Убей Зверя сам!.. - Наум Баттонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БЛАГУШИН: Теперича похоже будет! И тебя, и меня, похоже, белолиственница с петлёй на суку ждать будет. Ежели Он (кивает головой в сторону Николая) правду сказал, то Гринбергу уже свидетели ни к чему.
ВЕРА: А ты думаешь, что он уже немцу служит?
БЛАГУШИН: Энто мы скоро узнаем…. Коли так, то нам с тобой, Верк, точно крышка!
ВЕРА: Так ты и до энтого считал, что тебя завтрева расстреляют….
БЛАГУШИН: Считал, и теперича считаю…. Только вот теперича еще к энтому шанс повешенным быть добавляется. (Обращается к Николаю): Господи! Не покинь нас в минуту злую! Прости меня, Господи, что сплоховал опять и Дар Твой отринул от себя! Не губи душу мою!..
НИКОЛАЙ: Зря молишься Мне! Мне твои мольбы не нужны! Неужто ты думаешь, что Я не знаю, что для тебя лучше будет, что ты Мне свои скрытые советы посылаешь?
БЛАГУШИН: Как энто, Господи?! Какие же энто скрытые советы? Энто – молю я Тебя!
НИКОЛАЙ: Так все ваши молитвы, просьбы – энто всё скрытые советы, в которых вы тем или иным способом рекомендуете Мне, как поступить с вами. И хвалы Мне ваши тоже не нужны! Это Зверю они нужны! Это Он вам говорит, что просите и дадено вам будет! И даёт! Только забирает потом в десять раз больше! Я же сказал вам, что всё уже предрешено стало, после того, как ты Гринберга из этого сарая выпустил. Теперь мы только будем ждать, как всё сложится.
БЛАГУШИН: Но Ты разве не всемогущий? Ты разве не можешь повлиять на энто? Вон же ты, с перебитой ногой, а стоишь, как ни в чём ни бывало! Только что, десять минут назад, лежал никакой, стонал, до меня – обидчика идей своих – дотянуться никак не мог! Плакал, смерти боялся! А теперь, чудо свершил: жизнь мою рассказал, на ноги встал, как Господь явился, и в конце говоришь: всё робяты! Не знаю, что будет дальше! Мол, посмотрим, подождём! И вот, что я подумал: а вдруг, ты не прав и немцы Гринберга-то повесят? Али Мытарь сам с ним свой суд страшный свершит? Что тогда будет?
НИКОЛАЙ: Ты думаешь, что на Страшном Суде Я вас судить буду?
БЛАГУШИН (осекаясь, растерянно): Ннуу да! А кто же?
НИКОЛАЙ: Неет! Страшный Суд, Он потому и Страшный, что вы там сами себя судить будете! И с Меня спрашивать! А здесь Мне эти вопросы задавать не надо. Скоро Там встретимся и вот тогда спросишь. Там все спрашивают…. Ответы получают и думая, что всё теперь знают – в новую жизнь отправляются!.. А там, в новой жизни, всё заново….
ВЕРА: Зачем?
НИКОЛАЙ: Не знаю! Так получилось! Где-то Я читал когда-то стихи такие:
Над Богом, который создает Миры —
Есть Бог, Того намного больший!
Но и над этим Богом – тоже Бог стоит!..
Который создал Бога меньше….
Поэтому весь промысел Мироздания Мне недоступен…. Вы думаете, что вы реальность?
Неет! Когда Я лечу в самолёте – вас нет! Даже в виде маленькой точки. А вы думаете, что вы видны из глубин Вселенной!?.. Вы даже не молекулы, даже не атомы. Но каждый из вас – центр! Центр Вселенной, центр круга без краёв, без окружности…. Потому что в каждом из вас есть Бог!.. Рассвело уже! К нам идут…. Всё, дядь Вась! Аудиенция в этой жизни закончилась! Теперь тебе бояться уж больше нечего! Всё теперь исполнится, что до́лжно!
(Николай снова ложится на своё место и снова превращается в раненного, обессиленного человека).
ВЕРА: Господи милостивый! Да что же энто такое делается?! Дядь Вась! Да он же опять: кем был, тем и стал снова! Мне что…, померещилось что ли? Господи! Коля!
БЛАГУШИН: Померещиться, Вер, только одному могёт. А тутова и я всё энто видел…. И слышал…. Мы теперича, Вер, Богом отмечены…. И за что нам благодать-то такая перед смертью выпала – не понимаю! Коль, а Коль – ты слышишь меня? Ты скажи напоследок: энто только к нам с Веркой, или ко всем Ты являешься так в последний час жизни-то? А? Чё молчишь-то?
НИКОЛАЙ (Не отвечает)
БЛАГУШИН: Верк! А ну-ка, посмотри, что с ним?
ВЕРА: Господи! Да он представился!
БЛАГУШИН: Как так?! Верк, ты что несёшь-то? Быть такого не могёт, да и не до́лжно!
ВЕРА (Ещё раз наклоняется над Николаем и пытается его растормошить) Не-ет, дядь Вась, ей Богу (начинает плакать)!
БЛАГУШИН: Да что же энто такое? Коля! Ты не должен так…. Очнись, Коль! Господи! Да не покинь же Ты нас в энту минуту! Не могёт такого быть, чтобы Господь помер! Не могёт! (Тоже начинает рыдать)
(Лязг замка, открывается дверь и на пороге появляются Уваров и Мытарь. Мытарь тут же отводит глаза от пристального взгляда Благушина).
УВАРОВ: Чё вы тутова суетитесь? Чё сопли оба распустили? Гринберг-то ваш не прост фрукт оказался! Да чё вы ей Богу?
(Мытарь быстро подходит к Николаю, отталкивая Веру, наклоняется над ним, затем распрямляется и смотрит на Благушина).
МЫТАРЬ: Представился краснопёрый! Ну, тем лучше для него…. И для нас…. Проще будет! Ты по нему, что ли слёзы-то льёшь? Так он же тебе никто…. День знакомы…. Али нет?
БЛАГУШИН: Нет, Сашок, не по нему. По себе и по тебе. Что с Гринбергом-то?
МЫТАРЬ (опять отводит взор): А ничего с Гринбергом! Я на его допросе не был. Только зашёл он туда комиссаром пленным, а вышел уже начальником моим!
БЛАГУШИН: Как же энто так, Сашок? Как же ты допустил энто? Ты же память о родителях своих продал! Я же думал, что ты его…. А ты….
МЫТАРЬ: А что я? Я тоже думал, что немцы его за Сухотчево порешат…. А он им партизан сдал, сказал, что сам дорогу укажет, что ждал он немца всегда и, что Советскую власть ненавидит люто….
БЛАГУШИН: Так брешет же он! Ты же знаешь энто! А что он жид – немцев энто не расстроило? Им энто всё равно?
УВАРОВ: Так тут же СС нет! А Вермахту, военным то есть – тем больно всё равно, какая тутова у кого национальность. Они тутова свои тактические и военные задачи решают. Если Гринберг им партизан сдал, значит Вермахту от энтого польза одна. Ежели, он в их тылу порядок навести обещает – то им так же польза одна….
