очень просто. После девятнадцатого, когда наши пытались власть в Вене взять, но неудачно, компартия раскололась на фракции. А фракционная борьба хуже, нежели борьба между партиями. Если летом девятнадцатого численность коммунистов составляла сорок тысяч человек, то в ноябре только десять, а в двадцатом году пять. Понятное дело, что фракционная борьба вещь увлекательная, да и на реального врага не отвлекаешься, но для партии гибельна. В результате пришлось Коминтерну отдать приказ, чтобы лидеры фракций покинули Вену, а в австрийскую компартию назначили нового руководителя — товарища Алоиса Нейрата. Но Нейрат руководит немецкой секцией компартии Чехии, а в перспективе ему хотят доверить всю чешскую коммунистическую партию. Разумеется, если чешские товарищи не будут против, — поправилась Наталья, но по ее тону было понятно, что чешские товарищи против не будут. — Что смог, товарищ Нейрат, то сделал — развал приостановил, членские взносы собирает, а что еще? Деньги для австрийских коммунистов он в Праге ищет и газету для Австрии в Чехии издает, хотя в Вене типографии гораздо дешевле. Не успевает Нейрат руководить. Из Праги до Вены поезд четыре часа идет, но ведь все время не наездишься.

Из Петрограда в Москву поезду еще дольше идти, но это никого не смущает, а товарищ Зиновьев умудряется и Питером править, и в Москве важными делами занимается, да еще и мировым коммунистическим движением руководит. Но у европейцев четыре часа езды — это много. А как я сам умудряюсь руководить Иностранным отделом, что в Москве, из Парижа? На месте Дзержинского я бы такого сотрудника давно уволил. На всякий случай спросил:

— Неужели своего товарища не смогли найти?

— А вот про это надо товарища Троцкого спрашивать, — усмехнулась Наталья. — Нейрат — его ставленник. Они еще до империалистической войны познакомились. Есть еще товарищ Коричонер, он член ЦК, но пока у него среди товарищей нет авторитета. Надеюсь, после конгресса Коминтерна что-то измениться.

Ясно-понятно. Нейрат — ставленник Троцкого, значит, троцкист. Ярлык прилепим, будем иметь в виду. А коли Нейрат руководит немецкой секцией — читай, Судетами, а заодно и австрийской компартией, а его планируют еще и на пост секретаря компартии Чехии, о чем это говорит? Возможно, простое совпадение, а может — продолжение идеи мировой революции? Коммунисты Австрии и Чехии организуют боевой отряд, являющийся наконечником для копья, пронзающего мировую контрреволюцию? Нет, из австрийцев с чехами боевого отряда не получится. Так, вспомогательные силы для ударного отряда немецких товарищей.

— Кстати, а ты не хочешь в Москву съездить, принять участие в конгрессе Коминтерна от французской компартии? — поинтересовалась Наталья. — С интересными товарищами познакомишься, вдруг пригодится? Анри Гильбо бы тебе понравился — стихи пишет. Я его в Лонжюмо[2] русскому языку учила, так он начал Пушкина переводить.

— А разве меня можно отправить на конгресс? Я же не член компартии Франции?

— Если бы товарищи из секции решили, то можно. От Франции первоначально было шесть человек заявлено, а отправилось четверо. Они уже в Москве, но еще не поздно. Меня хотели отправить, но мне сейчас не до конгрессов, сам видишь, — кивнула Наталья на свой живот, а потом лукаво сказала. — Да и свадьба не каждый год бывает, в отличие от конгрессов. Еще один товарищ был избран, но с ним несчастье случилось...

Меня отчего-то насторожила последняя фраза.

— Этот товарищ, с которым несчастье произошло, он не столяром работал?

— Володя, не обвиняй меня в том, чего я не совершала, — насупилась Наталья. — Я была обязана доложить товарищам, что Рош стал посредником между советским торгпредством и самозванцем, выдававшим себя за английского коммуниста. Тем более, что ты сам опознал в самозванце контрразведчика. Французы сами проводили расследование, подробностей я не знаю, а то, что товарищ Рош упал в Сену, это лишь совпадение. По крайней мере, мне они так сказали. А как ты любишь иногда говорить — они врут, так и я вру.

М-да... Суровые нравы в Коминтерне. Пожалуй, таких строгостей не было даже в рыцарских орденах.

— А майор Дринкуотер? Ну, который себя за Дилона выдавал?

— Про этого пока ничего сказать не могу. Информация до английских товарищей доведена, но они, в отличие от французов, несчастных случаев устраивать не станут. Не принято у британцев. Но в Коминтерне