Древний инстинкт - Анна Данилова

Мы бездельничали весь вечер, предаваясь чревоугодию. После приступа истерики мне захотелось копченой селедки, и Володя сам, собственноручно, очистил ее от золотистой жирной кожицы. В гостиной запахло Россией. Так, во всяком случае, мне показалось. Не хватало только вареной картошки. Но я обошлась хлебом с маслом. Максим все то время, что я капризничала, лишь молча наблюдал за мной, бросая на меня нежные взгляды, из чего я поняла, что и он, возможно, уже влюбился в меня. Ну хотя бы на несколько дней, пока он здесь, рядом со мной… Разве там, в самолете, могла я предположить, что увижу этого красавца у себя на вилле, поедающего копченую селедку?!

Уже перед сном, перед тем, как им разойтись по своим спальням (я выделила им по спальне и даже постелила постели), Володя на правах то ли лечащего врача, то ли влюбленного по уши мужчины заглянул ко мне, чтобы поцеловать. Сказал с нескрываемым раздражением, что этот Селиванов просто сводит его с ума, что повсюду ходит за ним, как тень, и мешает ему быть со мной. Я уверила его, что он делает это не нарочно, что ему просто, видимо, не с кем общаться, и откуда ему, Максиму, могут быть известны наши отношения? Услышав про «наши отношения», Володя сладко вздохнул и прижал меня к себе. А я подумала, что явно поторопилась с этой сближающей нас фразой. Я дала ему еще одно доказательство того, что эти отношения существуют и что осталось совсем немного, чтобы превратить их в по-настоящему близкие.

– А может, ты позволишь мне сегодня провести эту ночь с тобой?

Я спросила себя: всегда ли господин Русаков вот так терпелив и настойчив в своих желаниях? Почему он выбрал именно меня? Собирается в очередной раз самоутвердиться, соблазнив меня, чтобы потом бросить? Но я должна очень сильно любить мужчину, чтобы после того, как он меня бросит, почувствовать хоть какую-то боль… А я уже заранее готова к тому, что после единственной ночи с Русаковым он исчезнет так же неожиданно, как и появился в моей жизни. Тогда зачем экспериментировать? Чего ради?

Вот так постоянно менялось мое настроение. Я не верила никому. Да и вряд ли теперь поверю…

Сейчас вот просмотрю почту, может, кто еще помнит обо мне…

Глава 8

Тамара Фруман положила трубку и некоторое время сидела без движения. Ей только что позвонил ее бывший муж, Константинов, и сказал, что им необходимо как можно скорее встретиться. Чтобы она никому не открывала дверь, не впускала посторонних, ничего не ела и не пила. «Сейчас приеду и все тебе объясню…» Ей стало смешно. Или Константинов сошел с ума, или у него на работе большие неприятности, и он боится, что это коснется непосредственно его семьи, точнее, бывшей семьи, поскольку дети-то его, но тогда при чем здесь «не ешь, не пей»? Неужели он боится, что кто-то собирается ее отравить? Но кто? У нее не было врагов. Она жила только своей семьей, мало с кем общалась, лишь изредка они с мужем принимали у себя гостей или ходили с ответным визитом в одни и те же семьи. В настоящий момент Гриша с Катей гостили у бабушки, у матери мужа, Ефима Фрумана, в Крыму, сам же Ефим сейчас находился на работе. Он звонил, кстати, не так давно, спрашивал, купить ли по дороге вина. Они собирались отметить годовщину своего знакомства. Провести вечер вдвоем. Тамара сказала, что в доме полно вина, есть и шампанское, коньяк, и пусть он купит только фруктов. Все было так хорошо, так спокойно, она уже успела приготовить утку, нафаршировала чернослив орехами, взбила сливки. Но что значит предупреждение Константинова? Может, он просто-напросто узнал, что сегодня годовщина их с Ефимом знакомства, и решил испортить им праздник? Нет, на Константинова это не похоже. Значит, действительно что-то случилось… А что, если он приедет в одно время с Фруманом? Нехорошая ситуация. Надо бы мужа предупредить. Она решила позвонить Ефиму.

– Фима, это я. Мне только что позвонил Валера. Сказал, чтобы я никого в дом не впускала, ни с кем не встречалась, ничего не ела и не пила, что он сейчас приедет сам и все объяснит. Что мне делать? Все-таки у нас праздник…

– Тома, если он так сказал, значит, что-то случилось. Вернее, я даже знаю, что: об этом многие уже знают и даже в газетах пишут…

– Ты о чем?

– Открой Интернет, почитай новости, найди статью «Сестры Гуинплена»…

– А сам ты что, сказать не можешь?

– Покалечили двух любовниц твоего Константинова. Привели в гипнотическое состояние и порезали. Одной раскромсали ножницами рот до ушей, Томочка. А другой разрезали и зашили щеки. Тоже ножницами. В крови женщин не обнаружено ни наркотиков, ни алкоголя… Очень странная история. Я и сам думал тебя предупредить, но очень уж не хотелось портить тебе праздник… Так что дождись Константинова, выслушай его. Он правильно сделал, что позвонил и собирается тебя предупредить…

– Фима, но при чем тут я? Я же не любовница ему?! Я его бывшая жена и нисколько не претендую на него…

– Береженого бог бережет, Тома. Так мне покупать вино или нет?

– Кагор, – бросила она с раздражением, не понимая, почему Фима все знал и ничего ей не сказал.

И только она подумала о том, что Фима в последнее время что-то слишком много работает и что им пора бы уже вместе поехать куда-нибудь отдохнуть, как в дверь позвонили. Константинов, подумала она. Но, подойдя к двери и спросив, кто там, услышала незнакомый мужской голос. Она похолодела от ужаса. Сейчас ее разрежут на кусочки, на полосочки… Бред какой-то!

– Хозяйка, водички бы попить… – Она увидела в глазок мужчину, мастера, который вот уже второй день красил стены в подъезде. – Жарко, сил нет… Воду свою уже всю выпил.

Ей стало не по себе. А что, если этот мужик здесь второй день нарочно стены красит, чтобы втереться в доверие; и вот она сейчас дверь откроет, а он загипнотизирует ее да порежет…

– Сейчас открою, подождите!

Она вздохнула глубоко и открыла.

…Константинов звонил долго. В подъезде было душно, он уже начал задыхаться и от запаха краски, и от жары… Но Тамара не открывала. Вскоре появился Ефим. С букетом роз. Увидев Константинова, подал ему руку.

– Звонишь? – спросил он неприязненно. Он так любил Тамару, что мысль о том, что она могла когда-то принадлежать этому пройдохе, этому ловеласу, этому блудливому коту, вызывала в нем отвращение и презрение. Но Тамара была когда-то его женой и родила от него двоих детей, которых он, Фруман, теперь вынужден воспитывать, тем более что своих-то у него как раз и нет. Хотя, возможно, когда-нибудь и будут… Он растил бы и пятерых ее детей, лишь бы она была рядом с ним, лишь бы не вспоминала про жизнь с Константиновым, не любила его. Но как заглянуть в женскую душу, как узнать, любит ли она его до сих пор?

– Звоню уже полчаса, а она не открывает, – возмущенным голосом ответил Константинов.

Он заметно подурнел, отметил про себя Ефим, похудел, побледнел, постарел… Запутался в своих женщинах, задушили они его…

– Как это не открывает? – спросил Фурман вначале как будто машинально, роясь в своих карманах и выуживая связку ключей. – Сейчас откроет.

– Говорю же, Ефим, черт бы тебя подрал, она не открывает! Если была бы дома, открыла бы, тем более что я звонил ей, ты же слышал, наверное, про этих… «гуинпленов»… Вот я и подумал про Тамару.

«Ты бы раньше о ней подумал, когда ночевать домой не приходил, когда от заразы всякой лечился…»

– Стой. Как это не открывает? – Ефим открыл дверь, которая почему-то оказалась незапертой, и позвал жену. – Тома!!!

Он звал ее, кричал, бегал по квартире, распахивая двери, пока наконец глазами, полными ужаса, не уставился на Константинова.

– Ее нет, ее нигде нет, ты слышишь? Где она? Что с ней?

– Понятия не имею, я даже не знал, что дверь открыта… Я не посмел бы, даже если бы и знал… Я же звонил ей, предупреждал ее…

– Здесь краской пахнет, чуешь? – Фима выбежал в подъезд, спустился на этаж ниже и схватил за грудки маляра. – Ты мою жену не видел, Тамару? Из сто пятнадцатой квартиры?

– Такая… симпатичная женщина… Видел, – как ни в чем не бывало ответил маляр. – Она мне еще пить давала.

– Чего пить?

– Воды с лимоном. Такая добрая женщина. Я свою всю выпил, позвонил ей…

– А почему именно ей? – вскричал Фруман в бешенстве.

– Да потому, что на вашей площадке стену красил, а в других квартирах никого не было. Я звонил всюду…

– И что дальше было?

– Она дала мне графин с холодной лимонной водой и сказала, чтобы я потом вернул его. Да вон он, графин, вода еще не кончилась, я ее берегу… А что случилось?

– Ее нет. Она исчезла. Ты никуда не уходил?

– Уходил. Я же пил много, вышел, чтобы отлить, во дворе, за домом…

– Ты ничего не видел, не слышал, может, она кричала?

– Нет, ничего…

Ефим с Константиновым поднялись в квартиру.

– Она во всем домашнем ушла – в брюках и майке. Но куда она могла уйти?

– Может, к соседке?