Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любопытно, повлияет ли ситуация в Финляндии на позицию Франции, пожелавшей дипломатического признания Советской России? Скорее всего, выразят протест, но нас-таки признают. Вон, не случайно же начинаем переговоры с Польшей, а за Польшей, стоят и Англия, и Франция.
— Разрешите, товарищ начальник?
О, так это моя сладкая парочка — Александр Петрович и Светлана Николаевна. Молодожены, добровольно взявшие на себя караульные обязанности, но наклюкавшиеся на боевом посту. Физиономии у обоих молодоженов мрачные, я бы даже сказал — виноватые.
— И чего это вы явились? — поинтересовался я вместо приветствия. — Сегодня же воскресенье, а я вам до вторника выходные дал.
— Виноваты, Олег Васильевич, — понурив голову сообщила Светлана Николаевна, а Исаков только кивнул.
— Присаживайтесь, дорогие товарищи, — кивнул я на стулья и новобрачные осторожно присели. — Присаживайтесь, докладывайте — в чем провинились, и насколько тяжела вина?
— Мы с Сашей жида этого упустили, которого вы Блюмкиным назвали, — грустно доложила бывшая подпольщица-антисемитка, храбро сражавшаяся в тылу Колчаковской армии.
— Вы, лучше, для начала бы рассказали, как так случилось, что два моих самых лучших сотрудника, вдруг нажрались до поросячьего визга, да и еще и задержанного напоили?
— А хрен его знает как, товарищ начальник, — вступил в разговор Исаков. — Я собирался Блюмкина в подвале закрыть, в нашем же торгпредстве, а уж потом в гостиницу уезжать. У нас тут подвал неплохой, посидел бы до утра.
А ведь про торгпредство они ничего не сказала, а я голову ломал — куда они арестанта денут? Уж точно, что к себе в спальню не возьмут. Думал, снимут для Яшки номер, да в нем и запрут.
— Но по дороге решили в кабак заскочить, вина купить, — досказал я.
— Ага, — убитым голосом сказала Светлана Николаевна. — Блюмкин этот, хотя и дурак, но все-таки, убийца Мирбаха. Думали, выпьем по стаканчику, купим еще с собой, да бутылку Блюмкину. А дальше — сплошной туман. И Блюмкин куда-то делся... В общем, готовы понести любое взыскание, вплоть до революционного трибунала.
М-да... Вроде, даже от Петровича сложно было ожидать, что пойдет в разнос, а уж от Светланы Николаевны?! И что теперь? Говорить уже не молодым людям — мол, ай-ай-ай, какие плохие, какой пример молодежи подаете? По их личикам вижу, что они сами уже и друг другу все сказали, да и себе. Чего уж ребят-то неплохих добивать?
— Ладно, дорогие молодожены, — хмыкнул я. — Можете успокоиться — Блюмкина вы не теряли, посадили в подвал, только не в тот, в который нужно. Ошибочка вышла... С ним я уже все решил, а вот что теперь с вами делать?
Кажется, семейство Исаковых ожили прямо на глазах. Пьянство, это одно, а то, что узника они не теряли, гораздо лучше.
— Может, нас на полы? — с надеждой поинтересовалась Светлана Николаевна. — Я стану полы мыть, а Саша территорию убирать.
Ишь, на полы. Полы у нас уборщица моет, да не одна, а если отправить Исаковых на черную работу, придется торгпредству объяснять — за что?
— Скажите-ка лучше, вас из торгпредства мог кто-нибудь видеть? — спросил я, одновременно думая — а как быть с персоналом «Виолетты»? Тамошние гаврики обязаны мне докладную подать о поведении сотрудников торгпредства. Если только мне — не страшно, а вот если они докладывают кому-то еще? Впрочем, пусть докладывают. Исаковых я как-нибудь да отмажу, напиться на собственной свадьбе — грех небольшой. Посмеяться, да и забыть.
— Никто не видел, — твердо сказал Александр Петрович, переглянувшись с супругой. Светлана Николаевна только покачала головой.
— Будем считать, что я вас примерно наказал, поставил в угол и надрал уши, — сообщил я. Посмотрев на просветлевшие лица, спросил у бывшей мадам Прохоровой, а ныне Исаковой. — Светлана Николаевна, вы знаете что-нибудь о Савинкове?
— Наслышана, как же без этого, — хмыкнула бывшая подпольщица. — Вражина матерый, к стенке давно пора ставить. Но лично с ним не знакома, только на фотографии видела, в какой-то газете. Я ведь последние годы в Сибири была, а Савинков здесь, в Европейской части. Но в семнадцатом его портреты часто печатали.
Видела фотографию? Уже хорошо. Конечно, качество печати не самое лучшее, но все-таки... Лучше, чем ничего.
А если отправить помощницей к мышке-норушке Светлану Николаевну?То, что она, пусть и смутно, но знает Савинкова, это дополнительный козырь. Нет, нельзя. Социал-революционеры имеют такой опыт подпольной работы, что никому и не снилось. Где гарантия, что они уже не знают в лицо всех сотрудников советского торгпредства? Мы, конечно, к ВЧК отношения не имеем, но эсеры дураками никогда не были. Появится мадам Исакова в антикварном салоне, и накрылась моя явка медным тазом.
— А что вы вдруг о Савинкове заговорили? — поинтересовалась Светлана Николаевна.
— Да так, к слову, — махнул я рукой. — Слух прошел, что Борис Викторович в Париже появился. Правда, мало кто его видел, но слухи есть.
— А как же газета?
— А что газета? — не понял я. Потом вспомнил, что отправлял Светлану Николаевну знакомиться с журналистами, слишком хорошо знающими численность Красной армии возле Финляндии. Я сам, признаться, после поездки на родину, думать забыл о шпионе — Артузов дал понять, что шпиона они придумали для вражеских СМИ, а вот рассказать о том подчиненной забыл.
— А есть подвижки? — заинтересовался я.
— Кое-что есть, — загадочно сообщила мадам Исакова, а Александр Петрович пробурчал. — Она недавно с каким-то щелкопером в кафе ходила.
— Саша, это не щелкопер, а источник информации. Пьер Шерро до войны журналистом был, потом его на фронт отправили. Он мне про свое боевое прошлое рассказывал. О том, как не так давно служил офицером по связи в штабе у адмирала Колчака. Между прочем, знаком со многими офицерами штаба.
Вот это уже интересно. После ликвидации Колчака сдавшихся в плен офицеров чистила особая комиссия при ЧК, а тех, кто чистку прошел (большинство, кстати, прошло), отправили служить в Красную армию.
— Фамилии Шерро какие-нибудь называл?
— Ну, Олег Васильевич, это было бы совсем хорошо, — усмехнулась Светлана Николаевна. — Шерро свои источники не назвал, пожаловался, что связь с Россией плохая, письма от
